А слабо?

– А ты, значит, готов прикрыть меня своей широкой грудью, что ли?
– изогнул тот бровь, пряча за язвительностью своё смущение.
– Так уверен, что она мне нужна?

– С тобой разве можно быть в чём-то уверенным? – спокойно парировал Свай.
– И грудью на амбразуру я за тебя не полезу, уж извини. Но, если могу чем-то помочь…

– Я сам… - уже без ехидства прервал его блондин.
– Теперь уже сам. Ещё раз спасибо.

– Ещё раз, не за что, - разговор, вроде подошёл к своёму логичному завершению, но в воздухе витала недоговорённость.

– Я, наверное, должен объяснить… - начал Тироль, но его остановили.

– Мне, конечно, любопытно, но я переживу, - заявил музыкант и натянул капюшон на голову.
– Блин, холодно тут. Хочешь пойти куда-то выпить?

– Нет, - Макс тоже поёжился.
– Я… Я хочу ещё немного здесь побыть.

– Ну, ладно, - Филипп неожиданно схватил его за талию и, сдвинув ещё немного к краю сидения, оседлал мотоцикл лицом к нему.
– Но потом мы поедем и напьёмся. Мне надо снять стресс.

– Тебе?! – Макс был настолько поражён этим заявлением, что даже забыл прокомментировать действия музыканта.
– У тебя-то что за стресс?

– Ты, - уставился на него парень, нагло закидывая ногу на хромированную защиту выхлопной трубы, заставляя блондина тем самым опереться на него бедром.
– Ты из меня за эти две недели всю душу вынул, засранец.

– Прости, - Макс и правда выглядел извиняющимся.
– Я и правда не хотел. Если бы у меня был другой выход… Я не хотел никого обворовывать и я не хотел никого обижать! Я… - он чуть наклонился вперёд, ловя взгляд Филиппа.
– Я никогда и никому не расскажу про Джея! Да и не собирался этого делать, если честно. Просто хотел припугнуть.

– У тебя почти получилось.

– Прости…

Филипп ещё какое-то время рассматривал его, такого смущенного и одновременно полного решимости, а потом решился. В конце концов, если он собирается узнать этого парня ближе, а он, кажется, собирается, им надо научиться доверять друг другу. Кто-то должен сделать первый шаг.

– Мои родители, - начал он, - долго не могли договориться ни как меня назвать, ни чью фамилию дать. Они у меня обладают довольно странным чувством юмора, поэтому в конечном итоге решили записать сразу и всё. Филипп Джейсон Салливан-Свайски. Убиться можно, имечко, да?

– Да уж, наградили… - согласно кивнул Макс.

– Вот и я так думал. Поэтому в быту пользовался только одним – Джей Салливан. Мамину фамилию я почти нигде и не светил, и про это знают только очень близкие люди. Семья, несколько друзей и всё, пожалуй. Когда я стал известным, начались все эти мансы с прессой – статьи, выдумки, скандалы… Вот тогда я и решил, что не хочу, чтобы эти акулы пера трепали мою семью. Официально сократил имя. Теперь, чтобы докопаться до того, что записано в метрике, нужно поднимать федеральные базы данных. А это, как ты понимаешь, не так просто. Для всех я Филипп Свайски, сирота и фронтмен известной панк-группы. Обо мне не пишет всякие гадости разве что ленивый. И мало кто знает, что в Оклахоме счастливо и спокойно живут мои мать и сестра.

– Так вот, чего ты испугался… - протянул Макс.
– А как же водительские права?

– Да они уже лет десять, как не действительны… Не знаю, зачем я их храню, - пожал плечами панк.
– На память, наверное.

– Я никогда, - тронул его за руку Тироль, - и никому! Веришь?

– Не особо, - признался Свай.
– Но выбора у меня особо нет, не так ли?

– Выбор, да… - Макс прикрыл глаза, отвернулся в сторону и тихим, еле слышным голосом, заговорил: - Я не соврал. Если до конца июня я не верну четыреста тысяч одному очень нехорошему человеку, в один прекрасный день мою тушку выловят в водах вот этого залива. Мой выбор был или обокрасть друзей или сдохнуть. И внезапно оказалось, что я очень хочу жить. Очень!

– Это нормальное желание…

– Не оправдывай меня. Я знаю, что поступил по-скотски. Но подыхать не хотелось… А знаешь, - он повернулся к Филиппу и открыто посмотрел ему прямо в глаза, - а ведь мысль о том, где взять деньги, пришла мне в голову практически сразу же. Я и не ломался особо. Сразу составил план, как взвинтить кассу до нужной мне суммы и как сделать так, чтобы никто другой её не взял…

– И как получить плёвое задание, - добавил музыкант.

– Догадался, да? – вздохнул блондин.
– И это тоже. Так ненавижу себя иногда, и в то же время, не ненавижу. Жить захочешь и не так раскорячишься, Филипп…

– Я тебя не осуждаю.

– Почему? Я же осуждаю.

– Потому что не знаю причин, - спокойно, как маленькому, объяснил он.
– Я только не понимаю, почему ты не обратился к отцу…

– Ну как же, - скривился Макс.
– Я же мажорик, который боится, что папочка в наказание отлучит от кошелька.

– Ты не мажор, - обрубил его кривляние панк и, заметив как тот исподтишка пытается размять затёкшую ногу, закинул её себе на бедро, заменив своей в качестве опоры для байка.
– Как давно ты живёшь на свои, а не на отцовские, деньги?

– Больше года, - Макс попытался забрать ногу, но, поборовшись пару минут, плюнул и позволил Сваю продолжить массаж.
– И я обращался к отцу. В начале. Я гордый, но не идиот.

– Не рассказывай, если не хочешь, - опять предупредил его Филипп.
– Лучше? – спросил он, отпуская ногу.

– Да, спасибо, – он помолчал немного и неожиданно продолжил: - Его звали Стив. Мы познакомились в школе. Такое элитное закрытое заведение для богатых деток. Стив абсолютно не вписывался. Он и попал-то к нам только потому, что его отец там преподавал. В школе мы жутко не ладили. Ну, как не ладили? Я над ним всячески издевался, тыкая неравным происхождением, а он терпел и старался не попадаться сыну сенатора на глаза. Я урод, да?