Абориген

— Феликс приходил, — сказал вдруг Юра.

— Чего ему? — напрягся Борька.

— Велел шумнуть, когда явишься… Это… — Юра снова отвел глаза. — В специальную школу тебя хочет определить… В такую, для этих, — он покрутил пальцем у виска, — для отсталых…

— Да ты чо? — Борька улыбнулся даже. — Я чо, дурак, чо ли? Да у нас полкласса, как я, учатся! Чо ж, всех туда?

— Надоумил его кто-то. Он уж договорился, чтоб врач, значит, тебя… признал… И молоток еще…

Юра упорно смотрел в сторону, и Борька вдруг понял, что это всерьез. Так всерьез, что дальше и плыть некуда.

— Да нормальный я!

— Чо ты мне кричишь? Я-то знаю…

— Так скажи им!

— А кто я тебе? У них с матерью все права. Чо захотят, то и сделают… Это они, чтоб тебя с глаз долой. В интернат, значит, в Вартовск или в Тобольск.

— Да кто ж меня после этого в мореходку возьмет?

Борька посидел сгорбившись. Потом поднялся, вынул из стола шкатулку, взял все деньги и пошел из кубрика. Юра поднялся на палубу, молча смотрел, как Борька отвязывает лодку.

— Это… не вернусь я больше, — сказал Борька. — Уеду с отрядом, затеряюсь. Сколько денег хватит — уеду, а там в детдом пойду сдаваться. Сирота, скажу. Не дайте пропасть…

И, не оглянувшись на город, пошел вверх по реке.

У берега стоял огромный буксир-толкач «река-море», плавучий небоскреб с белой надстройкой. На заплесок были скинуты сходни, люки моторного отделения открыты — чинились, видно. Борька пристал чуть ниже, нерешительно поднялся по сходням. Навстречу вышел молодой парнишка в черной форменке с золотыми «птицами» на рукаве, веселый и круглолицый.

— Здрасьте, — сказал Борька. — Мне б капитана.

— Добрый день. Капитан слушает.

_ я это… — замялся Борька, — Я лоцию посмотреть, можно?

— Заблудился?

— Вроде, — Борька деловито полистал лоцию, открыл на нужном месте, уверенно ткнул грязным ногтем, — Значит, мы здесь… а мне сюда… значит, так и так…

— Разбираешься? — искренне удивился парень.

— А то! У вас еще лоция не полная. Вот тут свальное течение, а у вас не обозначено… А вот отсюда прямиком старица. Вы подрисуйте, я-то знаю.

— Спасибо за информацию, — усмехнулся парень. — Только мы в эти протоки и не втиснемся… Значит, лоцию ты лучше меня знаешь. С чем причалил?

— Это… Возьмите меня к себе. Юнгой. Я все могу — вести могу, я фарватер, знаю, палубу мыть могу, готовить…

— Ты сколько классов кончил, салага?

— Семь.

— А зовут как?

— Борька.

— Так вот, Борька. Кончай восьмой, поступай в речное, а там — милости просим.

— Тогда меня любой возьмет. Вы сейчас возьмите!

— Да как я тебя возьму! — сказал капитан. — Кто мне разрешит тебя взять? Никто тебя не возьмет, с семью-то классами, макароны разве продувать. Не на галере ведь ходим — там грести ума немного надо. Вот это с чем едят, к примеру? — Он положил руку на какой-то прибор. Борька пожал плечами. — Локатор это. А как устроен, знаешь? А это? А дизель как фурычет?

— Ясно, — сказал Борька. — Извините.

— Эй, Борька, — крикнул капитан. — Случилось что? Погоди!

Борька не обернулся.

В устье Тромъегана Борьку перехватил мужик на ярко-красном «Нептуне» с мотором «Меркюри». Могучий двигун, иностранный, сил больше, чем в «Жигулях», и стоит, небось, столько же. И сам мужик был какой-то иностранный, с седой гривой до плеч и в темных очках.

В катере у него курили девицы в пестрых анараках, орал магнитофон. Сиденья были обиты бархатом.

— Направо пойдешь? — спросил мужик, повернув к Борьке темные очки.

— Но.

— Будь любезен, загляни во вторую протоку, найди некоего Борьку Хромова, передай следующее: «Куйбида шумнул, мол, Федор в милицию подал за угон».

Девицы равнодушно смотрели на Борьку.

— Феликс? — спросил он, холодея.

— Да, Феликс. Ну, прощай. — Мужик врубил скорость, и могучий «Меркюри» унес девиц и музыку.

Борька остался сидеть, опустив голову. Значит, уломал-таки Феликс мать подать на розыск. Летят сейчас по телефонным проводам вдоль всей Большой Оби номер лодки и Борькины приметы: лопоухий, росту среднего, вида неказистого.

Видно, открытка на машину пришла.

Было самое рабочее время, но весь стройотряд собрался вокруг обеденного стола, смотрели молча, как Борька вытаскивает лодку на берег.

— Трудовой привет! — неуверенно сказал Борька, подходя ближе.

Никто не ответил. Навстречу ему шагал от палатки мятый, мрачный Степан с рюкзаком на плече.

— Счастливо оставаться, цуцики! — крикнул он, — Герои перестройки!

— Слушай, вали отсюда, пока я… — рванулся к нему Витя.

— Это тоже прошу занести в протокол, — насмешливо сказал Степан. — Угроза физического насилия… Поехали! — на ходу кивнул он Борьке, забросил рюкзак в лодку и уселся сам.

— А ты, приятель… — подошел к Борьке командир. — Мы же с тобой как с человеком!.. В общем, чья водка, где были, что делали — я разбираться не буду. Так что будь здоров. Спасибо за веселую ночку…

— Да уж, обхохочешься, — буркнул Витя, трогая припухшую скулу.

— И дружка своего до города подкинешь, — сказал командир.

Борька ни жив ни мертв смотрел на ребят. Те неловко отводили глаза.

— Как же так, ребята, — робко сказал Сан Саныч. — Работал же человек… Бензина сколько пожег… Давайте… — он первый вытащил пятерку и пошел, собирая деньги.

Борька посмотрел на Алену. Она стояла, опустив голову, нервно теребила цепочку на шее. Цепочка вдруг лопнула, она попыталась поймать на лету, присела, поднимая с земли. Волосы закрыли лицо.

— Вот, — Сан Саныч протянул Борьке деньги.

Борька глянул на него, на пачку мятых бумажек. Повернулся и на деревянных ногах пошел к лодке.

Борька правил по Оби вслепую, не видя пути из-за жгучих слез. Он сжимал губы, зажмуривал глаза, а слезы сами собой выкатывались из-под ресниц, ползли по чумазым щекам.

— Водочки бы, — сказал Степан. — Не осталось чуток? — Он заглянул в бардачок. — Первым делом в кабак завалюсь… М-м… — мечтательно прикрыл он глаза. — На белой скатерке… Упьюсь до поросячьего визга, теперь никто не запретит… Пойдем в кабак. Абориген. Мы вроде товарищи по несчастью. Ну, чего слюни-то распустил?

— У меня ж не осталось никого, кроме вас. Я ж уйти с вами хотел, уехать…

— Куда? — разозлился Степан. — Это они здесь с тобой вошкались — Боренька бедненький, Боренька кормилец! А уедут — кто про тебя вспомнит, кто с тобой возиться станет! Кому ты нужен в Москве? Там никто никому не нужен!