Абиссинское заклинание
Шрифт:
В голове прозвучали последние слова водителя: «Ладно, так и сделаем…»
И тут я вспомнила, где и когда слышала этот голос и даже эти самые слова. Это было, когда я через вентиляцию подслушала разговор двух мужчин, которые решали мою судьбу. Решали, убить меня сразу и спрятать мой труп в промзоне или пока оставить в живых и отвезти на Обводный канал к какой-то Ильиничне…
Один голос принадлежал тому человеку, который руководил подозрительным «кастингом», а второй… ну да, это был голос вот этого парня, который сидел сейчас за рулем пикапа! И я не
Я потянулась к ручке двери, чтобы выскочить на ходу, но руки уже не слушались, и сон, точнее, тяжелое беспамятство навалилось на меня тяжелой плитой…
Очнулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо.
– Проснись! Приехали!
– Куда приехали? – пробормотала я, с трудом разлепив глаза. – Можно еще немного поспать?
– Там поспишь! – отозвался тот, кто меня будил. – Мне тебя нести неохота!
Я наконец подняла веки и разглядела круглое лицо целлулоидного пупса, светлые растрепанные волосы… я уже видела этого человека, но не могла вспомнить, где и когда.
С трудом я поднялась на ноги, сделала шаг, другой…
Он вел меня за плечо, осторожно подталкивал. Я еле переставляла ноги. Казалось, к ним привязаны чугунные гири.
Таким манером мы вошли в подъезд, зашли в решетчатую кабину старого лифта. Я едва не сползла на пол, ноги просто подкашивались. Кабина с дребезжанием поползла вверх, затем остановилась.
Мой спутник вывел меня из лифта, проволок по площадке, позвонил. Открылась обитая дерматином дверь, показалось жизнерадостное старушечье личико, похожее на печеное яблочко.
– Вот, Ильинична, жиличку тебе привел! – проговорил мой спутник. – Из промзо-оны…
– Что-то она еле на ногах стоит!
– Кофейку моего выпила. Ну, уложи ее сейчас. Пускай у тебя поживет, только смотри – чтобы не сбежала!
– Не бойся, голубчик, у меня не сбежит! От меня никто еще не сбежал, не было такого!
Меня, как куклу, провели по коридору, ввели в полутемную комнату… больше я ничего не помню.
Я провалилась в глубокий сон без сновидений, как в бездонный колодец.
Проснулась я от громкого, хриплого голоса, который проорал:
– Вставай, пр-роклятьем… пр-роклятьем заклейменный!
Я вздрогнула и открыла глаза.
И тут же закрыла их, решив, что все еще сплю.
Потому что увидела перед собой огромный кривой клюв, круглый безумный глаз и растрепанный красный хохолок.
Тут снова раздался тот же хриплый голос:
– Весь мир-р голодных и р-рабов!
Нет, это явно не сон.
Я снова открыла глаза – и увидела большого яркого попугая, который сидел на спинке стула.
– Пр-роснулась, пр-роснулась! – проорал попугай и всплеснул яркими крыльями.
– И правда проснулась! – прозвучал рядом другой голос.
Я повернула голову – и увидела старушку небольшого роста с круглым морщинистым личиком, похожим на печеное яблоко.
– Вставай, деточка! – проговорила эта старушка сладким, как засахаренное варенье, голосом. – Кто рано встает, тому
Бог подает! Тем более что уже совсем не рано.– Кто вы? – спросила я непослушным со сна голосом. – Где я?
– Я-то? – переспросила старушка. – Можешь называть меня Ильинична. Меня многие так называют. А где ты? Это совсем простой вопрос. Ты, деточка, у меня.
Я потрясла головой. От этого простого действия в голове что-то щелкнуло и прояснилось, как будто свет включили.
И я тут же вспомнила свои вчерашние приключения… вспомнила, как попала на безумный кастинг, как с трудом сбежала с него, чтобы тут же сесть в машину к подозрительному типу с лицом игрушечного пупса. К типу, который собирался отвезти меня на Обводный канал к какой-то Ильиничне…
Ну вот, значит, и отвез.
Я поднялась, снова потрясла головой, подвигала руками, ногами и огляделась.
Я находилась в большой, старомодно обставленной комнате. Посредине этой комнаты был круглый стол, накрытый плюшевой скатертью в ромбах, у стены стоял полированный сервант, заполненный дешевой старой посудой в цветах и колосьях. Рядом с этим сервантом на стене висел красный вымпел, по которому золотом было вышито:
«Победителю соцсоревнования предприятий общественного питания Новослободского района».
А еще в комнате было два окна с широкими подоконниками, заставленными горшками с самыми диковинными растениями – кактусами, алоэ и какими-то вовсе незнакомыми.
– Весь мир-р насилья мы разр-рушим! – проорал попугай.
– Разрушим, разрушим! – примирительно проговорила старушка и протянула птице ладонь с горсткой семечек.
Попугай деликатно подобрал семечки с ладони, проглотил их и рявкнул:
– Кто был ничем, тот станет всем!
– Он раньше в райкоме партии работал! – пояснила старушка в ответ на мой взгляд. – Там научился!
– Сколько же ему лет? – удивилась я.
– Карлуше-то? – переспросила старушка. – Да молодой он еще, ему всего-то пятьдесят лет! Я его еще маленьким птенчиком помню!
Ильинична с ее попугаем показалась мне ничуть не опасной, скорее забавной. Я подумала, отчего меня привезли сюда.
А старушка тем временем поставила на стол старомодный латунный кофейник с гейзером и две чашки с серпом и молотом и предложила:
– Выпьешь кофейку?
Я вспомнила, как накануне выпила кофе из термоса и чем это кончилось – но кофе хотелось. В конце концов, посплю еще… терять мне все равно нечего…
Я согласилась и села к столу.
Кофе был горький и невкусный. Печенье, вазочку с которым поставила передо мной Ильинична, было жестким и сухим, как гипсокартон. Однако я все же выпила чашку, и ничего плохого со мной не случилось – даже немного приободрилась.
На кофейнике я заметила гравировку «За ударную работу от Новослободского райкома».
Чтобы подольститься к Ильиничне и усыпить ее бдительность, я спросила:
– Это вам подарили?
– Мне, мне! – ответила та радостно. – Я ведь тоже в райкоме работала. Там мы с Карлушей и познакомились…