А ты не сдерживай слёз и реви
Шрифт:
– Угю, – пых-пых.
– Значит, сегодня – это не первый раз?!
– У-у, ссёт узе зя мильён посёль.
Лицо мальчика состояло из одних лишь глаз.
– И всё это всегда из-за того, что ты ему проговаривался насчёт заклинания?
– Угю, – невозмутимо отвечал Дюклён, держа в правой ладони чашку трубки. – У негё пямять кярётькая – прихёдиться няпяминять.
В голове мальчика на данный момент было только это: ?! и !? и ?? и !!
– Зачем?! – только и смог вымолвить он.
– Сьтё зясем?
– Напоминать?
–
– Зачем?!
– Пятяму сьтя, кягдя всё вокрюг хярясё – етя скусьня!.. – воскликнул пришелец, сияя от восторга. – Где-тя сють-сють всегдя дялзнё бить… не пя пляню, пянимаесь? – сказал Дюклён и подмигнул мальчику одним глазом.
Мальчик не понимал. И как бы ни хотел – понять не мог. Вместо этого он решил вникнуть в другие вопросы Дюклёновой жизни.
– Скажи, а-а… как ты здесь появляешься? А, с помощью медальона, да? – сказал он, воткнувшись глазами в находящийся в руке Дюклёна магический артефакт.
– Угю, – спокойно продолжал тот. – Онь однярязивий: разь – сюдя, разь – тюдя. И всё. Нё у нась дёма их мнёго, тяк сьтё не беспякойся.
– Это что получается, он тебя только отправит назад, домой, и всё?
– Угю.
– А дальше ты что с ним сделаешь?
– Безделюська, – равнодушно процедил Дюклён, пыхтя трубкой и вертя в руке медальон. – Остяёться тёлькя вибрясить егё в мусярькю и всё… – Мальчик удивлённо поглядывал на сияющий золотом медальон. – А сьтё тям тякого дрягосенняго? Зёлятя, плятиня (пых-пых), альмазьняя крёська…
Мальчик с изумлением слушал всё это.
– А как он работает?
– Сепсись в негё зяклиняние, и онь отькривает ворётя в нась прекрясний мир из васего погяняго (пых-пых) и няоборёт.
– Типа телепорт?!
– Ммм, – склонив голову набок, – типя тяго.
Мальчику только и оставалось, что с диким любопытством задавать один вопрос за другим.
– А люди в вашем мире бывали?
– Хе, во даёть! Отькудя им тям бивать-тя? Ёськи-матрёськи! Есьли у вась и медальёня-тя етяго нетюти!
– А если бы был? – подковырнул так подковырнул мальчик.
– А есьли би биль, тё в перьвую зе секундю тьвой селявек пялюсиль би пя сьвоей баське воть етяй-тя дюбинкой, – сказал Дюклён и предостерегающе поднял с земли своё орудие. – И всё.
Мальчик раздумывал над очередным в списке вопросом.
– Ты сказал, что кошек у вас нет, а кто у вас есть? Похожие животные есть?
– У нась мнёго ктё есть. (Пых-пых.) И пяхозих и непяхозих. (Пых-пых.) Нё… – Дюклён задумался, – есть кое-ктё изь васих ктё регулярня пяпадяет отсюдя к ням, – пых-пых. Пых.
– Кто? – умирая от любопытства.
– Птиси.
– Птицы?!
– Угю.
– Как?!
– А ти никогдя не зядюмивался, кудя васи птиси улетяют перед зимой?
Этот момент настал: мальчик впервые в жизни задумался об этом.
– Куда?
– К ням, идиоть, кудя зе есё, – ответил Дюклён с добродушной улыбкой.
– И что они делают у вас?
–
Зивуть (пых-пых), тяк зе кяк и туть… (пых-пых) тёлькя есё люсьсе.У мальчика разыгралось воображение.
– Некотярие дязе умеють с нями рязгяваривать.
– Врёшь?
– Я никогдя не врю! Биля у нась одня вася птися! Онь сям мне лисьня скязяль, сьтё прилетель из васего миря! И зьвали егё Пункляв!
Пых-пых-пых-пых.
– Пункляв?
– Дя!.. (Пых-пых.) Не встресяль его никогдя? Больсёй тякой, типя… (пых) кяк вась… гусь? не… (пых-пых) пингвинь, тёсьня! Во!.. Видель би ти кякие у негё, – проговорил Дюклён и заговорщицки что-то шепнул мальчику на ухо, отчего у того отвисла челюсть. – Дя-я, я не сюсю… во-о-оть тякие, – закончил он, выставив в стороны руки, и гордо запыхтел зажатой в зубах трубкой. – Не меньсе.
Мальчик и Дюклён после этого немного помолчали, задумчиво опустив головы.
– Не зняесь, кудя онь мог пядеваться?
– Пункляв?.. А что с ним?
– Пряпаль… – с печалью произнёс Дюклён. – Узе дявнё у нась егё не биля… Хярёсий биль. Прявдя всегё тёлькя одинь разь у нась биваль, нё… сьмог зяпомниться.
– А другие птицы не знают, куда он мог подеваться?
– Отькудя я зняю, зняют яни или не зняют, если яни рязгяваривать-тя не умеють! (Пых-пых.) Одинь тёлькя Пункляв умель…
Два наших приятеля с тоскою погрузились в свои думы.
– Скажи… – начал было мальчик, но Дюклён его перебил.
– Тяк, тебе сьтё, япять интересня узнять пря мою зизнь? – Кивнул. – Есё, няверня, здёсь, сьтоб я тебе песеньку спель кяк в кякой-нибудь детськой скязьке, дя? – Чутка задумался, улыбнулся и закивал. – И сьтёб ти потянсеваль подь неё, дя? Хе-хе.
Мальчик оскалился на Дюклёна.
– Есьли тебе тяк интересня узнять всё пря меня, тё дявай меняться: ти мне помось, а я тебе истёрию, дягяварились?
Мальчик думал-думал и надумал. Интерес возобладал над злобой.
– Ладно.
– Воть и отлисьня! – бравурно заявил Дюклён, потирая ладошки. – Поря брёситься ня поиськи Мурдиклиффа! Гип-гип… – торжественно ораторствовал Дюклён и сконфузился, поскольку вместо «ура» послышалось громкое урчание из его живота. – Ой-ёй-ёй… – стонал он, обхватив стальной корсет.
– Что? – встревожился мальчик.
– Голёдний, воть сьтё, – простонал Дюклён, не выпуская из рук своё пузо.
– Ну так поешь.
– Сьтё?
– Что-то… У тебя с собой что-то было?
– Отькудя? Я еле успель за Мурдиклиффом. Гятёвить бутебрёди у меня времени не биля, ой-ёй-ёй…
– Может… тогда тебе что-нибудь принести?
– Сьтё? – спросил Дюклён, лукаво выглядывая исподлобья.
– Еду.
– Кякую?
– А что ты ешь?
– Я мнёго сего емь: дялякоськи, трёти, трюгёти, янёзам…
– Я этого ничего не знаю.
– Я зняю, сьтё не зняесь. пятяму сьтя етя всё изь моегё прекрясьняго миря, – говорил Дюклён, уже совсем забыв про боли в своём животе.