А Роза упала… Дом, в котором живет месть
Шрифт:
— Догадывалась.
На Южной веранде
— Котище, — задумчиво спросила Кукла, рассматривая в пудреничное зеркальце свое лицо, — нам, наверное, стоит тоже принять участие?
Она уже успокоилась немного. И хотелось поговорить. Этакий послестрессовый синдром.
— Угу, — согласился Кот, не отрываясь от свежего номера GEO, — конечно…
— Соболезнования как-то выразить, — развивала тему Кукла, — траурную открытку подписать…
— Угум, — поддержал Кот, — обязательно, пупс… Кукла почуяла неладное.
— Канкан пойти станцевать, — продолжила она, — стриптиз там… Поминальный… Конкурс организовать… На лучший эскиз надгробного памятника и эпитафию.
— Разумеется, дорогая, — одобрил
Кукла вскочила и выхватила у него журнал.
— А вот фиг тебе, а не Гео! — заныла она обиженно. — Я с ним, как с родным, тут разговариваю…
— Я все слышал, — отмел подозрения Кот, — все-все слышал, верни, пожалуйста, журнальчик. Статья интересная. Про одно африканское племя и их обряд инициации мальчиков. После того как их официально объявляют мужчинами, они имеют право носить глиняную шапочку с белым пером и жениться. Верни, а?
— А в чем заключается обряд посвящения? — подозрительно спросила Кукла.
Кот не ответил, Кукла загородилась глянцевыми страницами и перевела дыхание. Она устала, очень устала. Провела рукой по лбу. Поправила толстую косу, сегодня просто перекинутую на грудь. Она хочет домой и чтобы все уже закончилось. Надо действовать, действовать. Чтобы быстрее.
— Давай обсудим наши планы, — серьезно сказала она.
Рыжий Кот поцеловал ее в нос:
— Отлично! Значит, я предлагаю конкретно вот что. Во-первых, вносим изменения — с учетом последних событий, и ты мне скажи, пупс, что думаешь по поводу фотографий?
— Если честно, — Кукла скривила губы капризно, — то мне не очень… Но возражать принципиально не буду, потому что…
Раздался деликатный стук.
— Войдите, открыто! — хором сказали Кукла и Кот. В дверях неторопливо — в соответствии с печальным моментом — появилась Лилька, во всем черном. Правда, это был спортивный костюм с тремя известными миру белыми полосами по лампасам. Лилька оглядела Травяную комнату, бывший кабинет отца, и громко вздохнула. Когда отцу поручали укладывать маленькую Лилю спать днем, он превосходно справлялся с поставленной задачей: молниеносно засыпал сам, а девочка уползала от раскатистого храпа подальше и спокойно играла, сначала в пирамидки и кубики, затем в плюшевых медвежат и глазастых кукол, потом начала читать его любимую книгу «Момент истины» автора Богомолова. Книга скорее ей нравилась, чем не нравилась, пусть и было непонятно многое. Еще отец был очень хорош тем, что доедал за Лилькой рыбу.
Лиля закрывает глаза. Она ненавидит рыбу. Она не может смотреть на розовую непристойность расслаивающейся под ножом лососины, на пошлейший желтоватый перламутр осетра, на влажную глянцевитую сельдь, на развратно разъятые рты свежеотловленных судаков, на глубокие хищные расщелины скумбрий горячего копчения. Кроме стыдной первобытной мякоти, рыба содержит отвратительные на вид кости, целый карикатурный скелет, его так легко нарисовать несколькими штрихами ученического мела на доске, темно-красной помадой на собственном податливом животе, указательным пальцем на чьей-то теплой руке… Эти предательские рыбьи кости, тупыми и ржавыми шипами лениво втыкающиеся невдалеке от сжавшихся от ужаса миндалин в нежное розовое горло, чтобы отделаться от них, необходимо съесть горбушку черного хлеба и запить водичкой, так Лилю учат в детском саду, так она и поступает, мучительно откашливаясь, пытаясь улыбнуться. Этот рыбий запах, запах скользких водорослей, прихотливо извитых раковин, гладких черных камней, общей йодистой и фосфорной безысходности, секса — рыба невероятно сильно пахнет сексом. Лиля ненавидит секс.
— Может, водой ее побрызгать? — задумчиво предложила Кукла, глядя на Лилю. Лиля стояла с закрытыми глазами, прислонившись к косяку, и уже довольно давно.
— Не надо, не надо, — отверг предложение Кот, — у людей большое несчастье, они хотят немного постоять у нас в комнате.
Лиля моргнула и пару раз кашлянула, собираясь заговорить.
Она хотела бы сказать о своей уединенности в большой семье, разобщенном клане, диком племени, о том, как плохо быть одной, а быть с кем-то она совсем не умеет. О том, что она охотно бы этому поучилась, и попробовала бы
полюбить рыбу, но нет толкового учителя, да и бестолкового тоже нет.Но излагать такое незнакомым людям невозможно, и Лиля, виновато улыбнувшись, бодро произнесла:
— Вам нет никакой необходимости прерывать ваш отпуск и съезжать. Траурные мероприятия вас не коснутся, не переживайте… Если только сами не пожелаете посетить поминальный обед, завтра, после двух… Нам будет приятно вас видеть.
Кот согласился, что, если возможно, они предпочли бы не съезжать а поквартировать до начала августа.
Кукла согласилась, что поминальный обед они посетят.
Про Дом. 1955–1957 гг
Лялина любовь набирала скорость, неслась уже с курьерской, грохоча без остановок мимо полустанков, дырявых полушанков, не обращая внимания на семафоры и прочие предупреждающие знаки. Виделись они с военным строителем почти ежедневно, причем прежняя осторожность в выборе места встречи была отброшена, как выеденная до зелени арбузная корка или использованный билет на тот же курьерский поезд.
Теперь Ляля могла назначать свидания в городе, в театре одном — оперном, в театре другом — драматическом, в модном ресторане, появляясь там с продуманным опозданием на десять минут и в облаке польских духов «Черная кошка». Генерал Старосельцев выполнял свой воинский долг где-то на Западе, где — Ляля точно не знала — в Чехословакии? в Демократической Республики Германии? — да особо и не интересовалась, вовсе нет. Она была рада вовремя обретенной свободе, знала, что с ней делать: каждое утро пробуждалась, мечтая о страстном rendez-vous, каждый день посещала парикмахера и портниху, каждый вечер из были превращался в сказку, вопреки всем коммунистическим принципам, да и ладно.
К тому же теперь у Ляли появилась замечательная подруга, доверенная компаньонка, с которой любую восхитительную подробность страстного rendez-vous можно было обсудить, замирая дыханьем и переживая заново, а это приятно.
Подруга звалась Виктория Альбертовна, «для друзей — просто Вика», и была она со всех сторон удивительная дама.
Анфас она десять лет просидела с мужем, советским дипломатом, в Лондоне, пережила там военные годы, как-то спасаясь от воздушных налетов в холодных каменных подвалах посольства, участвовала в прогрессивном движении английских феминисток насчет рисовать чулок прямо на голой ноге, включая аккуратную штопку, отказалась от шляпок, заваривала кофе из цикория, пекла снулые кексы из яичного порошка, в общем — бедовала. Зато послевоенная эйфория и бурное британское цветение доставили «просто Вике» немало радости, ее стройные ножки в фильдеперсовых настоящих чулках и лаковых туфельках-лодочках без устали вытанцовывали на навощенном паркете в прелестном особняке Kensington Palace Gardens 15А, что на закрытой улице, называемой лондонцами «посольской». Шестьдесят лет спустя прелестный особняк приобретет бывший россиянин Леонид Блаватник за семьдесят пять миллионов долларов, но просто Вика этого не узнает, что и к лучшему.
В профиль Виктория Альбертовна с мужем, советским дипломатом, была недавно распоряжением руководства переселена back in USSR, она надеялась — ненадолго. Муж, советский дипломат, молчал. Молчание с разнообразными выражениями лица входило в его служебные обязанности.
Дамы были представлены друг другу на первом в сезоне показе мод местного Дома Моделей, «просто Вика» была в невообразимом брючном костюме из мягчайшей кожи бирюзового цвета, носила элегантную стрижку pixy cut, утонченно дымила папироской через янтарный мундштук и вообще сильно подражала Одри Хепберн в фильме «Римские каникулы», неизвестном, впрочем, в русской провинции.
Ляля пришла в восхищение от нового знакомства. Устроившись в первом ряду, они дружно зарисовали несколько новейших платьев — Ляля в ученическую бледно-голубую тетрадку, Вика — в изящный миниатюрный блокнот. Потом, наклонившись к высокой Лялиной прическе, она доверительно прошептала ей в кудри, что готова сопроводить новую знакомицу в одно место, где можно купить себе нормальные зарубежные тряпки. Ляля, в силу своего влюбленного статуса, тряпок хотела очень, а также новую прическу pixy cut и папироску в длинном мундштуке. Вика снисходительно позволяла себе подражать. Вскоре дамы сделались очень близки.