Absolvitor

Он не помнит, как пустил ее.

Она, кажется, распространяла какую-то рекламу.

Кажется, что он сам все ей рассказал.

Авель почти бежит к телефону.

7–155–467–9-14.

10 цифр, способных изменить мир. Его, Авеля, мир. Номер его друга. Время для выбора друга в этой бесконечной суете, производимой человеческими существами. Время узнать правду. Время – 7:02.

Но Виз не поднимает трубку.

Либо Виз еще спит после вчерашних испытаний, либо он уже мчится в переполненном автобусе навстречу новому дню.

А может он уже перестал мчатся, остановившись под колесами очередного Авеля Макфаллоу.

Но об этом нельзя и думать.

Доротея выходит из спальни и небрежно бросает:

— Кстати, я Дороти. Для друзей. Для тебя я – Доротея, богиня песен, красок и маленьких человеческих тайн.

— Послушай, ты, — с раздражением говорит ей Авель, — я не знаю, что ты хочешь и какую цель преследуешь, я не отдам тебе свой дом, ты поняла меня?

— Мне твой дом не нужен, дорогой, — флегматично заявляет Доротея, — Я просто буду жить с тобой. Мне негде жить одной. А раз уж я знаю твой секретик, то и выгнать ты меня не посмеешь, верно?

Авель злится. Только этого еще не хватало.

Мертвый парень, Ник, как она его назвала, разлагается на переднем диване его «Плимута», головная боль сводит его с ума, Виз, пропавший минимум на 12 часов – это не самое лучшее, что случается с человеком. А тут еще эта девушка.

Часто бывает так, что жизнь человека идет ровно, пока какое-либо случайное событие не выбьет ее из привычной колеи. А уж потом несчастья польются одно за другим, и не будет человеку покоя, пока он с честью не выдержит все их. И либо человек станет великим после этого, либо он падет. Так бывает всегда. Такова эта чертова жизнь.

И в жизни Авеля начался такой же период. Как он вспоминал позже, с появлением черного человека в его жизни наметился очевидный крен. И с каждой новой секундой он все больше менял угол, не давая неустойчивому Авелю ни одного шанса на то, чтобы выстоять на тяжелом уклоне своего будущего.

— Значит, ты теперь живешь у меня?

— Да, как полноправный гость, к которому нужно относиться со всем уважением, — поправляя прическу, сказала Доротея. – Теперь мое слово ценится не меньше, а быть может, даже больше твоего, Авель.

— Черт с тобой, — буркнул Авель. – Мне пора на работу.

На улице шел дождь.

Фургон намок, и Пенни в нем было удобно.

Появление незнакомки не нарушило планов Главного.

На все ее упреки он утверждал просто:

«Не вмешивайся, Войз, наблюдай. Пока не получишь дальнейших указаний».

Через сорок минут Авель Макфаллоу вышел из дома, зашел в гараж, сел за руль своего «Плимута» и поехал в сторону, отличную от той, которая ведет к нему на работу.

Труп должен быть совсем не здесь, решил перед этим Авель.

Пенни зевнула.

— Ох, и дурак же он, — заметила про себя она.

Заброшенный склад — не место для трупа. Но ему это было неизвестно.

Мистеру МакФаллоу вообще было мало что известно.

***

Спустя три часа в офис Виза зашел человек в черном плаще.

— Я к мистеру Визериону Коллинсу, он ждет меня с самого утра, — произнес черный человек.

— Мистер Коллинс давно вас ждет, — улыбнулась ему секретарша.

Дверь захлопнулась за ним. Секретарша лишь проводила взглядом его темный силуэт.

На двери было написано : «В. Коллинс. Редактор».

В руках странного незнакомца была какая-то ксерокопия.

10 Глава.

Клиническая смерть продлилась 4 минуты. 4 минуты – время, за которое можно много успеть. Можно зародить сотни новых жизней, подняться вверх по социальной лестнице, влюбиться в кого бы то ни было, потерять надежду и смысл жизни. Можно наконец понять себя, совершить выгонную сделку, сделать шаг в будущее или потеряться насовсем в прошлом.

А можно пережить клиническую смерть.

Фрэнк Крэйган открывает глаза. В голове его – беспорядочный шум, во рту – горький химический привкус лекарств. Прикушенный язык нестерпимо болит.

Но Фрэнк жив. Последние пару лет ему приходилось несладко.

Проработав 24 года на стройке, Фрэнк дважды лежал с инфарктом. И вот он – третий, видимо, последний.

Первый раз был около пяти лет назад. Вот он шел со смены, грязно шутил о новой работнице в их компании – и тут сердце ухнуло куда-то вниз. День сменился ночью, левый глаз перестал видеть, дышать сразу стало трудно. Очень трудно. Скорая приехала быстро, предотвратив летальный исход.

— Не перегибай палку, Фрэнк, — так сказал ему в тот день доктор.

— Не буду, босс, — массируя грудь, отвечал ему Фрэнк.

В тот вечер Вера плакала у него в объятиях. Она не хотела, чтобы чертова стройка забрала его жизнь. Да и сам он не горел таким желанием.

Это было пять лет назад.

Следующий раз случился через два года.

Фрэнк решил посидеть дома. Здоровье стало ухудшаться: голова все чаще болела по утрам, кости начинало ломить, появилась одышка. Старина Фрэнк начал совсем сдавать. В 46 лет.

Он сидел на веранде и попивал чудесный лимонад, сваренный его девятилетней дочерью. Анна, малышка Анна. Сейчас ей уже 12 и ее не пускают к Фрэнку. Фрэнк чудом остался в живых.

Когда он начал вставать со своего любимого кресла–качалки, это повторилось. Инфаркт. Вера со всех ног кинулась к нему, обнимала, целовала его в губы и не переставая шептала:

— Дыши, черт тебя дери, дыши, Фрэнк!

Хорошо, что Анна была дома и смогла набрать 911. Плохо то, что она видела, во что превращается ее отец.

Малышка Анна. Сейчас ей двенадцать, и насколько Фрэнк помнил, у нее появился первый поклонник. Ее щеки, горящие пунцовым огнем, освещали его жизнь уже больше десяти лет. А сейчас она стоит за шторкой и не может увидеть отца. Своего старого, больного отца. Отца, который был мертвым четыре минуты.

После второго инфаркта Вера настояла на страховке. Фрэнк был работягой, и, так уж вышло, никогда бы до этого сам не дошел. Его пенсионные накопления были малы, работать он, по–видимому, уже не сможет и страхование жизни нанесло бы весомый удар по их бюджету. Фрэнк был категоричен.