А счастья может и не быть…

– Мне сказали, что ты хотела меня видеть. Что ты согласна с моим предложением.

– Да, я согласна.

– Как ты себя чувствуешь? – повернулся он к ней.

– А как ты думаешь? Ты уничтожил меня, Вадим. Растоптал. Как ты думаешь, как себя после этого чувствуют люди? Я же тоже человек. Во всяком случае, была когда-то…

Вадим молча смотрел на нее, и в его глазах она увидела некую жалость к ней, сочувствие и стыд за содеянное.

– Вадим, я испытала все эти страдания, за мытье полов. Потому что ты мне помог. Сейчас я буду зарабатывать опять благодаря тебе. Как я потом буду с тобой, уже за это, расплачиваться? Какую сумму ты мне выставишь? Какой процент? Что со мной будут делать? Сверлить мне кости? Отрезать части тела? Вырезать ораны на живую, для продажи? Что Вадим? Что со мной будет дальше?

Вадим, все так же молча, продолжал смотреть на нее, потом отвел взгляд и сказал:

– Отдыхай пока. Вот, возьми пока пижаму и халат – и протянул ей пакет, – Остальные шмотки привезу позже. Отлежись пару дней, приведи себя в порядок. Больше тебя никто трогать не будет. Я на днях приеду, и приступишь к работе.

Анюта громко рассмеялась:

– Опять ты прям, как волшебник! Спаситель мой! Никто меня не тронет, шмотки мне привез. Я боюсь за это в будущем с тобой расплачиваться, – в истеричном смехе, вперемешку со слезами разошлась Анюта.

– Заткнись! – крикнул Вадим. – Башкой надо, Аня, думать, а не жопой. И не вестись на легкую жизнь и лезть в лохотрон. Бесплатный сыр, только в мышеловке, это даже дети знают. Такие как ты, всегда халявы хотят, а потом ноют.

– Ты же жрешь халяву и ничего. На тебя работают, а ты ни разу спины не согнул. Избил, запугал, вы…бал. Вот и все твои усилия.

– А это не твое дело, – огрызнулся Вадим и пошел к двери.

– Да какая халява?! Я всего лишь убиралась в квартире твоего брата! Всего лишь убиралась! Это того не стоит! Я понимаю, если бы ты меня за миллионера замуж выдал или бизнес мне открыл. Хотя и за это нельзя так жестоко! Нельзя! – но за Вадимом уже закрылась дверь, и он давно перестал слышать ее.

Анюта лежала на полу, плакала и прикусывала и так разбитые губы: «Боже, как обидно. «Если бы я только знала», шептала она. Она лежала, рыдала и проклинала все. Все, что с ней было. И детдом, который дал ту квартиру. И саму квартиру. И магазин, в котором она познакомилась с Вадимом. И Вадима. И его брата, которому понадобилась домработница. И тетку, которая от нее отказалась. И ту аварию, которая отняла у нее родителей. Если бы они были живы… Если бы… Она бы тогда не лежала на полу, а училась в каком-нибудь престижном ВУЗе, гуляла с друзьями, встречалась, влюблялась и просто наслаждалась жизнью. Почему нельзя повернуть время назад? Она бы тогда не пустила их никуда или поехала с ними. Лучше бы она с ними погибла! Лучше смерть. Чем такая жизнь! С этими мыслями Анюта уснула.

Проснулась она от голоса все той же намалеванной девчонки. Та сидела рядом с ней и потряхивала за плечо, пытаясь разбудить.

– Ань, просыпайся потихоньку, я тебя на кровать положу.

Анюта с трудом поднялась, облокачиваясь на девушку и немного прихрамывая, поплелась к кровати. Оказавшись, впервые за последние несколько дней, на мягком матраце, а не на жестком холодном полу и положив голову на подушку, она улыбнулась:

– Как тебя зовут? Вижу тебя уже не первый раз, а имени не знаю.

– Жанна.

– Давно здесь? Я не спрашиваю, чем ты занимаешься. И так догадываюсь. Просто интересно, по своей воле? Или как меня, заставили?

– Я здесь, где-то полгода, – ответила Жанна. – А на второй вопрос… Не очень хочется говорить об этом. Как бы тебе сказать… Дура наверное, по-другому не назовешь. Я сама из Курильска, слышала, наверно про такой город, это Сахалинская область. Семья у нас небольшая: я, мать, да сестренка с братишкой. Еще бабушка есть, но она с нами не жила. Это отцова мать. Она нас как-то сразу невзлюбила, все чужими считала, несмотря на то, что мы все-таки дети ее сына. Она это знала, понимала, но признавать не хотела. Толи ей наплел кто-то что-то, толи просто хотела быть единственным человеком в его жизни, не знаю. Хотя, когда он от матери моей ушел, мамаша его очень быстренько на другой женила. Ну, мать и осталась с нами одна. Крутилась, как могла, что бы нас прокормить, а этот, с позволения сказать, папаша, ни копейкой не помогла. Даже не заходил. Если на улице видел, то морду вверх поднимал и делал вид, что не знает. Обидно так было. Потом его новая кобылица залетела и родила ему сынка. Ох, и задаривал он его. Фрукты, конфеты, шмотки, игрушки. А нам вообще ничего. Помню, иду как-то из школы и вижу, как этот козел, машинку большую игрушечную тащит, отпрыска своего радовать. Так обидно стало! Подошла к нему и говорю: «Какая игрушка красивая. Никитка о такой всю жизнь мечтал, но у него вообще никаких нет. Одна была и та сломалась». А он глазенки опустил, что-то пробубнил невнятное, типа зайдет и в кошелек полез. Поковырялся в нем, пятьдесят рублей мне сунул, мол, мороженкой с братиком угоститесь и быстрым шагом ушел. Представляешь, гнида какая!

– А на алименты не подавали? – немного хрипловатым голосом спросила Анюта.

– Да как тут подашь, – отмахнулась Жанна. – Они же с матерью расписаны не были. Просто жили вместе и все. И двоих детей нажили.

– Почему двоих? Ты же говорила, что трое вас.

– Светка чуть позже родилась, – грустно улыбнулась девушка и продолжила изливать душу.

– Ну и я как эту машинку увидела, у меня все перевернулась внутри. Понимаешь, нам есть нечего было. Каша на воде, щи без мяса. Хотя не только щи, мы про мясо давным-давно забыли. Крупа да овощи. А мне и одеться хотелось и косметику какую-нибудь. И учится поступить в престижное место. А на что?

– И ты подалась в проститутки! – уже более звонко препарировала Анюта.

– Да нет, тогда я об этом даже не думала. Тогда я умнее была. Мечтала на бюджетный поступить. Экономистом стать хотела.

– С математикой хорошо?

– Не просто хорошо, а отлично! – не без гордости ответила Жанна. Анюта рассмеялась:

– И у меня отлично. Слушай, а я все думала, для чего эти знания нужны? Где у нас великие математики жируют? А они вот где! В борделях сидят! Клиентов подсчитывают! Жанна поддержала смехом, Анютину реплику и, успокоившись, опять продолжила:

– Ну, так вот. Мечта мечтой, а есть то надо было в реальном времени. Я подрабатывать начала. В основном уборщицей, да продавцом иногда соседку в местном магазине подменяла. Анюта опять улыбнулась:

– Слушай, наша нынешняя деятельность, начинается с математиков-уборщиц.

– Тоже подрабатывала поломойкой?

– Ага, подрабатывала, – горестно вздохнула Анюта, вспоминая, с чего у нее все началось. – Так наубиралась, что два ляма теперь должна. Вот и приволокли отрабатывать.

– Обворовала, что ли? – удивленно вытаращила на нее глаза новая подружка.

– Да нет. Просто тоже дура. Потом расскажу, сейчас тяжело еще все это переживать заново. – Анюта прикусила губу, чтобы не расплакаться. – Ну, так что дальше то? Здесь как оказалась?

– Короче, приехал к нам в городок мужчина. Приличный такой. Солидный. Всегда в костюмах ходил. Парфюмом за километр несло. Тачка классная. Поселился в соседнем доме, там как раз квартира пустовала. Ну и положил глаз на мамку мою. Стал за ней ухаживать. Как погуляют вместе, так она всегда с цветами возвращалась. И про нас не забывал, не только ей букеты дарил, но и нам гостинцы передавал. Про женитьбу молчал, а когда мать забеременела, сказал, что ему надо на пару недель в Москву слетать, по работе. Ну и все, с концами. Больше не вернулся. Вот нас и стало у нее трое. Эти скоты, я про папашку своего, так называемого и про каргу его, якобы бабушку нашу, столько на нас грязи вылили. Злорадствовали, сволочи. А у нас совсем дела плохи пошли. Мать в себя ушла, работать ей сложно стало. Ну, я и рванула в столицу. Даже не так за деньгами, как козла этого залетного найти хотела. Думала, что все так легко просто. Приеду, найду. Имя-то я знаю. А когда приехала, поняла, что в таком большом городе, это просто невозможно. Мне пред отъездом, мать денег дала на учебу. Откладывала, оказывается. А я их прогуляла все. Просто пробухала, да на шмотье потратила. – Жанна замолчала. Было видно, что ей очень стыдно и больно, от того, что ее несчастная мама, одна работала, поднимала троих детей и не забывала от заработанных копеек, откладывать на обучение дочери. А она их махом пустила в никуда. Ресницы девушки задрожали: – Блин, так противно от себя. Начала шляться по клубам. Надеялась, кого побогаче подцепить. А кого там подцепишь? Там тебя мужик и угостит и комплементов отвесит. Думаешь, все! Клюнул! А он тебя домой привезет, отымет, а на утро пинка под зад. Вот и весь клев. Вот именно там, с Вадимом и познакомилась. К нему приехали, все как надо. Но он-то не дурак. Посмотрел на меня и сказал, что заработать можно только раздвинутыми ногами. А я как раз с девчонкой поссорилась, у которой жила. Куда идти, что делать? Ни денег, ни крыши. Вот я на его предложение и согласилась. Спасибо, что он ко мне по-человечески отнесся. Я и домой спокойно езжу, и паспорт никто у меня не отнимал. Зарабатываю неплохо, половину домой отсылаю. Мои думают, что я работу хорошую нашла. Гордятся мной. Если бы они только знали, кто я и чем занимаюсь… – Жанна вытерла скатившуюся слезу, – Да не дай Бог им знать. Пусть все остается, как есть.

– И что, ты всю жизнь здесь работать будешь?

– Не знаю. Как получится. Ладно, – поднялась Жанна и направилась к двери, – хватит лирики, надо спать ложиться. Тем более тебе отдохнуть надо. А я пока схожу, душ приму. Жанна вышла, а Анюта задумалась над ее историей: «Какие все-таки бывают безразличные люди. Один с двумя детьми бросил, при этом живя под боком. Его мамаша, родная бабушка! Отвернулась от внуков и подвела к этому своего сына. Это вообще в голове не укладывается. Второй тоже попользовался, обрюхатил и бросил. Дочка раздолбайка, все накопленные на учебу деньги, прогуляла и подалась в проститутки. Может хоть другие ребятишки другими вырастут. Бедная женщина, сколько на нее всего свалилась». – В голове прокручивала Анюта и тут же осеклась, подумав о себе. Ведь у нее дела еще хуже. И даже если убрать горести прошлого, то настоящее не предвещает ничего хорошего, а будущее тем более, если оно вообще у нее есть.