Аберацио Иктус

— Может быть, он дарил их случайным людям, — подал голос Хубавеньский, — администратору гостиницы, горничной, человеку, сидевшему с ним за одним столом в ресторане, и другим…

— Может быть, но неинтересно. Не забывай, что блокнот Пепи подарил «завсегдатай баров из Внешторга»! Я сконцентрировал все свое внимание на известных «любителях баров» в министерстве. Встретился с начальником отдела, подписавшим договор с фирмой, товарищем Маневым. Человек он очень воспитанный, сдержанный, да и в возрасте, как бы тебе сказать, в общем в том, в котором вряд ли… Встреча с ним оказалась плодотворной. Он тоже получил блокнот, показал мне его. Тот лежал в ящике письменного стола. Переговоры непосредственно вел Петров, Калофер Петров. В меньшей степени в переговорах принимал участие и Генчо Генчев. Допускаю, что блокнот получила и секретарша отдела…

— Ты встречался с этими двоими?

— Да. Но сначала зашел в отдел кадров, просмотрел их дела. У Петрова блокнот оказался на месте. Другое дело Генчев. Он признался, что тоже получил такой же, но не смог найти у себя. Перерыл все ящички, вытащил более десятка разных блокнотов — и больших и маленьких. В конце концов пришел к выводу, что взял из него шариковую ручку, а сам блокнот — «зачем он мне на греческом» — наверняка выбросил. Вот какие дела… Так выглядит на данном этапе операция «Блокнот».

— Может быть, это Генчев? Ты с ним разговаривал, какое у тебя сложилось о нем впечатление? Меня интересует, может ли он быть убийцей Пепи…

— Вполне возможно.

— Это один из вариантов. Второй — Захаридис дал блокнот еще кому-нибудь, кого ты не знаешь.

— Смотри, Пенчо, и учись. Вместо похвал — упреки. Нет, с другими людьми в министерстве он не встречался. У них ведется точный учет, и они знают, кто и сколько раз встречался с господином Захаридисом.

Решили, что операцией «Блокнот» будет заниматься Консулов. Все трое было убеждены в том, что ее возможности исчерпаны еще далеко не полностью. Хубавеньскому же требовалось выехать во Врачанский округ, чтобы убедиться в алиби Бедросяна. Оно действительно выглядело «железным», но все-таки следствие не имело права основывать свое мнение только на одном доверии к «коллекционеру квартир». Антонов решил присутствовать на похоронах Пепи. Иногда на кладбище появляются фигуры, с которыми было бы полезно познакомиться поближе.

* * *

На следующий день утром Антонову пришлось помогать Бедросяну во время исполнения различных процедур, связанных с похоронами, — все-таки после развода тот юридически никем не приходился Пепи. Других же родственников, которые позаботились бы об этом, у покойной не было. Ходили в морг, в районный совет, в квартиру, где жила Пепи, на кладбище. Повсюду разъезжали на «Жигулях» Бедросяна. Обстановка была непринужденной, и Антонов воспользовался случаем для продолжения разговора о Пепи. Видно было, что тот любил и все еще любит Пепи, хотя жизнь с ней была для него совсем не легкой. Постепенно Бедросян расслабился и как будто забыл, что едет с подполковником милиции, стал рассказывать историю их брака.

…Они поженились в 1968 году. По любви, как он сказал. Вопреки большой разнице в возрасте Пепи нашла спокойную пристань, обставленный дом, внимательного и далеко не бедного супруга, потакающего всем ее капризам. Первый их ребенок родился мертвым. В 1970 году. Девочка. В 1972 году родился второй ребенок. На этот раз — мальчик. Какой-то урод, нежизнеспособный. Прожил всего неделю. Домой его так и не привезли. Было страшно смотреть… Пепи переживала все это очень тяжело — впадала то в истерику, то в меланхолию. Обвиняла его в том, что в нем причина неудачного рождения детей. Он пытался разубедить ее в этом — обычно деликатно, а иногда и довольно грубо… Может быть, она сама в этом виновата. Пепи твердо настаивала: причина в нем, она знает, у нее есть для этого веские доказательства. Правда, при этом не говорила, какие именно доказательства…

После этого, как выразился Бедросян, брак их распался. Она все больше и больше отходила от него, вела себя грубо и дерзко. Часто отсутствовала, они беспрерывно ссорились. Он настаивал на ребенке снова, умолял попробовать еще раз, но Пепи с ужасом отказывалась. Она боялась, что опять на свет родится урод. Все повторяла: «Это для меня божье наказание». Вопреки всему Дикран продолжал ее любить. Если бы не закон о гражданской собственности на квартиры, они бы до сих пор были бы женаты. Для «спасения» квартиры он и предложил ей развестись. «Пусть лучше квартира достанется Пепи, чем государство продаст ее за бесценок…» И все-таки о главном, что интересовало Антонова — о ее связях за последние месяцы, — Бедросян не мог сказать ничего определенного. Вновь упомянул о Мери, «этом разгильдяе», и так далее. Бедросян явно был убежден, что Пепи ему изменяла, но не хотел открыто этого признавать. Да и момент был неподходящий…

На похороны пришло мало людей, почти одни женщины, да и те из салона Пепи. Мужчин было трое — Бедросян, Велев, Антонов. Антонов находился в стороне и наблюдал, но не заметил ничего заслуживающего внимания. С черной вуалью на лице была лишь одна Клео. Это ей шло, подчеркивало возраст. К четырем часам все разошлись. В канцелярию кладбища позвонила секретарша отдела — Антонова спрашивал Консулов. Сказал, что ему необходимо срочно увидеться с ним, просил передать одно только слово «эврика». Что еще мог обнаружить Консулов, как не найти того, кто передал блокнот Пепи? Даже если ему это и удалось, то что это давало следствию? Кто «любитель баров из Внешторга»? Ну и что? Означает ли это, что именно он замешан в смерти Пепи, что он убийца?

Антонов нашел Консулова, оживленно болтавшего с секретаршей отдела. Он явно рассказывал ей что-то забавное, потому что смех Марии был слышен даже в коридоре. Хорошо еще, что он не привлек внимания полковника Бинева…

Как ни хотелось ему похвастаться своим открытием, Консулов тем не менее вполне по-консуловски «оставлял вкусное на десерт». Прежде всего он хотел выслушать, что установил сам Антонов, и терпеливо ждал, пока тот расскажет о похоронах.

— А я подвизался в министерстве, искал «наш блокнот», хотя он был у меня в кармане. Рассказывать, как искал, неинтересно. Первое, Генчев нашел свой — у себя дома, случайно. И этим круг замкнулся. Нужно было искать другого человека или…

— …Другой блокнот?

— Так точно, старик. Снова был у Калофера Петрова, и тот вспомнил, что получил, мол, два блокнота, а один из них отдал своему коллеге Сивкову. Я решил: или этот, или никто. Если и он вытащит такую же записную книжку, то наши дела плохи. Блокноты расползаются, как клопы, по всей Софии, попробуй их разыщи. Зашел к Сивкову. Но не тут-то было. Сивкова не оказалось на месте, уехал за границу. Тогда я зашел в отдел кадров, где меня уже знали, хотя особого восторга и не высказали. Установил, что его зовут Стоил Огнянов Сивков, СОС, значит. Тут что-то не так, сказал я себе. Особенно после того, как стало известно, что он женат и имеет одного ребенка. Рассматривал его фото в личном деле, ничего — с большими усами и бакенбардами. А как ты знаешь, вторичные половые признаки часто используются для привлечения внимания особ противоположного пола. Явно — покоритель женских сердец… Сверху его личного дела лежал приказ о его последней командировке. До Берлина и Айзенаха. Что-то в связи с запчастями для автомобилей «Вартбург». И что, ты думаешь, было написано в этом приказе? «Откомандировать с 21 апреля сего года…» Как раз с 21 апреля, с нашего дня! Это мне решительно не понравилось. Будто нарочно. Если бы это было на прошлой неделе, хорошо. Я бы примирился с этим, даже если бы это было вчера… Но почему именно двадцать первого? Что за совпадение, это же железное алиби!.. Разговаривал с его коллегами, которые работают с ним в одной комнате. «Да, — сказали они, — Сивков уехал в понедельник после обеда в Берлин, а до обеда был в министерстве, готовил документацию по командировке». А меня что-то продолжает внутри беспокоить. Почему именно в этот день, почему?.. Нашел в справочнике его домашний телефон и позвонил из автомата. В трубке откликнулся детский голос, наверное, дочка. Не спрашивая, кто и почему ищет его, она объяснила: «Папы нет, уехал в Германию. Привезет оттуда большого берлинского мишку». — «А когда он уехал, девочка?» — «В понедельник». Вот и все. Тут-то я и зашел в тупик. В понедельник так в понедельник!

— Ну а дальше?

— Дальше сел в автобус, который уезжает с площади. Ты же меня знаешь, когда мне что-нибудь стукнет в голову, то, пока я это не сделаю, не успокоюсь. Еду в аэропорт и думаю: «Глупости! Отбыл человек — и все тут, как говорит Винни-Пух, а ты, Крум, разгуливаешь впустую». Но почему именно двадцать первого, этого-то я и не мог понять.

— Значит, ты из аэропорта кричал «эврика»! Я-то, грешным делом, подумал, из министерства…

— Точно. Этот СОС просто-напросто уехал во вторник, двадцать второго, с первым болгарским самолетом на Берлин. Для всех — на работе и дома — он, однако, отбыл в понедельник.

— За исключением одной только Пепи! Все-таки скажи, Крум, что тебя заставило рыться, сомневаться в очевидных фактах?

— Это несколько странное совпадение: хозяин блокнота, женат, имеет ребенка, из Внешторга, уехал в день убийства. Особенно последнее меня насторожило. Так называемые «очевидные факты» были, приказ — это же лист бумаги! Я знаю, сколько таких приказов не выполняется. А «свидетели» — их можно было обмануть, они же не видели собственными глазами, как он садился в самолет. Но списку пассажиров самолета я никак не могу не доверять…