А. Смолин, ведьмак. Цикл

— Спорный вопрос, — заметил старик, закашлялся, а после вытер рот рукавом рубашки. — Можешь мне поверить. Да постой, куда собрался? Скажи, ты из городских?

— В смысле? — не понял вопроса я.

— Родом из города? — уточнил старик.

— Ну да, — меня, если честно, он начал раздражать.

Ну вот какое ему дело до того, где я родился? И потом — не люблю я откровенничать с незнакомыми людьми.

— А родители твои — тоже городские? — настырничал он.

— И родители, и родители родителей, — добавив в голос сарказма, ответил я. — Дедушка, я пойду, извините. Времени совсем нет.

— Да и нам пора, — сообщили почти в унисон женщины с колясками.

— Плохо, — пожевал губами старик. — Городской, да еще и обормот, похоже, изрядный. Вон рубашка-то из штанов торчит. Иэ-э-эхх… Ладно, парень, держи руку, что уж теперь.

Я не понял сначала насчет рубашки, но, бросив взгляд вниз, сообразил, о чем говорит странный дед — вылезла она немного из-под ремня. Тоже мне, модный критик. Бывает. Не из ширинки же?

Заправив ее, я заметил, что дед так и не опустил руку, протянутую мне. Мало того — он внимательно смотрел на меня, явно ожидая ответного жеста.

Надо пожать — пожму, ничего такого здесь нет. Может, после этого он от меня отстанет, и я наконец-то с чистой совестью отправлюсь на работу?

Широко улыбнувшись (люди это любят) я сжал его широченную ладонь. Точнее — попробовал это сделать.

— Тонковат в кости. Эх, городские! — просипел дед, сжимая мою руку. — Ладно, ничего. Главное, чтобы стержень внутри был, чтобы сдюжил. Чтобы, значит, не пропало…

Что он имел в виду под словом «не пропало», я так и не понял. Да и когда? Дед закрыл глаза, его рука сжалась как клещи, сдавив мою ладонь так, что я даже взвыл от боли, но это были еще цветочки.

Ягодки начались через пару секунд. Меня как молнией от головы до пят пробило, это точно был электрический разряд, его ни с чем не спутаешь. В детстве я как-то мамину шпильку в розетку засунул, так что ощущения помню прекрасно. Как вообще меня тогда не убило, до сих пор голову ломаю.

Вот и здесь было то же самое. Меня пару раз тряхануло, я попробовал вытащить свою руку из железного захвата старика, но сделать этого не удалось. А потом в голове что-то бумкнуло, перед глазами рассыпался яркий пучок искр, и я потерял сознание.

— Помер он, — именно это было первое, что я услышал, когда пришел в себя. — Не дышит. А твой?

Мне на лицо полилась какая-то жидкость.

— Вроде живой, — неуверенно произнесла брюнетка, голос которой я узнал.

— Живой, — недовольно сказал я и открыл глаза. — Все-все, не лейте больше!

Представляю, что стало с воротником рубашки. Да что с воротником, с моим внешним видом в целом. Лежание на земле, пусть даже она и находится на облагороженном и аккуратненьком Гоголевском бульваре, не способствует сохранению опрятного внешнего вида.

Что это было-то? Что меня дернуло так, что я даже сознание потерял? Ерунда какая-то.

— Ну хоть этот в порядке, — обрадовалась вторая женщина и испуганно посмотрела на деда, который так и сидел на скамейке, снова закрыв глаза.

Хотя — нет, не так. Проглядывала в его облике какая-то неуловимая деталь, безоговорочно свидетельствующая о том, что этот человек не спит, не думает о чем-то, а мертв. Какая-то фатальная расслабленность была видна сейчас в позе старика, слишком уж умиротворенное лицо, у живых такого не бывает.

Говорят, что раньше, в старые времена, люди мертвецов боялись. Не в мистическом смысле, ходячие трупы бывают только в фильмах ужасов, а просто — не любили люди вида смерти. Такое уж свойство есть у человеческой природы — живое живым, мертвое мертвым. Нет, есть отдельные личности, которым Смерть сестра, подружка и сфера деятельности, но это скорее исключения из правил. Понятно, что медикам и полицейским без этого никуда, но остальные люди, с более мирными профессиями, старались держаться от мертвых подальше. Ясно, что совсем уж отстраниться от этого у них не получалось, но одно дело свой мертвец, дедушка там, или бабушка, и совсем другое — совершенно незнакомый тебе покойник.

Три последних десятилетия отучили горожан, по крайней мере московское народонаселение, бояться подобного. «Ревущие девяностые», с их постоянными перестрелками и утренними трупами на улицах, в результате отбили у людей привычку с воплями шарахаться от мертвых тел. Как, впрочем, и без особой нужды их трогать, чтобы не нажить себе лишних проблем. Одно время было так — кто нашел покойника и о нем сообщил куда следует, тот и есть злодей-убийца. Циничные же «нулевые», в которые я рос, в свою очередь выработали дополнительный защитный рефлекс при виде чужой боли, бед и смерти, добавив людям некую толику равнодушия. Что поделаешь — люди смертны. И потом — все там будем. Со своими бы проблемами разобраться.

Говорят, что на периферии народ душевней, мимо не пройдет, поможет незнакомому человеку, даже если тот не просит о помощи. Хорошо им там. У нас такого давно нет.

Вот и сейчас — вроде бы что-то не то происходит, один человек, похоже, помер, второй валяется на земле и его поливают водой, а люди знай проходят мимо. Бросят любопытный взгляд, блеснут глазами — и бегут дальше. Все так, все верно — пока к ним не обратились, лезть не стоит. От греха.

Нас это не касалось, мы уже по самые уши вляпались в ситуацию. Нет, дед, который еще пару минут назад кхекал, говорил странные вещи и трубил носом, а сейчас безмолвно раскинулся на скамейке, бесспорно вызвал у нас троих чувство жалости — все-таки живой человек был. Но почти немедленно к жалости примешалось и раздражение, по крайней мере у меня.

— Новое дело, — я встал на ноги и отряхнул брюки. — Он еще и помер. Ну все, теперь точно прогул заработаю. Пока полиция приедет, пока протокол составят… Еще и в отделение небось потащат.

— Мы не можем в отделение, — переглянулись женщины. — Нам скоро есть и спать. У нас режим.

— Вы спортсменки, что ли? — изумился я.

— Да нет. Нам — это в смысле им, — брюнетка показала на серьезного малыша в коляске и звонко рассмеялась, но тут же осеклась, испуганно посмотрев на покойника. Ну да, рядом с мертвым телом как-то неловко хихикать. — У вас просто детей нет, а то бы поняли.

— У вас режим, у меня работа, — я снял сумку и поставил ее на скамейку, после стянул с себя пиджак. — В результате ни мне, ни вам не видать желаемого. Черт, черт, вся спина угваздалась!

— Скажите, — блондинка качнула коляску. — А вы отчего в обморок упали?

Ее подружка немедленно с интересом уставилась на меня.

— Не знаю, — я постучал рукой по пиджаку и поморщился при виде пыли, которая из него полетела. — Сам не понял. Но вообще он мне руку очень сильно сжал, чуть не раздавил.