Абстрактные дали познания. Сборник

Если перевести изображённое древним человеком на современный, понятный нам язык, то данное творчество обозначало исторически неубиваемую истину, а именно – "ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ".

Вот такая она мистика прошлого равно как и настоящего, мистика разумного существа, осознавшего, что он является личностью по имени Вася, который вне всяких сомнений существовал и был здесь.

А учёные все ломали свои умные головы над расшифровкой послания древнего предка, получая за свои труды Нобелевские премии, научные степени и звания, выдвигая самые невероятные фантастические идеи и версии, в корне менявшими наши представления о древнем человеке.

Но Вася-то знал, что нет ничего более мистического и фантастического, чем существование самой личности по имени Вася, который БЫЛ ЗДЕСЬ…

ВЕЛИЧИЕ ПОЭТА

Аркадий приоткрыл глаза, его мутило. Он, кряхтя, с трудом поднялся и, пошатываясь, побрел к едва видневшемуся в темноте проему, что должен был по идее быть выходом из свинарника, но так как состояние мужчины было далеко от адекватного восприятия действительности, то и проем вполне мог оказаться чем-то другим, да и свинарник вовсе не свинарником. Под ногами скрипели половицы, чуть в стороне слышалась не спокойная возня.

Аркадий добрел до проема, вышел на улицу, глубоко вздохнул свежий воздух и опорожнился. Он взглянул на бескрайнее ночное небо, отдаленные миры яркими точками в непроницаемой черной бездне манили ранимую, одухотворенную душу поэта, а по совместительству свинаря, в высокие таинственные дали непознанного. Аркадий вновь тяжело вздохнул и вернулся в помещение. Он нащупал тумблер и включил свет. Подопечные Аркадия отреагировали на потоки света лишь чуть более громкой возьней и слабым повизгиванием. Все-таки свинарник…

– О как ты далек от меня древний Рим

Величье твое и в мраморе храмы

В веках отражаясь сияньем своим

Ты будишь во мне лишь личную драму…

Аркадий в очередной раз вздохнул, сколько уже раз на ум приходили подобные четверостишья. Не сказать, что мужчина был одержим древним Римом, просто его творческий порыв, как реакция на личную драму, в данный момент выбрал "Вечный город", но это вполне мог быть и Париж времен "Короля солнца", либо современный Нью-Йорк, а то и сам Вавилон. Но жестокая действительность была такова, что перед ним всегда открывались просторы свинарника.

В углу громко хрюкнула свинья, прервав размышления несостоявшегося великого поэта.

– Цыц, плебеи, – с видимым раздражением в голосе прикрикнул Аркадий, – Цезарь идет.

Цезарь не цезарь, но что он достоин большего, Аркадий знал всегда. Нет, он не метил в великие завоеватели, гении науки и нобелевские лауреаты, просто, как считал мужчина, он был одарен поэтическим даром, большим даром, талантом, который в условиях плохо пахнущего свинарника реализовать не представлялось возможным.

Аркадий писал стихи, писал в стол. Пару раз он пытался донести их до окружающих, на вечере художественной самодеятельности и в районной малотиражке, но результатом стали не признание, уважение и почет, а лишь вечные насмешки председателя колхоза Бориса. Нет, он не затаил злобу, а, как и любая нереализованная творческая личность, лишь замкнулся в себе и стал злоупотреблять самогоном.

Аркадий добрел до небольшой каморки, размещавшейся в дальнем углу свинарника, с очередным тяжелым вздохом уселся на лежак, заваленный грязными тряпками и пошарил рукой под не менее грязной подушкой. Он извлек оттуда початую бутылку самогонки и засаленый стакан. Наполнил его наполовину, крякнул и залпом выпил.

– Ты одна, лишь одна, в моей жизни отрада

Грустных мыслей, тоски и души на разрыв

Замахну я стаканчик и душа уже рада

И уже я не свинарь, а в уме позитив.

И на душе действительно потеплело и мысли потекли уже в более благоприятном творческом направлении. Еще стаканчик и он несомненно разродится гениальной одой, а то и целой поэмой. И плевать ему на тупых колхозников, во главе с земляным червем Борькой.

Не теряя времени, Аркадий наполнил стакан, на этот раз целиком для пущего вдохновения. И только он его поднес ко рту, как вдруг сзади послышался чей-то голос:

– Ну, что нюни-то распустил, а еще великим поэтом хочешь быть.

Аркадий медленно повернул голову, ожидая по привычке увидеть все того же председателя, заставшего его за распитием спиртных напитков на рабочем месте, но к своему большому удивлению обнаружил перед собой странного рыжебородого, с мясистым носом незнакомого человека, одетого в белую древнеримскую тогу и такие же старинные сандалии на босу ногу. Не то что бы Аркадий был ошарашен или хотя бы удивлен, но некая несостыковка мыслей в его мозгах произошла. Откуда среди ночи в свинарнике появился артист из районного самодеятельного театрального кружка. На большее, по мнении Аркадия, данный персонаж не тянул, в нем, как ему казалось, было слишком много неестественного, напыщенного и вульгарного. Кому как не творческой личности отличить подделку от настоящего искусства, особенно после употребления вдохновлятора.

– Мелко плаваете, впрочем, как и все плебеи, настоящий я, можете потрогать. Хотя нет, у вас руки грязные.

– Кто вы? – спросил Аркадий и выпил для пущей коммуникабельности в общении с незнакомцем самогонку.

– О времена, о нравы, как опустилось общество, не узнают, не узнают великий талант, – со вздохом некоторого сожаления произнес незнакомец. – Убили, убили настоящее величие и талант, убили вместе со мной. Я так и знал, что с гибелью великого артиста, сгинет мир в условностях ширпотреба, погибло величие. Были, конечно, проблески в веках, Ванька Грозный, Еська Джугашвили, Адольфка, посягнувшие на величие, ну куда им. Недалеко от ширпотреба ушли – стихов не писали, на сцене не играли…

При упоминании стихов Аркадий заметно ожил, незнакомец затронул больную тему.

– А вы пишите?

Незнакомец выдержал паузу и с саркастической усмешкой сказал:

– Вот, вот в чем ваша ошибка, не пишите, а творите. Это вы пишите, потому в свинарнике и работаете.

– Не, ну я как бы тоже творю, – попытался оправдаться Аркадий.

– Как бы тоже не творят, – уже с явной издевкой сказал незнакомец. – Как бы тоже в драмкружке забавляются. Для настоящего творения нужно величие и великое вдохновение.

– А где их взять-то, величие и великое вдохновение, вокруг меня лишь свинарник и свиньи, какое тут вдохновение, один навоз.

Аркадий наполнил еще один стакан, хотел было выпить, но передумал и протянул гостю. Незнакомец брезгливо взял стакан в руку, морщась, понюхал, но выпил. Отдышался и немного погодя сказал:

– Ну да, немного помогает, но не то. К сему напитку для полного величия нужны поступки, хотя бы один поступок, но такой, чтобы ух…