А потом я попала в историю Золушки
Шрифт:
– Хочешь их порезать сначала? – спросила Лилиан.
Марион, с трудом сдерживая застилавшие глаза слёзы, помотала головой.
– Тогда заливай. – Лилиан протянула ей жидкость для розжига.
Когда первое масляное пятно растеклось по нежно улыбающемуся лицу Шона, такому родному и любимому, Марион не выдержала. Упав на колени, она обняла ржавое корыто, будто это был сам Шон, и заорала дурным голосом: было так больно и одиноко, что хотелось умереть.
– Марион, фу! Отпусти эту гадость! – Лилиан, с трудом отодрав подругу от корыта, оттащила её в сторону и, убедившись, что они обе находятся на безопасном расстоянии, кинула в него
Столб пламени взвился в тёмное небо, и вместе с ним в руках Лилиан взвилась Марион.
– Не-е-ет! – истошно вопила она. – Не надо, пожалуйста! Верните мне его! Я всё сделаю! Я изменюсь! Я исправлюсь! Только верните мне Шона!
– Спокойно, спокойно, девочка, – ласково приговаривала Лилиан, поглаживая трепыхавшуюся подругу по голове.
Когда над истлевшей грудой хлама погасли последние искры, Марион уже спала в объятиях подруги. Ей снился сон о счастливых временах, которые было уже не вернуть, и по её лицу продолжали течь слёзы.
***
Наутро Марион стало так плохо от выпитого спиртного, что Лилиан пришлось отвезти её в отцовскую больницу. Марион отключилась, едва её положили на койку, а Лилиан села рядом и начала поглаживать подругу по голове. Как же она любила эту добрую, нежную девочку… И как ненавидела парня, который заставил её страдать.
– Доброе утро, – зайдя в палату, поздоровалась медсестра. – Я пришла поставить капельницу.
– Доброе утро. – Лилиан поднялась с койки, чтобы не мешать. Медсестра приветливо улыбнулась и, подойдя к пациентке, осторожно вставила ей в вену иглу.
– Не говорите никому, ладно? – попросила Лилиан, наблюдая за работой медсестры. – Её отец работает в соседнем корпусе, и если до него дойдут слухи…
– Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу, – заверила хозяйскую дочку та.
– Спасибо.
Когда медсестра ушла, Лилиан снова присела на кровать Марион. В детстве они были не разлей вода, и Лилиан хорошо помнила, какой Марион была тогда: светлой, всегда улыбающейся девочкой. Но, когда им было по четырнадцать, Лилиан уехала учиться за границу, и их дороги разошлись на три года… Лилиан до сих пор помнила, в каком шоке была, когда впервые увидела Марион-старшеклассницу: затравленное создание с вымученной улыбкой, которое сидело перед ней за столиком кафе, было лишь тенью того жизнерадостного колокольчика, каким она была раньше. И вот теперь, стоя рядом с больничной койкой подруги, Лилиан видела перед собой даже не тень колокольчика, а бледную, осунувшуюся куклу с иссушенными потрескавшимся губами и тусклыми, спутанными волосами…
– Что ты с ней сделал, Шон Фелман? – сжав кулаки, с ненавистью процедила Лилиан. – За что ты сломал жизнь моей лучшей подруги?
Но ей не нужен был ответ. Она уже и так знала его: чтобы развлечься. У этого самовлюблённого актёришки никогда не было серьёзных намерений насчёт Марион.
– Непростительно, – с трудом сдерживая закипающую внутри ярость, выдавила Лилиан и, порывисто встав, вышла в коридор. Её захлестывала жажда мести, и она уже придумала, что предпринять.
Достав смартфон, Лилиан набрала номер Шона.
– Алло?
– после нескольких гудков послышался в динамике его голос.
– Привет, Шон, это Лилиан. Не забыл ещё меня?
– Нет, конечно. Что случилось? Что-то с Марион?
– Да… – Лилиан замолчала.
– Что случилось?
– Как она и
– Что с ней?
– Она сейчас в нашей клинике. Мы сделали всё, что могли…
– Что с ней? – в очередной раз повторил Шон. Теперь в его голосе слышалась уже неприкрытая паника.
Последовала очередная пауза – Лилиан нравилось играть с этим напыщенным козлом.
– Её жизнь уже вне опасности, не волнуйся.
– Да что с ней произошло?! – не выдержал Шон.
Лилиан усмехнулась, заранее представляя реакцию Шона, и, упиваясь каждым словом, произнесла:
– Вчера вечером Марион попыталась покончить жизнь самоубийством.
Шон не отвечал очень долго. Лилиан даже решила, что звонок сорвался. Но, когда она сказала: «Алло?», он всё же заговорил. Голос его сел и дрожал.
– Она ещё в клинике?
– Да.
– Я сейчас приеду.
– Приезжай.
Закончив разговор, Лилиан довольно усмехнулась и пошла будить Марион.
– Но я не могу! – выслушав предложение подруги, воспротивилась та. – Лилиан, я не могу с ним так поступить!
– Расслабься. Я ведь не сказала ему, что ты умерла.
– Ты сказала ему, что я пыталась покончить жизнь самоубийством! Что он обо мне теперь подумает?
– Какая разница, что подумает этот козёл? Он бросил тебя ради другой! Вчера наверняка уже грелся в её тепленькой постельке. А ты чуть не померла от отравления. Чем не самоубийство?
– Но я не хочу, чтобы он считал меня какой-то психованной истеричкой! Я хочу, чтобы у нас остались хорошие воспоминания друг о друге!
– Марион, – Лилиан порицательно покачала головой, – я всё понимаю, но должен же быть предел у твоей наивности. Тебя бросили! Вытерли о тебя ноги, как о половую тряпку. Попользовались и бросили. А ты ещё заботишься, чтобы у него остались о тебе хорошие воспоминания! Да у него вообще не останется воспоминаний о тебе. Выкинет из головы и при встрече даже не узнает. Если, конечно, продолжишь вести себя как бесхребетное существо и не воспользуешься шансом, который я тебе подарила.
– И что я должна ему сказать, по-твоему?
– Всё! Скажи ему всё, что чувствуешь. Пусть знает, какую боль он тебе причинил.
В дверь постучали.
– Да? – откликнулась Лилиан.
В палату заглянула медсестра.
– Вы просили предупредить, когда придёт тот молодой человек…
– Пришёл? – перебила Лилиан.
– Да. Проводить его в палату?
– Угу, давайте. – Лилиан посмотрела на Марион. – Ну вот, подруга, пришёл твой звёздный час. Смотри не прошляпь его.
Марион открыла рот, порываясь что-то сказать, но затем сникла и, низко опустив голову, стиснула руками одеяло.
Поняв, что сопротивление сломлено, Лилиан победно усмехнулась.
– Удачи! – Она слегка приобняла подругу и, поднявшись, уже в дверях добавила: – Я никому не позволю вытирать ноги о милую, добрую Марион, и ты не позволяй. Договорились?
Марион крепче сжала одеяло и чуть заметно кивнула.
«Лилиан права, – подумала она, откинувшись на подушку и вперив бессмысленный взгляд в потолок. – Я столько лет отказывала себе в простых удовольствиях, вроде занятий в художественной школе, чтобы иметь возможность по первому зову примчаться к Шону, если у него вдруг появится свободное время, жила им, дышала им, совершенно позабыла о себе и своих желаниях… Имею же я право хотя бы высказать напоследок то, что накопилось на сердце?