… а, так вот и текём тут себе, да …

Дом этот представлял собой одноэтажное строение из тех, что в Конотопе называют «хатами».

Размер «хаты» составлял 12 на 12 метров и половина её принадлежала гражданину Игнату Пилюте.

Половину от второй половины – дощатую прихожую, кухню и комнату, занимала Катерина Вакимова с детьми, а остальная четверть хаты – опять-таки: дощатая прихожая, кухня и комната – являлась собственностью гражданина Дузенко.

Дочка Дузенко вышла замуж за гражданина Старикова и жить стало тесно.

Для увеличения жизненного пространства Дузенко и Стариков вызнали номер почтового ящика, куда моряк-черноморец увёз их прежнюю соседку и написали в Особый Отдел «ящика» (который занимался выявлением и арестами шпионов), что отец Галины Вакимовой, а ныне Огольцовой, был репрессирован в тридцатых годах, но как-то сумел вернуться на Украину, и что во время оккупации в его доме находился немецкий штаб (и это правда, на половине Пилюты располагался штаб роты вермахта), а при подходе Советской Армии Иосиф Вакимов бежал вместе с отступающими фашистами.

Особые Отделы «почтовых ящиков» отличались особой бдительностью и цепкостью – родственников Иосифа, по расчётам доносителей, вполне могли раскрутить до ссылки, как минимум.

Однако, остался неучтённым фактор времени: на тот момент Великий Вождь Народов, товарищ Сталин, уже почил в бозе и затянутые в его бытность гайки понемногу начинали отпускаться.

Разумеется, Николай Огольцов был неоднократно допрошен в Особом Отделе «почтового ящика».

Между Особым Отделом и Отделом Внутренних Дел города Конотопа произошёл обмен служебной перепиской, но репрессировать моего папу не стали по причине совсем крестьянского происхождения и ещё за то, что очень уж его слушались всякие моторы-дизели, производившие электроэнергию для «почтовых ящиков».

Однако, оставить сигнал без внимания никак нельзя, поэтому его перевели, от греха подальше, в «почтовый ящик» не граничащий с зарубежными странами…

Вторые роды Галины Огольцовой тоже произошли вне «ящика» – в ближайшем райцентре.

( … похоже, что ахиллесовой пятой тогдашних «почтовых ящиков» был роддом. Вернее, его отсутствие …)

В роддом её впускать не хотели, посчитав, из-за чёрных волос и красному, в больших цветах, халату, за цыганку.

Сопровождавший её муж Коля опроверг такое заблуждение и её приняли.

Спустя час-полтора ему объявили, что родилась девочка, а пять минут спустя, что родился ещё и мальчик, и тогда он закричал:

– Гасите лампочку в палате – они на свет идут!

История, будь то одного человека, или многолюдного общества, распределяется на две разновидности: первая – это история незапамятная, сохранившаяся в легендах, мифах и преданиях; а вторая та, что запротоколирована, увязана с определённым летоисчислением, сохранена в общественных хрониках, или в личной памяти, если речь идёт об истории одной особи.

Все дети моих родителей зачарованно слушали маму и папу, когда те рассказывали семейные предания о запредельных для детской памяти деяниях и приключениях самих слушателей.

Например, что первенец начал ходить на железнодорожном вокзале, при отъезде на Валдай, и на последующих остановках поезда папа выносил меня на перрон станций для закрепления навыков прямохождения, поскольку шаткий пол катящегося вагона не давал такой возможности.

На новом месте семью поселили в деревянном домике, из которого меня выпускали для самостоятельных прогулок по двору обнесённому штакетником, и мама просто диву давалась – где я умудрялся найти такую грязищу, чтоб за считанные минуты вернуться домой завозюканным по самую макушку.

В очередной раз переодев меня в чистое, она попросила папу проследить и выяснить причину.

И он увидел, как наш Серёженька прямиком топает в угол двора, отодвигает висящую на одном лишь гвозде штакетину и – вон он уже на улице, где рядом с соседним домиком свалена горка песка для стройки.

Он, конечно, залазит на неё, ложится и съезжает на пузе до самого низа по мокрому от дождей песку. Да ещё и хохочет при этом – до того уж довольный.

Разве на такого настираешься?

Пока мама переодевала меня в очередной раз, папа взял молоток да и прибил болтавшуюся досочку, а потом вместе с мамой стал потихонечку наблюдать – что дальше будет?

Ребёнок вышел во двор, подошёл к привычному месту, потянул досочку, но та и не шелохнулась. Соседние тоже не подались.

Мальчик дважды прошёл вдоль заборчика, дёргая каждую из штакетин, потом встал и – разревелся…

Ни домик, ни дворик в памяти моей не сохранились, но на этом месте родительских сказаний у меня начинало сопереживательно пощипывать в глазах.

А от другой легенды мягкая лапа ужаса ложилась на шею, чтобы впиться когтями пониже затылка, когда мама вдруг затревожилась, что меня давно не видно и не слышно, и послала папу посмотреть.

Он вышел во двор, на улицу – нет нигде.

Из соседей никто не видел, а уже вечерело.

Он снова прошёл улицу из конца в конец и тут ему услышался шум речки.

Он поспешил к почти отвесному обрыву над бурно вздувшейся после недавних дождей речкой и там – внизу – различил сынулю. Бегом туда!

Поток шумно катящейся воды поглотил узкую полоску берега под обрывом – пришлось брести по колено в воде.

Мальчик притискивался к крутому глинистому обрыву, вцепившись в стебель полусухой былинки, а ногами уже наполовину в воде, и даже не ревел, а только хныкал: ыхы, ыхы.

Папа закутал его в пиджак и еле нашёл место, где можно было выбраться наверх без рук…

Зато как же трепетали гордостью крылья моего носа от рассказа, что это именно я дал имена моему брату и сестре!

Поскольку меня назвали в честь папиного брата, то последовавшим двойняшкам договорились дать имена маминых брата и сестры.

В роддоме их так и называли – Вадик и Людочка.

Но когда новорожденных принесли домой и спросили меня как же их назовём, я моментально ответил:

– Сяся-Тятяся.

И сколько ни пытались меня переубедить, я упорно стоял на своём.

Вот почему моего брата зовут Александр, а сестру – Наталья.

~ ~ ~

_~~~детство

Первой засечкой, чертой, откуда начинается отсчёт моей нелегендарной истории, служит воспоминание солнечного утра, в котором мама ведёт меня в детский сад и мы останавливаемся на взгорочке, пережидая пока пройдёт толпа людей в чёрном, откуда мне кричат весёлые приветы, прихохатывают, а я важно держу маму за руку – вон сколько взрослых зэков знают меня по имени!