А П Чехов в воспоминаниях современников

– Как это странно... мне именно сегодня приходили в голову почти те же слова!..

Он задумался и принялся читать дальше.

Кстати сказать, около этого времени А.П. перерабатывал своего неудачного "Лешего" - из каковой переработки, как известно, получилась его лучшая драматическая вещь "Дядя Ваня"{43}, - и, как это ни странно, обоих "сверстников" постигла одновременно одна и та же судьба, то есть обе не были одобрены литературно-театральным комитетом: мой "Затерянный мудрец" петербургским, а его "Дядя Ваня" - московским... и обе нашли впоследствии приют на частной сцене: моя комедия в Суворинском театре, а чеховская - в театре Станиславского... Страннее всего, что и мой чуткий "затерянный" профессор (проф. Макушин), и чеховский - бездарный, но "популярный" (проф. Серебряков) одинаково были отвергнуты "профессорским" синклитом. Житейская правда остается, таким образом, за Чеховым, так как в синклите не оказалось ни одного... Макушина! \81\

Дочитав корректурные листки, Чехов сделал мне несколько ценных указаний "относительно необходимости в драматическом произведении большей простоты и близости к жизни, не только в речах действующих лиц, но даже в самых их именах и фамилиях"; и затем стал упрашивать меня погостить еще лишние сутки, убеждая, что корректуру можно отличнейшим образом переслать редакции почтой. Соблазн был очень велик, и я стал сдаваться, когда неожиданно вернулся с прогулки московский немец. Чехов вдруг закашлялся и скоро ушел, мрачно покосившись на толстый немецкий чемодан, загромождавший проход.

Ах, этот немец! Он испортил всю музыку...

Немец оказался, однако, довольно добродушным малым и сразу выложил свои карты... Дело в том, что у него была запасена где-то, на границе Румынии, невеста, и он собирался жениться, для чего и выхлопотал трехмесячный отпуск... И вот, проездом в Румынию, ему пришло в голову заехать к "коллеге" и погостить недельку-другую в Мелихове.

При последних словах я внутренно похолодел за Чехова и решил во что бы то ни стало спасти его от немца... Я чуял как художник, что Чехов не только был переутомлен недавним московским наваждением, но именно находился в том знакомом художническом возбуждении, когда особенно хочется работать... И я стал усиленно гипнотизировать немца - я ему стал объяснять, что Чехов первый русский писатель и что он серьезно болен и нуждается в полнейшем покое. [...] Немец долго сосредоточенно думал, посмотрел с унынием на свой великолепный чемодан и вдруг решительно выпалил:

– Вы правы, Herr Щеглов: всякий черт сюда лезет!.. Давайте езжать назад!!

Я почти со слезами обнял благородного немца (сначала, признаться, я понял его фразу в единственном числе и не разобрал, что он ставит на одну доску свое шапочное знакомство и мою десятилетнюю писательскую дружбу!).

Нечего было делать - надо было "езжать назад"... вместе - уж выручать товарища, так выручать!

К величайшему недоумению Чехова, за обедом я мужественно объявил, что "мы" сегодня же должны непременно ехать в Москву и усердно просим дать лошадей, чтобы не опоздать на поезд.

Но этим анекдот не кончается...

Выехали мы вовремя и ехали все время благополучно, \82\ когда, на половине дороги, немец вдруг побледнел и, ухватив кучера за кушак, остановил тарантас.

– Что случилось?

Немец тупо посмотрел на меня:

– Надо езжать назад: я забыл мой пальто!..

Мне сделалось нехорошо. Но внезапно счастливая мысль озарила мой мозг, и ко мне вернулось самообладание.

– Что ж, вернемтесь, - с мнимой покорностью поддакнул я, - только очень жаль... что вашей свадьбе теперь не бывать!

– Это зачем?
– толстая физиономия немца выразила ужас и недоумение.

– Очень просто, зачем - затем, что нет на свете хуже приметы... как возвращаться с пути назад! Во время путешествия это самое роковое предзнаменование!..

И я привел ему наудачу два-три примера, когда самые лучшие планы рушились только из-за того, что человек возвращался назад за каким-нибудь пустяком. Был даже такой случай... Один мой товарищ, превосходнейший молодой человек, назначивший своей невесте свидание, забыл дома свой портсигар и вернулся с дороги. И что же бы вы думали? Невеста, не дождавшись в назначенный час жениха, неожиданно помешалась и выбросилась из окошка... А что до пальто (оставлено было второе, "осеннее пальто"), то я уверял его, что по нынешнему теплому времени оно было бы прямо в тягость, и самое лучшее телеграфировать со станции, чтобы пальто выслали по новому адресу - прямо по адресу вашей невесты, - лукаво добавил я. Напоминания о невесте размягчили сентиментального немца... и мы снова двинулись в путь, причем возбужденный немец даже посулил кучеру на чай{44}.

Записывая теперь этот анекдот, вижу с горечью, что жертва моя куплена была слишком дорогой ценой. Мог ли, впрочем, я тогда подозревать, что это свидание с Чеховым "будет последним"?.. Не успел осмотреться в Мелихове, как уже пришлось уезжать!.. Урывками осмотрел я сельскую церковь в Мелихове, украшенную, по словам сторожа, усердием Чехова, видел мельком строящуюся школу (опять стараниями того же Чехова), урывками беседовал кой с кем из мелиховских мужиков, с трогательной ласковостью отзывавшихся о новом мелиховском помещике; а затем уцелели в памяти... уморительная собачка Бром, клумба с яркими фантастическими тюльпанами и благоухающий вишневый сад этот отныне исторический \83\ "вишневый сад", в это утро первого мая бывший в полном цвету, точно нежный свадебный букет.

И говорить приходилось с Чеховым тоже урывками. Помню, когда уже подали к крыльцу тарантас, Чехов что-то говорил мне, но я сильно волновался, и в памяти мелькают сейчас только отдельные фразы: "Когда-то, Жан, мы с вами увидимся?.. Что-то будет через семь лет?.. Теряем мы жизнь!.."

Когда мы уже хотели двинуться в путь, Чехов присел на подножку тарантаса и с полверсты провожал нас. Затем он слез и пешком пошел домой... Я невольно оглянулся ему вслед... Чехов шел чуть-чуть сгорбившись, опираясь на палочку, и, вероятно, думал про себя свою странную хмурую думу: "Что-то будет через семь лет?!"

Роковая цифра!..

Через семь лет пришла... европейская известность и вместе с ней смерть. \84\

И.Е.РЕПИН

О ВСТРЕЧАХ С А.П.ЧЕХОВЫМ

К сочинениям А.П.Чехова мне не пришлось много рисовать - в настоящее время нет никакого рисунка, относящегося к милому, незабвенному писателю{1}.

И в жизни мне не посчастливилось в общении с ним. Встречались очень редко. Живее всего он рисуется мне при первой встрече. Он посетил меня в моей студии у Калинкина моста (вероятно, в 1887 году).

Положительный, трезвый, здоровый он мне напоминал тургеневского Базарова.

Как-то раз, сидя у меня, он увлекся воспоминанием своей практики земского врача. Нарисовал несколько живейших картин в деревнях, когда он являлся туда на вскрытие трупов скоропостижно умерших.

Дело происходило больше на открытом воздухе.

Зрители выползали со всех углов и переулков и все смелее и смелее обступали доктора, раскладывавшего хирургические инструменты вблизи покойника, торжественно лежащего на столе посреди улицы. Увлеченный своим неприятным делом по обязанности, Чехов не замечал, как любознательные мальчишки все больше и больше подвигались к умершему, наконец, мешали доктору... При этом воздух!.. Хотя и на открытом воздухе.

И вдруг при повороте раздутого мертвеца, полного газов, покойник сделал губами "бр-р-р". Публике показалось, что он оживает... С визгом бросились врассыпную, кувыркаясь друг через друга, во все стороны испуганные мальчишки{2}.

Один раз в собрании Литературного общества мне удалось сделать с него очень удачный набросок (он не позировал){3}. Кто-то выпросил этот набросок, по \85\ обыкновению (их много было сделано за время моего посещения собраний с разных лиц).

Тонкий, неумолимый, чисто русский анализ преобладал в его глазах над всем выражением лица. Враг сантиментов и выспренних увлечений, он, казалось, держал себя в мундштуке холодной иронии и с удовольствием чувствовал на себе кольчугу мужества.