Абсолютное доказательство

Глава 26

Воскресенье, 26 февраля

Утро выдалось солнечное и ясное – из тех холодных февральских дней, когда на лужи ложится ледок и под ногами похрустывает трава в паутине изморози. Росс и Ходж стояли у первой лунки на поле в гольф-клубе «Дайк».

Со стрессом Хантер всегда боролся физическими упражнениями. Вот и сегодня решил не пропускать игру. Кроме того, он надеялся, что свежий воздух прогонит похмелье. Однако в голове у него неотступно крутились мысли об ужасной судьбе Кука – и еще о двух наборах координат, по-видимому, теперь потерянных для него навеки. Координат, возможно, заинтересовавших кого-то настолько, что ради этой информации неведомые негодяи замучили старика до смерти.

Координат, без которых не выйдет истории.

Росс поставил на землю модную спортивную сумку – рождественский подарок от Имоджен, – и достал оттуда клюшку и мяч. Выпрямился, окидывая взором окрестный пейзаж: поле, соседние луга, деревенские домики вдалеке, одинокую трубу Шорхэмской электростанции, а еще дальше – серо-стальную гладь Ла-Манша. Подбросили монету; первую подачу выиграл Ходж. Он установил на раскисшей влажной земле красную подставку для мяча, положил мяч, затем занял позицию, наклонившись и пружинисто согнув колени. Пару раз на пробу взмахнул клюшкой, шагнул вперед, к мячу, и нанес по нему мощный удар.

Раздался сухой треск. Мяч взлетел в воздух, на мгновение словно растворившись в безоблачном небе, приземлился в добрых двухстах пятидесяти ярдах впереди, в самом центре поля, и покатился по земле.

– Круто! – похвалил Росс. – Классный удар!

– Да, ничего получилось, – горделиво ответил Ходж.

Хантер установил на траве свою подставку и положил на нее мяч. Тот скатился наземь. Росс попробовал снова – и мяч снова упал. Голова раскалывалась, словно через мозг продергивали раскаленную проволоку. На третий раз Россу удалось установить мяч правильно.

Он встал в позицию, размахнулся для пробы, затем шагнул вперед, ударил по мячу…

И промахнулся. Клюшка просвистела в воздухе мимо мяча.

– Три-ноль не в твою пользу, – сообщил, закуривая сигару, Ходж. Физиономия у него прямо-таки светилась самодовольством.

Росс размахнулся еще пару раз, снова шагнул вперед и ударил. На этот раз клюшка вонзилась в землю в добром футе от мяча, выворотив пласт дерна с травой.

– Черт! – воскликнул Хантер. – Черт!

Укладывая дерн на место, он заметил, что в очереди за ними стоит группа из четырех игроков, терпение которых явно на исходе.

С третьей попытки ему наконец удалось попасть по мячу – но улетел он недалеко и приземлился в кусты.

У следующих двух лунок Росс показал себя ненамного лучше. Все его мысли по-прежнему занимала смерть Кука.

Затем они уступили место четверке игроков и стали ждать своей очереди.

– А Имоджен что поделывает? – спросил, щелкая зажигалкой, Ходж.

– Говорила, что сходит сегодня в церковь. Примерно раз в месяц она там бывает.

– А ты с ней ходишь?

– Иногда. Чаще всего, когда льет дождь и в гольф не поиграешь, – Росс усмехнулся.

– Слушай, я не пойму, как ты относишься к религии? Знаю только, что шарлатанов-проповедников ты терпеть не можешь!

Росс улыбнулся. Ходж имел в виду его статью-расследование о самых богатых в мире проповедниках-евангелистах, напечатанную в «Санди таймс» пять лет назад. За эту статью пастор Уэсли Венцеслав, руководитель Церкви Уэсли Венцеслава в Англии, даже пытался подать на газету в суд – но отозвал иск, когда газета пригрозила опубликовать в ответ сведения о его судимости.

– Родители наши религиозностью не отличались. А когда мне было четырнадцать, у мамы, которую мы с братом обожали, обнаружили рак. Каждый вечер я молил Бога, чтобы она выздоровела, – но три месяца спустя она умерла. После этого я перестал молиться, да и верить перестал. Дальше папа растил нас один. А я ни во что не верил до двадцати трех лет, когда произошло нечто очень странное – то, что я до сих пор не могу себе объяснить.

– Что же?

– Разве я тебе не рассказывал? Про Рикки, моего брата-близнеца?

– Нет.

– Он погиб. Идиотский несчастный случай. Я был в это время за пару сотен миль оттуда. И в это самое время – как я узнал позже, именно в те самые минуты, когда он умирал – я на минуту или две ощутил с ним невероятно тесную связь.

– Я читал, что у однояйцевых близнецов встречается что-то вроде телепатии…

Росс покачал головой.

– Нет, это было нечто большее. Именно мистический опыт. Трудно объяснить, и, я понимаю, звучит безумно… так что, наверное, не стоит об этом говорить.

– И тогда ты стал верующим?

– Не в Бога, нет. Но начал думать, что в мире есть нечто, нам недоступное. Может быть, полной картины мы не видим.

Ходж выпустил клуб дыма.

– А доктор Кук?

– Что доктор Кук?

– О каком Боге он говорил? Об англиканском, католическом, иудейском, исламском? Может быть, сикхском? Или растафарианском?

– Понятия не имею. – Росс смерил друга задумчивым взглядом. – Ты ведь у нас убежденный атеист, верно?

Ходж кивнул, глядя сквозь клубы дыма, как команда из четырех игроков с черепашьей скоростью движется от лунки к лунке.

– Да, у меня к Богу есть серьезный вопрос. Пожалуй, лучше всего сформулировал его Стивен Фрай – мне очень понравилось, когда я прочел у него об этом. Вопрос такой: на свете существует паразит, живущий только в глазах у детей. Он внедряется ребенку в глаз и прогрызает себе путь наружу. Ребенок при этом слепнет. Единственная цель жизни этого паразита – в том, чтобы лишить дитя зрения. Так вот: если Бог создал мир и все, что есть в мире, какой же сволочью надо быть, чтобы создать такую тварь?

– У некоторых религий есть этому объяснения.

– У любой религии есть какое-нибудь объяснение, почему люди страдают, – и все эти объяснения ни к черту не годятся! Посмотри на наши монотеистические религии. Сколько их! И каждая делится на подразделения. Англикане, католики, сунниты, шииты, сефарды, хасиды… А если посмотреть без предрассудков, в чем между ними разница? О чем все они спорят? Я тебе скажу. О том, у кого круче воображаемый друг!

Росс улыбнулся.

– Что до меня – из всех религий, поклоняющихся единому Богу, христианство мне больше всего по душе. Да, в свое время и оно было не подарок – вспомни хотя бы времена Инквизиции, когда плохих католиков сжигали на кострах. Однако сейчас почти по всему миру, если не считать Библейского пояса [8] , христианство превратилось в мирную, гуманную, терпимую религию, однозначно полезную для общества.

8

Библейский пояс – регион в США, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются южные штаты.

Очередной из четырех гольфистов установил мяч и нанес удар. Мяч улетел едва ли на пятьдесят футов. С той же черепашьей скоростью гольфист вразвалочку потащился к следующей лунке.

– Основной принцип христианства – вера в воскресение, – ответил Ходж. – Две тысячи лет веры в простейший фокус с трупом! – Он снова пыхнул сигарой. – Или у твоего Гарри Кука найдутся аргументы поосновательнее? Знаешь, хорошо, должно быть, верить в Бога. Всегда есть на кого свалить ответственность, есть кого винить, когда на свете случается какое-то дерьмо… Но бога ради, Росс, ты же репортер – и отличный репортер! Ты умеешь видеть вещи такими, как они есть. Давай-ка возвращайся к реальности!