…А родись счастливой
Шрифт:
— А дальше он погиб, — тихо сказала Люба.
— Знали его?
— Была за ним замужем…
— Вона что!.. А чего случилось-то?
— Провалился под лёд на машине…
— Да… Бывает… И давно вдовствем?
— Полгода почти.
— Трудно одной?
— Привыкла.
— И чего? Никого пока нет? Аж не верится, на вас глядя. — Капитан вдруг подхватился, сунулся в сейф, достал початую бутылку «Арарата» три звёздочки, пару рюмок. — А давайте помянем хорошего человека?
— Спасибо, мне не хочется. И голова разболелась после всего…
— Ну, коньяк-то как раз… Расширяет.
— Спасибо, не буду. Потом ещё сильнее заболит.
— Ну, вот! У меня и лимона немого осталось. — Достал из сейфа блюдечко с парой кружочков подсохшего уже лимона с подтаявшими на них щепотками песка. — Так что давайте… Не помню уж как его звали…
— Анатолий Сафронович.
— Точно! Помнил ведь… У меня дед был Сафрон… Так что — за Сафроныча и за Сафрона! А?
— Спасибо. Я точно не буду! — твёрдо отказалась Люба.
Капитан поскучнел. Держа рюмку в кулаке, он уставился на неё. Она тоже не отвела от него взгляда, замечая, как меняются его некрупные карие глаза, как поднимется в них что-то тяжёлое, как перестают они моргать и пропадает доброта, какую она видела в них минуту назад.
— Хорошо. Я выпью с вами и за вас, за всё, что вы для меня сделали, — торопливо согласилась Люба и взяла свою рюмку.
— И ещё сделаю, если поймёшь меня, — сказал капитан каким-то другим голосом. — И если договоримся…
Ох, уж эта перемена в глазах и в голосе мужиков! До чего знакома она Любе, и как она ей неприятна…
— Договоримся о чём? — спросила она, стараясь подавить подступающий страх.
— О раскладе. Он у нас такой: или я сам пишу протокол, или отдаю следователю это сочинение курсантика…
— А что я должна делать? — спросила Люба, хотя почти уже знала ответ.
— Как говорят в высоких кругах, расслабиться и получать удовольствие…
— А если меня ничего здесь не расслабляет, то?..
— Есть ещё вариант. — Капитан выплеснул в угол свою рюмку, упёрся в Любу насмешливым взглядом. — Могу отправить тебя в обезъянник, там как раз трое урок у меня кочумают. Они согласия не спросят. Или к ванькам в спальник, эти тоже не суходрочкой с тобой займутся…
Чем спокойнее говорил это капитан, тем страшнее становилось Любе, и было уже не до твёрдого взгляда в его глаза. Надо что-то делать, соображала она. Слёзы? Да разве они тронут? Кричать? Успокоит в два счета. Хитрить, затягивая время, может, ещё что-то придёт в голову…
— Хорошо, капитан, — выговорила она. — Не надо никакого обезьянника, и ванек не надо. А где мы?…
— Диваном поскрипим! А хочешь, на столе. — И он стал торопливо сдвигать на край стола телефоны, банку с остатком кипятка, стаканы, пачку с тремя слонами, протокол.
И Люба сообразила, что ей делать дальше.
— Слушай, капитан. А если потом я принесу тебе в подоле?
— Ой, вот этого не надо бы! У меня их и так вон сколько по Луговой шляется… А чего проще-то, если боишься?.. Возьми за щеку, — сказал он, выходя из-за стола к ней.
— Подожди, — упредила Люба. — У меня, вроде, где-то были… — Она повернулась к дивану, где лежала в углу её сумка.
Капитан опередил. А вдруг там у неё не то, что надо? Схватил
сумочку, вытряхнул содержимое на стол. Начал расталкивать пузырьки, тюбики, щётки и расчёски, записную книжку…«Господи, а визитки-то где?» — испугалась Люба. Именно на одну из них она решила положиться.
Выпали и они!.. Капитан взял все три, пробежал глазами, две отбросил. Одну оставил в руках. Она узнала карточку Ускова.
— Это кто? — глухо спросил капитан.
— Начальник Главного управления БХСС МВД СССР, генерал лейтенант Усков, — ответила Люба с усмешкой, на какую хватило сил.
— Кто он тебе?
— У нас подано заявление в ЗАГС, а что?
— А что это он тебя в плацкарт сунул? На мягкий денег не хватило у генерала?
— Ничего уже не было в кассах. Я перед самым отходом билет брала. Не веришь, позвони ему.
— Кто сейчас в главке ответит, кроме дежурного?
— На обороте карточки — его домашний телефон. Звони. Или давай, я позвоню.
— С этого Любовь… Как вас там?
— Андреевна.
— С этого, Любовь Андреевна, надо было ещё в вагоне начинать, — сказал капитан и опустился на стул. — Ехали бы сейчас к дому… Или куда вы едете?
— На работу, в телестудию «Волна», — сказала она уже с некоторым вызовом и для верности спросила: — Надеюсь, поможете не опоздать?
— Следущий — Архангельский. Этот мимо пролетит. Разве что вологодский. Но он тоже не рано, — начал перечислять капитан, приходя в себя и удивляясь внутренне, как его надула девка! В другой бы раз, ничего б ему не стоило отпереться — мент ведь всегда прав… А тут — генеральская штучка! Поди докажи, что не лез?
— Может машиной? — предложил он. — С удовольствием подкину, если заведётся. И не удержался: — А могу я надеется, что остальное останется между нами?.. У меня выслуга подходит… А, Любовь Андреевна?
— Ничего не было, капитан! — сказала Люба и провела всё ещё дрожащей ладонью по его небритой щеке.
Глава 26
Месяц уже Альбина Фёдоровна дышит весенним лесным воздухом в пригородном профилактории, куда Игорь отправил её с глаз долой «подлечиться». Съездила она однажды домой навестить сыновей, но лучше бы и не собиралась. Элитная квартира Сокольникова, которую она всегда держала в идеальном порядке, за неделю её отсутствия превратилась в кисло пахнущую свалку разбросанной по комнатам одежды, грязной посуды, пустых бутылок, недопитых фужеров и окурков. В гостиной светился пустым экраном и хрипел не выключенный телевизор с каким-то серым ящиком на нём. Массивный круглый стол сдвинут к дивану, испятнанному вином и ещё чем-то.
«Господи, что хоть тут было? Старший с целым райкомом гулял или младший весь класс притащил? И где они, стервецы?» — Сообразила: — «Старший, наверно, на работе — ведь четверг сегодня. И у младшего ещё не каникулы. В школе…»
Как-то сразу она устала. Захотелось присесть на диван, подумать, с чего начинать превращать бедлам в прежнюю квартиру. Но пристальнее глянула на залитый и испятнанный велюр дивана и едва выбрала чистое местечко. «Что хоть тут было?.. Вот бы Анатолий увидел… Было бы грому…»