А.Беляев. Собрание сочинений том 6

— И весь ваш ледяной город с весной растает, как Снегурочка, — сказал Игнат.

— Растает, — тяжело вздохнул Верховский, словно он и в самом деле был Дедом Морозом, оплакивающим гибель своего царства! — Растает. Как подумаешь об этом — тоска возьмет. Верите ли, у меня начинает под ложечкой сосать, когда солнце на лето поворачивает и из-за горизонта показывается. Нет, право, жалко. Тут это короткое лето ни к чему. Мало от него радости.

— А может, и не растает! — вдруг крикнул он и насмешливо посмотрел на Игната.

— Читали ли вы о таком проекте: устроить среди Атлантического океана искусственный остров-аэропорт изо льда? В теплом климате, в теплом море! Лед там пришлось бы делать искусственный — холодильниками, сохраняя его под термоизоляцией… А замораживание почвы при крупных земляных работах? Тут, в конечном счете, только энергия нужна. Скоро мы будем богаты ею, и тогда, я думаю, мы сохраним на круглый год многие наши ледяные сооружения.

— Вам бы на Южный полюс перебраться. Там лед и летом не тает.

— Доберемся и до Южного, дайте срок. Там, наверно, для нас еще такие богатства под ледяным покровом припрятаны, о которых мы и воображать не смеем.

Вот и чай готов, а вот и свежая медвежатина. Отличный кусок. Убили мы этого медведя в прошлом году, а смотрите, какое свежее мясо.

— Но ведь летом ваши холодильники тают, — удивился Игнат.

— А мы, голубчик, в них храним только такой запас провизии, который нам нужен на зиму. К тому времени, как начинает теплеть, и склады пустеют. А все прочие запасы мы храним в вечной мерзлоте. Там мясо хоть тысячу лет свежим пролежит. Слыхали про найденного в вечной мерзлоте мамонта? Мясо его так хорошо сохранилось, что волки и собаки его ели. Говорят, и ученый какой-то попробовал мамонтятины. Вот и мерзлота на что-нибудь пригодилась, хотя она и доставляет много неприятностей нашей Верочке.

— А много ее, этой мерзлоты? — спросил Джим.

— Много ли? Пожалуй, Флорид с сотню влезет. Южная граница мерзлоты идет от Мезени через Березов на Туруханск, выходит за пределы СССР, появляется вновь у Благовещенска, поворачивает на юг, огибает малый Хинган, ползет к южным частям Охотского моря…

— Почему же такая изломанная граница?

— От разных причин зависит: от толщины снежного покрова, от почвы, влажности, от высоты над уровнем моря.

Шкуры у дверей зашевелились.

— Кого-то еще принесло. — Старик открыл меховую дверь. — А-а-а, Верочка. А мы только что о твоем смертельном враге говорили.

— О каком враге? — спросила Колосова. Ее щеки от мороза горели. Иней на шапочке и меховом воротнике быстро превращался в блестящие капельки.

— Ну, какой же у тебя враг? Конечно, не человек. Все человеки нашу Верочку любят. Мерзлота — вот твой враг.

— Ах, да. Это верно. — Девушка вздохнула.

— Что, опять? — спросил Верховский.

— Опять, — печально ответила девушка.

— Ну, что же делать. Враг силен, как говорится, но мы победим его, Верочка. Садись с нами, попей, расскажи.

Девушка махнула рукой.

— Не до чая мне. Я хотела бы, чтобы вы посмотрели, Верховский… когда кончите чай пить, — добавила она, поглядев на Игната, с аппетитом уплетавшего копченую медвежатину и запивавшего куски горячим чаем.

— Мы сейчас. Мы уже кончаем, — сказал Игнат, быстро прожевывая кусок. — Мы тоже пойдем.

Все быстро оделись и вышли на мороз.

16. Прекрасное видение

Игнат и Джим перебрались в гостиницу. В номере было еще два человека — представитель Союзкинорадио, приехавший устраивать звуковое телекино, и этнограф «с лингвистическим уклоном», как он сам себя отрекомендовал. Он приехал изучать северные народы и выискивал корневую связь их языков с языками Северной Америки. Он был убежден, что американские индейцы пришли в Америку из Азии через перешеек, который существовал когда-то на месте Берингова пролива. Этнограф приехал из Вотяцкого края, где он изучал вотяков.

Джиму было неинтересно слушать рассказы этнографа о вотяках. Его больше интересовал кинотехник Костин, веселый, сильно сутуловатый калека (левая нога у него была короче правой). От постоянного движения вдоль костыля на большом и указательном пальцах Костина были мозоли.

Однажды, когда за стенами гостиницы бушевала полярная вьюга, Костин предложил Джиму, Игнату и этнографу посмотреть картину.

Костин погасил электрическую лампу под потолком, включил ток в аппарат и в полутьме начал колдовать.

Зрители увидали бескрайные ледяные поля Северного Ледовитого океана, то гладкие, как поверхность замерзшего озера, то с хаотически нагроможденными глыбами льда. Панорама двигалась, и Джим ясно представил себе, что он летит на аэроплане и под ним проходят мертвые, снежные пространства, освещенные сумеречным светом. Вот поднимаются изъязвленные солнцем, теплыми ветрами и дождями ледяные горы — айсберги — с нависшими арками, наполовину обрушившимися ледяными мостами, пещерами — и снова беспредельная гладь… Вот поднимаются обледенелые, заснеженные скалистые ребра какого-то острова. Белый медведь оглядывается, поворачивает голову вверх, кажется, смотрит прямо на Джима и, вероятно, испуганный шумом аэропланных моторов, спешит укрыться в прибрежных торосах.

Остров уплывает назад — и снова пустыня, снежная равнина без конца и края.

Но вот она начала как будто поворачиваться по кругу. Или это аэроплан спиралью поднимается вверх? Горизонт расширяется, приподнимается. Видны отчетливо контуры прибрежных заливов, бухт, мысов, островов. Игнат узнает и называет их.

И вдруг все это мертвое пространство ожило. От губы к губе, от бухты к бухте, от залива к заливу, от Большой Земли к островам по белому фону снега задвигалось множество темных палочек, подобных палочкам Коха, как их изображают в курсах бактериологии. Это, конечно, уже мультипликация, наложенная на киноснимки с натуры.

— Если бы вы могли видеть сквозь лед, вы увидали бы такую картину, — послышался голос невидимого диктора. — Это подводные лодки, которые осуществляют связь между отдельными пунктами побережья, полярными станциями, зимовками, островами… А вот большая палочка отделилась от наших берегов и, пересекая Северный полюс, идет к берегам Америки. То движется большой пассажирский подводный корабль, совершающий рейсы подо льдом между СССР и Северной Америкой…

Джим был ошеломлен. Как? Эти неугомонные люди забираются даже под лед холодных арктических морей? И там жизнь, движение, работа? Джим уже привык к тому, что в дикой тайге и даже в мертвой тундре человека встретить легче, чем можно было бы ожидать. Но подо льдом! Нет, это невероятно! Конечно, подводная лодка может проплыть некоторое пространство подо льдом. Джим помнит попытки Вилкинса.