А другого глобуса у вас нет?..

Тут с объяснением разные, конечно, варианты могут возникать. Можно и так предположить, что здесь именно стремление к максимальному профессионализму работало. То есть, не сявка я, дескать, какая-нибудь, потому как свой — и очень узкий — профиль у меня имеется. Хотя, как я уже сказал, варианты возможны.

Бывают, кстати, спецы с профилем и еще более зауженным. В недалеком 1996 году в городе Лиль во Франции в очередной раз изловила полиция тамошняя Филиппа Деланчера, закоренелого рецидивиста и человека в почтенных уже летах. И взяли его с поличным на краже бутылки анисового аперитива — настоечки, то есть, алкогольной.

И вот вроде бы бутылка всего лишь, да еще напитка весьма своеобразного (который я, однажды отпробовав, второй раз пить возьмусь разве что под угрозой расстрела). Но тем не менее месье Деланчер без всякого преувеличения в рецидивистах оказывается. Потому что арестован он был в… пятьдесят первый раз. Причем все до единого аресты были только и исключительно за кражу все той же анисовки. В жизни он никогда ничего другого не крал — ни «Мартель» какой, ни, Боже упаси, «Смирновскую». И до того он тамошним полицейским властям знаком хорошо, что для него давным-давно персональную камеру в Лилльской тюрьме готовенькой держат. Он оттуда когда и выходит, так до первого ликеро-водочного магазина. До первой же своей вожделенной бутылочки с анисовым пойлом. А потом с душой повеселевшей — обратно на нары.

Разные, конечно, могут мнения быть насчет галереи типов, выше представленных. И я тут не о том, что сажать или не сажать, законченный там идиот или еще так, придурок, и все такое прочее. Речь о том лишь шла, что не всяк так уж ладненько в ящичек с ярлычком «преступник» (в расхожем нашем понимании этого слова) ложится. Оно, это существо криминальное, что спит и видит, как бы на закон во всем его могуществе и своеобразии покуситься, может, в каждом из нас — пусть даже и в самых потаенных закоулках души — проживает. Лихость и казачья, и разбойная самим этим словом к общему знаменателю без особых проблем приводятся.

Для меня тезис этот вот в какой истории хорошо суммируется. Жил себе в Америке, в штате Вермонт (а штат, я вам доложу, хороший, красивый, не по-американски спокойный — да вот хоть у Александра Исаича спросите), вполне добропорядочный человек, с незапятнанной трудовой и прочей биографией, по имени Виктор Шоу. И дожил он такой славной жизнью до пятидесяти шести годов. Без дураков, нескандально жил — но и незаметно. (Таким Курт Воннегут, если помните, рекомендовал на камне могильном следующую эпитафию: «Такой-то. Дата. Дата. ОН СТАРАЛСЯ»).

И вот в апреле 1994 года наш мистер Шоу, едучи себе по хорошо знакомому шоссе номер 89, увидел впереди полицейскую дорожную баррикаду. Ну, знаете, как оно бывает — куча машин со сверкающими огнями, полосы с шипами выложены, чтобы гаду, которого полиция дожидается, шины напрочь проткнуть, снайперы там всякие на исходной боевой позиции, и так далее.

И тут, конечно, каждый водитель добропорядочный должен скорость сбросить резко, шепотом к засаде подъехать и инструкции для дальнейших своих действий получить — в смысле, стоять ли ему или как-то дальше двигаться, с учетом интересов всей операции.

Видимо, мысль такая и была первой из тех, что нашего Виктора Шоу посетили. (Должно было быть так, все-таки о человеке исключительной нормальности речь ведем, несмотря даже на кажущееся между этими двумя словами противоречие). И я не знаю, что там всеми уважаемый мистер Шоу с этой первой мыслью делал, а только согнулся он хищно в кресле своем водительском, глаза прищурил зловеще, акселератор до полу вдавил — и погнал на вражью засаду, на шипы, на машины да на засевших снайперов. В лобовую кавалерийскую атаку.

Дальше, конечно, ясно. Передок вдрабадан, шины в клочья, машина юзом, «руки вверх» и все, в таких ситуациях положенное. Задержали, в общем (слава Богу, не застрелили).

Обвинений, конечно, предъявили вагон и маленькую тележку. Среди прочего — управление транспортным средством в нетрезвом состоянии. Да что уж греха таить — был наш герой слегка под шофе. Не пьян, однако же, вусмерть, этого и полиция не утверждала — а вот настолько ровно, чтобы «социального контролера» своего на хрен послать.

И сколько ни выспрашивали Виктора (и полиция, и несколько позже досужие журналисты), что ж подвигло его на такое деяние неординарное — ответ всегда был один. Расплываясь в мечтательной улыбке, во всем прочем законопослушный и порядочный гражданин вежливо пояснял: «Понимаете, я столько раз видел ЭТО в кино… И вот такой случай… Я просто не мог не попробовать».

«И вот такой случай». Всмотрись в себя, дорогой ты мой читатель, поглубже всмотрись, посерьезнее, без суеты. А если супер-эго визгом заходится, протестуя против такого анализа, прими стопку, мало — две. Но всмотрись.

Не может быть, чтобы где-то в недрах собственного "я" — пусть даже очень, очень глубоко — не обнаружил ты доброго нашего знакомого Виктора Шоу, во всем прочем правильного и праведного. Который — когда «вот такой случай» — вполне способен вдруг: коршуном вцепившись в руль, акселератор в пол до отказа, и с залихватским то ли казачьим, то ли разбойным посвистом — вперед, всем чертям назло, под удивленно-испуганными взглядами увеличенных оптическими прицелами глаз. Потому что — однова живем.

Отсюда все они и проблемы — с полочками, ящичками и ярлычками.

В общем, так оно выходит, что желание это — заветную и пугающую черту преступить — не такая уж музейная редкость в любом наугад взятом человеческом организме. Причем делу этому, как и любви, буквально все возрасты покорны. С самого сопливого начиная.

В октябре 1993 несовершеннолетний гражданин Мики Спраул уселся горделиво за руль семейного автомобиля — да и поехал. Не имея никаких, кстати, водительских прав. (С другой стороны, кто ж ему их выпишет — в три-то года…)

И вот выкатился водитель трехлетний (вот ведь она вам, автоматическая коробка передач!) на большую дорогу, да и понесся куролесить. Помяв две припаркованных у обочины машины, а равно и ту, в которой за рулем сидел — и непонятно еще, как во встречный транспорт не врезавшись. Поймали, слава Богу — живого и здорового. Ты, говорят, что же, а? А дитя радостно: «А я сел и поехал — вжжжжик!»

Ну, тут вроде и не столько преступление вопиющее выходит, сколько правонарушение. Так-то оно так, да только полтора месяца спустя после поездки своей знаменательной, взял все тот же изобретательный мальчик Мики зажигалочку, чиркнул где надо колесиком, да и спалил дом, семье его принадлежавший. Дотла причем спалил. От дома головешки одни остались, а папа любознательного малыша приземлился в больнице с ожогами второй и третьей степени. И опять Мики, поблескивая глазенками с телеэкранов, с народом впечатлениями делился: «А у меня теперь дома — нетю!» Машины «нетю», дома «нетю» — считай, ничего больше «нетю». Чудом еще папа есть, на больничной койке. Но и тут ведь простор для пытливости имеется: а что, если на вот эту вот трубочку наступить? И вот эту иголочку выдернуть? И почему это папа хрипит так странно?