А. з.

— Поползли. Только тихо.

— Беги, Максим.

Он процедил сквозь зубы:

— Не будь тряпкой! Вставай! — Положил руку Хирургу на спину, намереваясь растормошить его. И просипел: — Мать честная!

Куртка, липкая на ощупь, на уровне лопаток была как сито, вся в дырочках.

— Ты ранен? — спросил Максим, хотя ответ находился под его ладонью.

— Похоже на то.

— Почему молчал?

— Беги, Максим. Не теряй время. Я тут немного пошумлю. Пусть думает, что мы оба здесь.

Максим сел. Из вороха мыслей попытался выцепить что-то нужное, важное. Идти к Бузуку на поклон он не хотел — это не спасёт Хирурга, скорее, погубит. И противостоять Хрипатому не получится. С голыми руками — против ружья. С травмированной головой и повреждённым коленом — против здорового и крепкого уголовника. Надо убираться, пока не примчались братки. Куда бежать? К дуплу, там спрятан нож. Главное, двигаться через заросли, избегая прогалин, чтобы Хрипатый побоялся выстрелить, побоялся попасть не в того, в кого нужно. Он не спускается к ним. Значит, сомневается в своей меткости, не знает точно, ранен ли Хирург, и не хочет нарваться на драку, один против двоих.

Максим вдавил палец в отёкшую переносицу. Думай. Думай! Он возьмёт нож. А дальше? Выманит Хрипатого. Как это сделать — придумает по дороге. Что потом? Сумеет ли он убить? А почему нет? Ведь Жилу он был готов убить. Ну почему он врёт себе? Сердце воспротивилось, и рука дрогнула. Поэтому Жила жив.

Поигрывая желваками на скулах, Максим посмотрел на Хирурга. Сейчас рука не подведёт. Он спасатель, от него зависит жизнь этого человека. Он убьёт Хрипатого…

Размышления прервал голос Хирурга:

— Уходи, Максим.

— Не мешай, — отрезал он и закрыл глаза.

Попытался нарисовать в уме маршрут, по которому они прошли с Хирургом. Необходимо определить, где они сейчас находятся. И уже отсюда обозначить дорогу к мёртвому вязу с выгнившей сердцевиной.

Максим подполз к сосне. Прильнул к ней, словно вторая кора. Перебирая руками по стволу, поднялся на ноги. Ничего не видно. Забрался на выгнутый петлёй корень и осмотрелся. Вокруг росли кустарники, кое-где возвышались деревья. Чуть дальше чернела стена леса.

Максим ползком вернулся к Хирургу:

— Хватайся за шею.

— Я остаюсь. Хочу к своей семье… Соскучился сильно…

— Ты это брось! — проговорил Максим, помогая Хирургу встать. — Мы ещё поживём.

Теперь они поменялись местами. Хирург держался за Максима, и в сумраке непонятно, кто из них проводник, а кто зэк. Просто два силуэта, оба одного роста, ну а комплекцию не разглядеть.

Совсем некстати Хирурга посетили те же мысли. Он заартачился:

— Он перепутает нас. Решит, что ты это я, и вместо меня пристрелит тебя. Я не пойду.

— Мы не будем выходить на свободное пространство. А в зарослях нас толком не видно.

— Я не пойду!

— Будь по-твоему, — кивнул Максим. — Тогда садимся и ждём Жилу. Или ждём, когда Хрипатый осмелеет и спустится к нам. Тебя убьют, меня потом прикончат. И я даже не знаю, кому из нас повезёт больше.

Они медленно пошли между кустами бузины. Максим всматривался сквозь зазоры между ветками, силясь заметить Хрипатого, но тот ничем себя не выдавал.

Руки-ноги тряслись. По спине стекал пот. Максим мысленно обращался к колену: «Только не подведи. Только не подведи…»

— Куда мы? — спросил Хирург.

— Сейчас найдём укромное место. Спрячу тебя и поищу рюкзак. Обработаем и перебинтуем рану. Всё будет хорошо.

— Смешной ты, Максим. Наивный. — Хирург сплюнул. Вытер губы ладонью. — Чем он в меня?

— Дробью.

— Калибр ружья?

— Двенадцатый. Молчи, Хирург. Не трать силы на разговоры.

— Номер патрона?

— Не знаю.

— Знаешь, Максим. Это ведь твоё ружьё.

— Не моё.

— Ну и ладно, — хрипло выдохнул Хирург. — Ранение из двенадцатого калибра тяжелее, чем из шестнадцатого.

— Разбираешься в ружьях?

— Я врач… — Хирург сплюнул. — В патроне примерно пятьдесят дробин.

«От сорока семи до пятисот, и чем меньше свинцовых шариков, тем они крупнее», — подумал Максим. Олег охотился на диких уток и кабанов. Наверняка использовал среднюю по размерам дробь. Но в случае с Хирургом это не играло большой роли.

— Рана как от разрывной пули, — продолжил Хирург.

— Ты назло это делаешь?

— Что?

— Болтаешь.

— Извини. — Хирурга надолго не хватило. Он молчал минуту или две и снова заговорил: — Дробины, вследствие внутреннего рикошета, оставляют изогнутые, зигзагообразные раневые ходы. Они засорены порошинами, клочками войлочного пыжа, ошмётками одежды, осколками костей.

— Не хочу слушать лекцию, — отрезал Максим.

Он всё знал. Однако Хрипатый стрелял не в упор, а с расстояния десять или пятнадцать метров, и оставалась надежда, что кости целы и дробины застряли в мягких тканях, а не в жизненно важных органах.

Хирург слабел. Повиснув на Максиме, еле передвигал ногами. Из уголка рта текла струйка слюны странного цвета. Кровь… Из груди вырывались булькающие звуки. Дело дрянь…

— Я устал, — прошептал он. — Хочу лечь.

— Ещё чуть-чуть. Сейчас найдём дупло.

— Какое?

Максим проморгался; от солёного пота щипало глаза.

— Есть тут одно. Там и передохнём.

— Или передoхнем.

— Как бы не так! Я тебя спрячу, сам чёрт не найдёт. Прибью Хрипатого. Потом найду рюкзак.

Хирург беззвучно рассмеялся:

— Ты смешной… Мои лёгкие как решето. Почему я не умер? Ты видел, как избили Шнобеля? Его голову видел? Там не мозг, а холодец. А он не умер. И Гвоздь. Он не должен был проснуться, но проснулся. Почему я до сих пор дышу? Будто время остановилось.

— Жизнь растянулась, — предположил Максим.

— Не-е-ет. Растянулись мучения. А смерть — это точка. Она не растягивается.

— Я не говорил о смерти.

— Да? Значит, послышалось. — Хирург закашлялся. Восстановив дыхание, сплюнул и вытер губы.

Заросли бузины сменились ракитником. Ветви раскидистые, опущены вниз. Пригибаясь, Максим пошёл между кустами, выбирая более высокие.

Хирурга, вынужденного тоже сгибаться, качало из стороны в сторону.

— Давай отдохнём, — попросил он.