А-Два
Шрифт:
Пирожок оказался в меру сладким, еще теплым и восхитительно хрустящим, какао— горячим и очень молочным. Употребив первый со вторым, Семенов-младший отнес тарелку и стакан в моечную, и выдвинулся из помещения столовой в сторону вестибюля. Вышел, но не дошел: в коротком коридорчике ему навстречу попалась Ингаэль, и первые же ее слова дали понять, что встреча произошла не случайно.
– Станислав!
– когда очень сильно надо, эльфийки умеют вкладывать в нежный голосок, звучащий тонкими колокольчиками, весьма убедительную мощь.
– Станислав, подожди. Нам надо поговорить.
– С этими словами
– Привет, Инга!
– Семенову-младшему вдруг стало не по себе. Он, конечно, ожидал этой встречи, и даже заготовил долгую и прочувственную речь о перспективах межнационального союза, но именно сейчас оказался не готов: достойная высечения в мраморе и граните риторика совершенно выветрилась из буйной рогатой головы.
– Стас, тут вот какое дело. Я ведь не слепая и не глухая, сама все вижу, слухи ходят, девочки шепчутся...
– решительности неторопливой, как правило, Ингаэли, мог прямо сейчас позавидовать большой шоссейный грейдер.
– Я понимаю, что нравлюсь тебе. Но...
– Дай, догадаюсь. Дело не во мне, дело в тебе, да?
– блеснул пониманием ситуации комсорг.
– Ты, конечно, хорошо ко мне относишься, но...
– Ну конечно, дело во мне, Стас!
– Ингаэль изобразила сердитую гримасу, удивительно шедшую, как и вся мимика, к вечно юному лицу. Семенов-младший немедленно залюбовался, и, от того, чуть было не пропустил важный вопрос.
– ...думаешь, сколько мне лет?
– девушка смотрела на ухажера одновременно грустно и выжидающе, и парень, разумеется, ожидания оправдал.
– Ну, я точно сказать не могу, но, наверное, сотни полторы?
– он чуть было не сказал «две», но вовремя поймал себя за язык: даже долгоживущие девушки отчего-то страшно не любят, когда угадывают их настоящий возраст, и всегда склонны к занижению.
Эльфийка тряхнула копной чудесных пепельно-золотых волос, и заявила, будто бросаясь в воду с высоких мостков: - Станислав, все верно, только не сотни, а тысячи. Мне одна тысяча пятьтсот тридцать два года по летосчислению хээсэс. Еще... Ты ведь знаешь, меня забирает с занятий немолодой мужчина? Так это не отец и не муж. Это внучатый племянник.
Семенов-младший был ошарашен, но позиций решил не сдавать.
– Ты очень молодо выглядишь для настолько, хм, взрослой, женщины, - парировал комсорг.
– Эльдар, конечно, живут долго, но не бессмертны!
– Станислав, я - дочь старшей ветви. Нам иногда доступны такие вещи, что и не снились другим эльфам, пусть они и будут они сколь угодно чистокровными. Например, я прошла полное омоложение, и сейчас действительно ношу разум взрослой, почти старой, женщины, в теле юной девицы. Кстати, мне, по этим меркам, все же не полторы сотни лет, а все две.
– Взгляд девушки стал немного печален.
– Так, Ингаэль, скажи мне вот что. Ты ко мне испытываешь неприязнь? Может, плохо относишься, и поэтому у меня нет шансов?
– комсорг понимал, что некоторые вопросы девушкам, пусть и полуторатысячелетним, задавать не стоит, но его, что называется, несло.
– Нет? Тогда давай сделаем так. Пусть все идет, как идет. Там посмотрим, будет видно, разберемся.
– Ты мудрее большинства живущих людей.
– улыбнулась
Девушка упорхнула куда-то в сторону вестибюля. Семенов-младший вдохнул, выдохнул, вдохнул снова, и собрался, было, отправиться следом: опаздывать на лекцию и вправду не годилось. Сделал шаг, и тут...
– Алё, фраер, шаг сбавь!
– неприятно и неожиданно послышалось со спины. Комсорг резко обернулся: позади стоял Ширя, или как его там называли в катране, персонаж мелкий, вредный и, как понял сам Семенов-младший, не особенно уважаемый в бандитской среде. Возможно, стоило попытаться уйти или позвать на помощь, но студент, как и большинство людей, с уголовным миром дела не имеющий, испугался настолько, что просто не смог сделать ничего подобающего.
– Ага, сюда внимательно.
– Ширя очевиднейшим образом считал состояние и настроение оппонента: как любой мелкий хищник, делать это он умел превосходно.
– У тебя осталось не так много времени. Поясню для тупых, даже мало. Времени мало, денег много, и с каждым днем все больше. Такси едет, счетчик крутится, знаешь?
– и, явно довольный достигнутым эффектом, уголовник быстрым шагом отправился вдоль по коридору, где и затерялся. Шаги затихли.
Семенов-младший совладал с подгибающимися нижними конечностями, и, пусть медленно, но целенаправленно, отправился в другую сторону: до пары оставалось минут десять, а еще надо было подняться на десятый этаж в одном из вечно переполненных лифтов.
Довольно далеко и от места, в котором произошли сразу два таких важных разговора, и, собственно, от Ленинграда, те же самые слова тех же самых персон слушали четверо.
Четверо были единообразно обряжены в темно-зеленую военную форму, немного напоминающую кроем гражданские костюмы, носили непривычные для жителей страны Советов погоны с разным количеством звезд и наплечные знаки, в которых хитрым образом сплетались образы листьев, травы и других интересных растительных вещей.
Это, а также довольно молодой и излишне холеный внешний вид каждого из четверых выдавали в них или прямо эльфов, или их ближайших потомков, например, эльфинитов.
Четверо собрались в небольшой, но светлой комнате, сидели у огромного экрана новенького счетника, выполненного, как и все вокруг, в стиле невесомо-неубиваемом, и, кроме прослушивания голосовой записи, внимательно следили за ползущими по экрану кривым эмоциональных показателей собеседников.
Даже по тем отрывочным данным, что удалось получить из звуков дыхания собеседника молчаливого, было очевидно: молодой человек в панике и очень сильном расстройстве.
Четверо были штатными сотрудниками службы безопасности Рижской Пущи, находились на службе, и сейчас, получив нужную информацию, принялись ее обсуждать.
– Далее я действовал по инструкции. Сделал две копии записи, подключил усиление по месту, отправил копию в архив, доложил по команде.
– Один из четверых, судя по желудям-шестеренкам на погонах, относящийся к технической службе, закончил доклад.
– Вы действовали совершенно правильно, товарищ капитан. По обстановке и инструкции. А мы... Мы — давайте, для начала, решим, наше это дело или нет.