Абсолютное соло

– А именно?

Юрий пододвинул ему тарелку с нарезанными желтыми ломтями.

– Да-а, дынька воняет восхитительно, зараза! – Иван Иваныч взял ломоть, куснул. – Значит, огородом кормиться думаешь? Ну-ну…

– А что? Мы ж тут крестьяне.

– Так-то так. Не в курсе? – земли ваши в частное владение скоро отойдут. Вам будет компенсация, выбор других мест для жительства. В-во-от так…

Юрий отвалился на спинку стула. Смотрел в лицо гостя с изумлением и недоверием. «Как это? – застучало в голове. – Как это так…» Однако Иван Иваныч, конечно, знал, что говорил. Захоронения отходов дальше за деревнями, куда ходили его мусоровозы, – дела его конторы. Как ему не знать? Насколько Юрий был несведущ во всех этих премудростях, но слышал, что те захоронения – а главное, дорога к ним – дорогого стоят; и что захоронения планировали расширять. Строить какой-то комбинат для переработки, что ли… В целом понятна ситуация: дорога и земля вокруг станут собственной чьей-то, частной территорией, а это – не клубника, не поля, не пруд и не бор, но – денежка. Хм… Кому-то хорошая такая, безразмерная, надежная, что обозначается странной то ли буквой, то ли просто закорючкой – $.

– Дай-ка вчерашнюю газету, – попросил Иван Иваныч, наверно, по-своему понимая молчание собеседника, думая, что тот ему не верит. – Там сообщение и сроки.

Тут ожила, очнулась оторопевшая от сообщения мать. Почти что прорыдала:

– Да не выписываем мы! Откуда такие деньги?! И так ведь с копейки на копейку!..

Иван Иваныч вздохнул, поднялся. Мать умолкла.

– А что, отец не знает, что ли? Ничего не говорил?

– Не говорил… – далеким эхом мать.

Юрию было не просто жалко – конечно, и это тоже – и пруд, и деревеньку, домик… Просто действительно не верил. Он здесь родился, вырос, на клубничной каторге пыхтел с тех пор, как научился более-менее соображать. Проклинал это болотистое поле, клубничные усы, ящик с рассадой, но о поле тосковал, болел душой, к нему – к нему в первую очередь – стремился всю альтернативку…

А кто?.. Кто покупатель-то?

– Иван Иваныч, – позвал вслух, – может?..

Иван Иваныч, как ожидал, понял с полуслова. С готовностью ответил:

– Что это даст? Замочим одного-другого. Всех не перемочишь. – И дал понять: в конце концов замочат нас.

Раньше Юрий, может, плюнул бы – до болезни, до возвращения сюда, до той поры, пока с Ленкой встречался так – сунь-высунь. Может, узнав об этом не здесь, на службе, конечно, побесившись, сотворив очередной какой-нибудь дебош, угон машины, в итоге бы упал на койку и сказал: «А, до фени, блин!» Но в том и дело, что теперь совсем, и всерьез, и, может, навсегда, ему стало не до фени. Ему сегодня просто так не светит даже комплексный обед. Даже в чайной ему с его «регалиями»: ни кавалера, ни лауреата, ни депутата, без костылей не то что не нальют, на понюх к коктейлю и закуске не подпустят.

«Как дальше?.. Что?.. Куда?..»

Впервые лезли в голову (так настойчиво, всерьез) мысли, что касались, вернее, тормошили, донимали других всегда. Тех, взрослых, но беззащитных, вроде кладовщицы… И что же те – все они – всё это время молча думали, вяло барахтались в тех рамках, что ограждают вроде бы дозволенность? Не взрываясь, не разевая пасть… За него, Юрия, думал в основном отец.

Так. Отец. А он что же? С соумниками своими, с Опорным пунктом, так называемым, цивилизации? Кого и почему и от кого защищать, если задуматься? Какая опора? Где враг реальный, ощутимый? И как случилось, что так стало?.. Всегда так было? Нет, не всегда.

Идиотизм какой-то: как – так, тык – мык, тырк – пырк…

Он посмотрел на Иван Иваныча, как когда-то, когда пришел просить устроить на работу. Мусоровозчиком.

– А в самом деле, как получилось-то? Что мы, действительно идиоты, эти… мухи?

– Кто – мы? – На лице его друга прежняя ухмылочка.

– Ну, я, – Юрий нашел глазами стоящих в ряд у печки мать и Ленку, – они?

– Я понимаю, в смысле, что небогатые?

– М-м… И это тоже.

– А завтра можете стать: вооще! Всё может измениться неузнаваемо… хе-хе… – Иван Иваныч прошелся по кухоньке, спросил сочувственно: – Хорошая клубника-то? Ну, в смысле урожая?

– Тонн до тридцати в хороший год…

– Тэк-с, тэк-с. – Остановился перед полочкой, потрогал корешки книжонок, в основном – стихи, истрепанные песенники, откуда Юрий черпал свои «ретроримейки».

– Всё может очень даже измениться, – повторил гость, глядя по-прежнему на книги. – Но, понимаете, есть… назовем его как-нибудь… ну – дядя. Дядя из дядь. Дяде этому проще гонять с лужайки на лужайку стадо баранов, чем умных козлов, которые сами его могут погонять. Бараны бегут, куда велят, и стричься ложатся без особой волокиты. Но… Лужайки, которые бараны эти вытаптывают, выгрызают до предела, гораздо больше стоят в денежном исчислении, чем сами бараны. И если все эти лужайки взять да запродать – как ты, Юрок, считаешь? – ведь оченно шикарно даже можно жизнь прожить.

Юрий не ответил. Слабую после болезни (да, может, и от природы) голову ломило, раскалывало просто… Иван Иваныч присел к столу и наслаждался дыней. Съел три ломтя, утерся. Досказал:

– Я не могу поставить крышу здесь. Понимаешь, нет? Над всеми этими… баранами. Я в роли козла, который знает, где его место и куда надо и не надо совать рога… Ну, понимаешь?

– Что тут не понять…

– Пойдем маленько погуляем. По огороду, что ли. Можешь?.. Да и отлить бы не мешало – дыня у вас что арбуз, хе-хе, таджикский.

Обозревая волю – гладь воды под огородом, бор по ту сторону пруда, холмы – Иван Иваныч дышал сочувствием к Юрию.

– Жаль оставлять?

– А как ты думаешь? – Кажется, начав догадываться, кто пусть, может, и формальный, но все же покупатель их земли, Юрий начал вскипать, даже вот на «ты» старшего друга и благодетеля назвал.

– Угу… А знаешь, что вам предложат в виде компенсации? Семейке вашей? Хм… Под городом тот замок, за который ты когда-то воевал. Он сейчас ничей… то есть… ну – не важно… С двумя гектарами земли. И с льготным освобождением – на три года – от всяческих налогов. Для обустройства.

– Да-а?.. И с Танькой той? – сдерживая злость не собственно на гостя, а на что-то большее, почти пропел Юрий. И тут же добавил, не определив и сам для себя, какой смысл вкладывает в усмешливо-горькую фразу: – Ну и шутки у тебя, Иван Иваныч!

– Это не шутки.

Новым известием о злосчастном замке Юрий был, конечно, ошеломлен, впрочем, не настолько и не так, как мог бы предполагать стоящий рядом виновник ошеломления. А тот, наверное, чтобы добить, обезволить, преподнес еще сюрприз:

– Отец твой имеет вес по части распределения, то есть – купли и продажи… Он мог бы подписать – не подписать тот перечень земель, что предложили на аукцион. Но… я тебе не зря втирал там про баранов… Понимаешь, да? И сам ответил: – Да. Отныне, что ж, – Иван Иваныч старался быть по-прежнему любезным и справлялся с этим, – попадаешь под опеку и компетенцию моих ребят… хм… мусоровозчиков. Уж не взыщи. Разумеется, как только там станешь жить. По принципу: «Закон – для законодателей».

– Что ж, всего хорошего. – Юрий с трудом сдерживал себя, чтоб не толкнуть друга с берега. – Спасибо за благодеяния. За всё…

Иван Иваныч как бы виновато улыбнулся:

– Не надо психовать. Будешь там со стариками и своей курочкой, как граф какой-нибудь… И двух гектаров для клубники – приемлемо вполне. Так что – принимаю благодарность.

Когда Иван Иваныч, чуть-чуть хромая, будто ему под ступню попал камушек, а снять туфлю и вытряхнуть его все недосуг, шел к машине решительно и зло, Юрий вдруг испугался довольно нелепой (а может быть, и лепой) мысли, что вот сейчас он возьмет и даст команду: «Курочку со мной!»