А. Смолин, ведьмак. Цикл

Впрочем, не удивлюсь, если рыжая бесовка эти сны мне сама и насылает, с нее станется. Каюсь, накосячил, остался у нее платок с моей кровью. Но тогда не до подобных мелочей было, поскольку крепко меня дуллахан покромсал перед тем, как я его медным ножом наконец прирезал. А она меня как раз и перевязывала после того, как вытащила на зеленый луг из холма. Собственно, только мы двое из четверых и выбрались, остальные в холме навеки остались. Вредить как-то она мне не станет, слово есть слово, но пошалить таким образом запросто может. Говорю ведь — стерва редкая, недоброй памяти Воронецкая на ее фоне девочка из песочницы.

И еще одно мне известно предельно точно — в холмы близ Бру-на-Бойна и мегалиты Наута я в жизни больше не сунусь. По той же причине и на поляну с валуном не рвусь. Пошло оно все на фиг, с мертвой ведьмой-охранительницей силой меряться, тем более приходящейся родней Марфе, нет у меня желания. Запросто может случиться так, что победа мигом в поражение превратится, если глава ковена за Аглаю эту на меня осерчает. Тогда недовольство умруна мне детскими играми на лужайке покажется.

— Чего ты сразу скукожился? — верно уловила мои мысли Дара. — Ну, стоит мертвячка на страже, и что с того? Ты ж Ходящий близ Смерти! Иль нет, я чего напутала? Да ты таких, как она, должен щелчком за кромку загонять. А клад… Ну, заговоренный он, есть такое. Так брата позови, он поможет, поди.

— Брата? — переспросил я, заранее понимая, что услышу в ответ.

— Его, — кивнула старушка. — Ты дурака-то не валяй. Все знают, что ты с Хранителем кладов кровь смешал и вы теперь родня. Позвони, объясни все как есть. Неужто он тебе откажет в такой мелочи?

Да вот фиг знает. Если послушать соседку, дело яйца выеденного не стоит. Я уберу призрак ведьмы, Валерка вытащит на белый свет клад, и дело в кармане. Но это с ее слов, а им верить вот так, с ходу, не стоит. И потом — брат-то он мне теперь брат, только выглядеть я в его глазах, боюсь, буду так себе в этой ситуации. Знаю, о чем говорю, сам бы, случись подобное, про него не сильно хорошо подумал.

— А что за нож такой, мать? — спросил я. — Родовая вещь или что-то совсем особенное, из небесного металла сделанное?

— Поднатаскался в нашем ремесле, — не без уважения заметила ведьма. — Молодец. Из небесного, сынок, из небесного. В старые времена созданный, в семи огнях кованый, в семи водах стуженый, семью людскими смертями закаленный. Хорошая вещица, давно ее себе заполучить хотела. Хорошо бы, конечно, к ножу еще гребешок да кольцо заиметь, но, видно, не судьба. Так что, ведьмак, берешься? А?

И старая протянула мне руку.

— Пока нет, — качнул головой я. — Не убедила ты меня в том, что мои труды адекватны предполагаемой награде. Сама посуди — мне проклятую душу упокаивать, просить человека клад поднять, плюс с коллегой твоей есть перспектива закуситься. И это я не все еще перечислил. А что в обмен? Ты дашь мне некий совет, который, возможно, и не пригодится. Несерьезно.

— Совет, да, — с достоинством произнесла Дара. — А еще текст призыва, зелье и книгу. Такой подход к вопросу тебя устраивает?

— Нет. Что за призыв? Что за книга?

— Так Кузьмы книга, — пояснила ведьма. — Черная, колдовская. Сам же знаешь, почти у всех нас такие есть, даже у тебя. С той, правда, разницей, что ты, например, без нее прожить можешь запросто, просто в компьютер записи перенесешь, и все. Да, небось, ты так и сделал, верно? А колдун, тем более черный, без книги своей никто. Хуже того — ничто. Как, к слову, и ведьмак, что решил на темную дорожку свернуть. И я тоже, чего врать? Наши книги есть наше слабое место, слишком много на них всего завязано.

— Так-так, — поторопил я бабку. — И? Его книга у тебя?

— Нет. Но я знаю, как ее добыть. И добуду, если надо, не сомневайся. Так что расстарайся и получишь ее вместе с призывом. Как его прочтешь да зельем обманным книгу окропишь, так этот старый хрен сразу за ней примчится. Тело свое новое бросит, если им обзавелся, и мухой метнется. Уж поверь, так оно и случится. Луной клянусь, что ни словом не солгала.

А вот теперь верю. Слышал я подобные рассказы ранее, да и клятва есть клятва. Только вот…

— Убедительно, — негромко произнес я. — Дай мне недельку-другую, Дарья Семеновна, и мы вернемся к этой беседе.

— Не тяни особо, ведьмак, — посоветовала мне она. — Как там… Предложение действительно недолго.

— Недолго — это сколько?

— До той поры, пока мне оно нужно, — уже без особой ласки в голосе, напротив, довольно жестко произнесла Дара, при этом кинув короткий взгляд на перстень, что я с пальца так и не стянул. — Не дольше.

Развернулась и пошла к своему дому, помахивая в такт шагам пучком редиски.

— А почему зелье обманное? — спохватился я. Как-то сразу меня это слово царапнуло, что-то неправильное мне в нем послышалось.

— Ты же умный, — не поворачиваясь, сказала старуха. — Подумай, может, сообразишь?

Да я уже подумал, сразу три версии появилось, причем одна из них изначально абсурдная. И самое неприятное то, что совершенно непонятно, если ли среди оставшихся верная.

Короче, в лес я вошел озадаченный и хмурый.

— Ты чего насупился, как барсук? — осведомился дядя Ермолай, поджидавший меня на опушке. — Тот, когда на зимнюю лежку бредет, вот такой же. Старая карга чем озадачила?

— Ну да, — не стал врать я, усаживаясь на широкий пенек и доставая из рюкзака пакет с пирожками. — Угощайся, Антип вчера напек. С картошкой и луком, вкусные.

— Благодарствую, — сказал лесовик, пристраиваясь рядом и беря предложенную ему снедь. — А у меня земляника зреть начала, да сноровисто так! На дальней опушке, в молодом березняке все от ней красно. Отсыплю тебе лукошко, как обратно пойдешь. Стало быть, грибов в этот год особо не жди, да. Особливо опят.

— Примета такая? — заинтересовался я.

— Приметы человеки выдумали, — жуя, ответил леший. — А я просто знаю, что оно так заведено. Раз земляника по началу июня рано зреет, жди сушь. Она ягода умная, хитрая и воду любит, потому спешит быстро отцвести и в ягоду уйти. Ну а коли лес будет сухой стоять, какие там грибы?

Точно лето будет жаркое. А в Москве еще, возможно, в лучших традициях, с большим смогом. Надеюсь, хоть не как в 2010 году, когда вообще дышать было нечем.

— Так что с Дарой у тебя? Чем озадачила? — Дядя Ермолай взял из пакета еще один пирог.