Абориген

Был сумасшедший месяц май, Созвездия стекали с неба. В них всё смешалось – быль и небыль, Эдем – с Аидом и Эребом, А мы с тобою – с тем, кто не был Замешан в наш безумный май, Пронзительный от счастья май. Как невесомо, как несмело Слова своё вершили дело. В изломах каменело тело, Всё отгорало и горело, Клубами рвался дымный май, Мой опалённый душный май. Листва пылала, словно пламя, Но… слёзы – в льдинки жемчугами, Но слёзы – по оконной раме, Но слёзы – по стеклу кругами И без меня, всё сами, сами. Дождливым был мой месяц май, Безжалостный, как ливень, май, Дождь слёз и звёзд, дождь расставаний. Сквозь пустоту непониманья, Сквозь чей-то голос окаянный, Неведомо чьих причитаний, Назойливых и непрестанных, Мы дотянулись… Ливень ранний — Не ведая, что нас изранил, — Бесследно смыл наш месяц май, Наш невозможный месяц май, Благословенный, мимолётный, И проклятый навеки май.

* * *

Хочу целовать тебя, пока не уснёшь… А знаешь, а ты опять на мальчишку похож… А имя твоё я уже никому не отдам. И, может быть, только оно и останется нам…

* * *

Мой любимый, вы так далеки, Что все люди вокруг меня вымерли До следующей нашей встречи.

* * *

Как странно – я ещё жива, Хотя два дня тебя не вижу, Я только ростом стала ниже И голос никнет, как трава, Полёгшая под ливнем хлёстким, И на травинках слёз шары — Под солнышком из-за горы Горят, как ёлочные блёстки. И капли канут в небеса, И сохнут мостики-подмостки — Здесь, по сухим скрипучим доскам, Скользили наши голоса. Я вновь ловлю ладонью звуки — Подстреленный полётный жест — И льну к стене. Распяли в крест — И разом обрубили руки. Ни чувств, ни мыслей – ничего. Ни тела – ни убить, ни ранить. Во мне жива одна лишь память, Подцвеченная синевой.

* * *

Я хожу – а ты читаешь, Я смотрю – а ты читаешь, Я к тебе – а ты читаешь И меня не замечаешь. Я шепчу – а ты не слышишь, Я зову – а ты не слышишь, Я кричу – а ты не слышишь. Вот и буду тише мыши. В уголочке у окна, Так и буду дотемна, Буду тихо, буду молча, На полу в сторонке скорчусь, Съёжусь и под стол забьюсь. Позовёшь – не отзовусь. Не хочу с тобой играть! Буду лучше рисовать. Нарисую я ракету И ещё такую… эту… Как её зовут… планету! Солнца два и два рассвета, Справа будет синий-синий, Слева жёлтый и красивый, И по небу солнцы ходят, Как паром и пароходик, То – туда, а то – обратно. (Стрелками, чтоб всё понятно) У тебя такого нет! …Ой, откуда этот цвет? По бокам немножко жёлтый, Синего осталось что-то, А рисунок весь стемнел И совсем позеленел… Ну и ладно, ну и что же! Так красивей даже, может! Эту, как её… зарю! — Я тебе не подарю!

* * *

Знаешь, ад – это очень просто: Уходить. А ещё – понимать.

И всё.

* * *

Ты злой человек, очень злой человек, Сердитый – что сыч, надутый – что мяч, Но знаешь ли ты… Я готовлю побег. И он неизбежен, мой тихий палач. Ты властен меня растерзать, раздавить, Всё тело моё обескровить до дна, Но власть, что замешена лишь на крови, Хрупка – как бывает хрупка тишина В минуту, когда в красноватом огне Ворочается раскалённая сталь. И нехотя ты подступаешь ко мне И рвёшь тишину – как взрывают хрусталь. …Неужто ещё остаются слова, Не вырванные из обмётанных губ, Тебе безразлично, что я чуть жива, Что даже под пыткой тебе я не лгу, Что хрип на губах превращается в соль, Что я выгибаюсь в натянутый лук, Что стала наркотиком жаркая боль, И слепо ищу я безжалостных рук… Но ты прирождённый палач! Ты поэт — Бесстрастный как лёд, как небесная твердь, И ты разгадал мой беспомощный бред, И ты не отдашь мне блаженную смерть. Ты всё увенчаешь счастливым концом, Где в пыточном ложе мерещится гроб, Где воздух вливается в горло свинцом, Где каплют секунды на выбритый лоб, Где, кажется, сдохнуть назначено мне Под тяжестью собственных выжженных век… Не знаю, убьёшь ты меня или нет… Я выживу – если решусь на побег. [1]

1

Стихи Ирины Андронати.