А вы не верили
Шрифт:
Сейчас, после первого сеанса с биоматрицей, Севернюк по-новому прочитала это письмо прабабки. Оно показалось ей рукой, протянутой за помощью из глубины веков, и вот теперь у нее была возможность если не пожать эту руку, то хотя бы душевно прикоснуться к ней.
В последнее время Севернюк тщательно изучала литературу и быт той эпохи, в которую жила Галина Швец, ходила в зал исторического фильма, пытаясь вникнуть в психологию людей двадцатого столетия, понять их жизнь, чаяния. Ее поражало противоречие того времени: человек расправлял крылья для дальних полетов
Некоторые кинодокументы настолько ошеломляли, что она долго не могла прийти в себя. Казалось, само мировое зло упражнялось в придумывании различных способов убийств: людей гноили в концлагерях, загоняли в деревянные дома и поджигали их, расстреливали перед рвами, вырытыми руками самих жертв. Но каким-то чудом из этого кровавого века вылупился гуманный человек. Еще много дел было на Земле, однако он уже не мог оторвать очарованного взгляда от неба, так и жил, прильнув сердцем к земле и звездам.
Связь с биоматрицей возобновилась лишь на вторые сутки. После напряжения бессонной ночи Севернюк поначалу растерялась, услышав контрольный сигнал, но быстро взяла себя в руки, и речевой биоимпульс матрицы, перекодированный фоносинтезатором в звук, не застал ее врасплох.
– Где? Почему так темно?
– раздался отнюдь не старческий, приятного тембра голос.
С этими словами будто ветер столетий ворвался в лабораторию. От волнения пересохло во рту. Это уже была связь, не то что при первом сеансе, когда вдруг пошло нечто похожее на бред.
Чувствуя, что может сорваться и закричать от радости и одновременно какого-то инстинктивного страха перед случившимся, Севернюк как можно спокойнее сказала:
– Здравствуйте, Галина Петровна. Вас приветствует двадцать третий век.
– И, помня о прабабкиной мечте, решила открыть сразу все карты: - Вы находитесь в первой стадии репликации.
– То есть воскрешения?
– уточнила матрица.
– Да.
Наступило молчание. Севернюк оцепенело следила за бешеным миганием лампочек и уже было совсем потеряла надежду на дальнейшее общение, когда вдруг прозвучало:
– Это более чем новость. Однако со мной часто случались необыкновенные вещи, поэтому не бойтесь, я не сойду с катушек. К тому же от эмоционального шока у меня хорошая прививка научной фантастикой, которую я обожала. Но почему в вашем тотсветовском веке не реконструируют полностью? Где мои руки? Ноги? Драгоценная голова? Точно сижу в мешке. И еще такое состояние, будто я сейчас вроде студня, желе. Даже странно, как это мы переговариваемся.
А после некоторой паузы потрясенное сомнение:
– Мне и вправду это не снится?
– Все наяву. Но окончательной репликации, к сожалению, придется подождать. Жизнь в форме биоматрицы, конечно, не полноценна. Чтобы стать прежним человеком, необходимо обрести телесность. Наука прогнозирует такую возможность лет через тридцать-пятьдесят.
– Ничего, я терпеливая.
Больше ждала. Нет, все это потрясающе. Но неужели вы победили смерть?– Не совсем. Пока что мы смертны. Точнее, смертно наше первичное тело. Однако печаль наша, когда мы расстаемся с ним, не столь велика, как у вас, потому что знаем - впереди новая жизнь.
– Как долго я буду пребывать в таком вот аморфном состоянии?
– Если пожелаете, я могу выключить ваше сознание в любую минуту.
– Но где гарантия, что я опять оживу?
– Все учтено.
– Севернюк улыбнулась опасению родственницы - другой долго переваривал бы сам факт реконструкции, а она заботится о том, чтобы не умереть вторично.
– Есть вариант: до нового шага науки вы можете жить как сейчас, в форме биоматрицы.
Швец долго молчала. Узор биоимпульсов на экране репликатора говорил о том, что она в глубоком раздумье.
– Я хочу быть узнанной, - наконец сказала она.
– Кем?
– Теми, кто любил меня и знал. Надеюсь, их тоже восстановят?
– Разумеется. Только не всех сразу - для этого у нас пока не хватает человеческих ресурсов.
– Сколько же лет новой жизни вы подарите мне? Или теперь я никогда не умру?
– Как только почувствуете усталость, можете спокойно уснуть.
– Но перед сном всегда надеешься на пробуждение.
– Вам не захочется его, когда будет исчерпана вся духовная энергия.
– Боюсь, что она долго не иссякнет!
– развеселилась прабабка.
– Не зря я любила Гете: "Смерть старая уж не разит как гром. Глядишь на труп, но вид обманчив. Снова недвижное задвигаться готово". От всей этой фантасмагории дух захватывает. Выходит, у меня есть шансы когда-нибудь встретиться с Львом Толстым или Жанной д'Арк? Но учтите, кроме гениев и героев, на земле жило много чудовищ, и если они тоже воскреснут...
– Пока не будем касаться проблем Высокой Морали. Все это не очень просто.
Ответ заметно взволновал прабабку.
– Как?!
– воскликнула она.
– Куда яснее - нельзя оживлять злодеев! Какая же в этом проблема? В противном случае в вашем гармоничном мире вновь будет посеяна преждевременная смерть.
– Я тоже такого мнения, - согласилась Севернюк.
– Но, к сожалению, у меня есть оппоненты.
– Вероятно, те, кто плохо знает историю? Какая досада, что я лишена подвижности, иначе сейчас же развернула бы кампанию против репликации тех, в ком сидело зло.
– Это излишне. Дело в том, что у воскрешенных преступников настолько сильны и невыносимы муки совести, что жить они уже не в состоянии и умирают почти тут же в форме биоматрицы, сколько бы раз их ни реплицировали. Почему так происходит, загадка - ведь при жизни их мало что мучило. Вопрос: надо ли тратить средства на восстановление людей с отметиной в реплигене?
– Что за отметина?
– Мы назвали ее черной точкой зла. Оказалось, в реплигене зафиксированы не только биологические, но и приобретенные, нравственные параметры человека... Как же все-таки быть с вами?