А у нас во дворе
Шрифт:
– Ты чего там, ревёшь?
– без интереса спросила я.
– Нет, не реву, - ответил бледно и судорожно всхлипнул.
– Если собираешься и дальше плакать, лучше уйди совсем. Мне противопоказаны отрицательные эмоции, - холодно порекомендовала я. На самом деле, элементарно боялась, что не выдержу, тоже расплачусь. Плакала я теперь частенько. После начиналась чудовищная головная боль. Длилась пару дней. Никакие лекарства не помогали. Кроме кодеина. Но так наркоманкой в лёгкую станешь.
– Откуда ты знаешь, что я плачу?
– удивился Славка, перестав хлюпать носом.
– Ты ведь...
– Не вижу?
– выручила я его.
– Зато я теперь отлично слышу. Как крот.
– Здорово. В смысле...
– Славка сконфузился, перевёл разговор.
– Можно, я ближе сяду?
– Тебе кто-то запретил? Садись, конечно, - разрешила безразлично.
– Ты не изменилась, - успокоился Воронин. Видимо, вспомнил, как я его со своей кухни гнала. Я тоже вспомнила, усмехнулась.
– А с чего мне меняться? Ну, подумаешь, зрения лишилась. Временно, полагаю. Остальное при мне осталось.
– Тош, я хотел сказать...
– он замолчал.
– Ну?!
– поторопила его жёстко.
– Тош, почему ты так со мной разговариваешь непримиримо?
– съехал в обиду Славка.
– Что я тебе плохого сделал?
Опаньки! Он ещё спрашивает. Прелесть какая. Не понимает, солнце красное. Или делает вид, что не понимает. Эх, жаль, не могу видеть сейчас морду его лица.
– Ты хоть понимаешь, что ты мне жизнь спасла? Я теперь тебе по гроб жизни обязан, - поделился своей бедой Славка. Без особого энтузиазма, унылым голосом.
– Не преувеличивай. Убивать тебя никто бы не стал, - отмахнулась я досадливо. Хотела добавить "кому ты нужен?", но не стала доканывать. До сих пор удивлялась, с чего вполне миролюбивый Логинов вдруг развоевался. В то, что Серёга был способен убить Славку из-за идиотского оговора, мне не верилось. Борька и Витька? Тем более. Они в нашем деле сторона. Так, за компанию, по-дружески подрядились, от нехватки развлечений.
– Ты не знаешь... не знаешь, какой разговор у нас был!
– торжественно провозгласил Воронин.
– И знать не хочу, - решительно отрезала я. Помолчали.
Не один разговор, между прочим, целых два. Накануне и собственно перед "лечением" Воронина от подлости. Может, не следовало логиновские лечебные процедуры прерывать? Глядишь, Славка бы и поумнел слеганца. А так - не впрок пошло, по всей видимости.
Я повернула лицо туда, где предполагала окно. С той стороны по утрам и вечерам тянуло свежим, чистым воздухом, размывало въевшийся во всё вокруг запах лекарств и хлорки. Ещё оттуда, мне казалось, били солнечные апрельские лучи, согревая кожу на лице и руках. Весёлые, наверное, лучи, радостные.
– Ты такая красивая стала, - ни с того, ни с сего ляпнул Воронин.
– Ври больше, - поморщилась я. Хорошо помнила своё отражение в зеркале месячной давности
– Нет, правда, ты очень красивая.
Угу. Лёгкая щетина отрастающих волос на обритой голове. Я её проверяла ежедневно. Переживала, что растёт медленно. Плюс неестественная бледность, поскольку на свежем воздухе совсем не бываю, и солнышка нормального в палате нет. Предположительно, синяки под глазами вместо декоративной косметики. Ела плохо, похудела и осунулась - мама регулярно причитала. Чего
ж красивого? Воронин льстец, оказывается, бессовестный.– Тош, я хотел тебе кое-что напомнить, - стул под Славкой заскрипел, закудахтал страдательно. Воронин положение меняет. Зад отсидел или нервничает?
– Да?
– Моё предложение остаётся в силе, - проблеял Воронин.
– Какое ещё предложение?
– недоумение моё было честным, не наигранным.
– Насчёт замужества.
– Ты делал мне предложение?
– я аж присвистнула. Не помнила такого интересного факта своей биографии. Конечно, память у меня не полностью восстановилась. Кое-какие лакуны оставались. Допустим, одна из них хранит тайну воронинского сватовства. Да? Маловероятно. О замужестве я никогда, ни единого раза не думала. Оно мне надо? Других занятий хватало, гораздо более интересных.
– Ты делал мне предложение?
– переспросила неуверенно.
– Типа того, - с облегчением вздохнул Славка.
– Я понимаю, у тебя тяжёлая черепно-мозговая травма, ты просто забыла. Вспомнишь со временем.
Иногда людям кажется, будто они хорошо помнят то, чего реально не было. Сиротин, когда помогал мне бороться с частичной амнезией, обозвал такой феномен ложной памятью. Воронин сейчас явно пытался сформировать у меня ложную память.
– Зачем я тебе нужна слепая? Карьеру испортишь. И не думай даже, - отказала ему довольно твёрдо.
– Вовсе нет, - запротестовал Славка, стул под ним вновь заскрипел, закудахтал.
– Правда, выходи за меня, а? Не срочно, годика через три-четыре. Ведь ты же была согласна.
– Настолько была согласна, что у нас намечался бэби, - едко напомнила я ему, давая понять, что многое помню, если не всё.
– Это я с Логиновым за тебя боролся, - без малейшего раскаяния выкрутился Славка.
– Дело прошлое. Зачем теперь вспоминать?
– Да, теперь уже точно поздно, - я над ним издевалась или над собой?
– Ты ещё не отошла от всего этого. Всё забудется, вот увидишь...
Нет, ну до чего дурак! Фазан самовлюблённый! Что я там смогу увидеть?
– Ты имел в виду, вот услышишь?
– я продолжала откровенно выказывать своё новое к бывшему другу отношение.
Дверь в палату тихонько скрипнула, скрежетнула, открываясь. Я узнала по шагам, - уже получалось, - маму, папу, медсестру Юлю. Последней вошла сиделка, которую мне наняли после реанимации. Про неё сразу предупредили: немая, потому очень дёшево берёт за услуги, значит, по карману моим предкам, и не надо с ней фордыбачить. Слепая немую, сеструху по несчастью, непременно поймёт. Я не фордыбачила, прониклась.
Воронин прервал себя на середине фразы, неестественным голосом попрощался:
– Ладно, в следующий раз договорим, не к спеху. Ты подумай пока. Я пошёл, счастливо, - и быстренько исчез.
Я с облегчением рассмеялась, впервые за последнее время.
– Мама, чем вы его так напугали?
Мама сдержанно ответила:
– Слава вообще стал с трудом переносить общество старых знакомых.
Медсестра Юля хихикнула. Началась большая колготня, сопровождаемая лёгкими, необременительными разговорами. Генеральная уборка палаты, смена постельного белья, банные процедуры.