Абстрактный мир. Трилогия

— Какая же ты слабая! Не можешь не поспать ночь, — проворчал профессор, помогая подняться. — Доброго полета, — поздоровался он с бортпроводниками, встречавшими пассажиров на входе в салон.

Едва я уселась на свое место, как сразу же отключилась и очнулась только после объявления о посадке.

Гранто застегивал на мне ремни безопасности, что-то недовольно бубня себе под нос. Я посмотрела на отражение света от сигнальных лампочек на его блестящей лысине и вдруг вспомнила яркую вспышку перед глазами.

— Профессор, — хрипло, со сна, произнесла я. — Что-то произошло…

— Да, ты проспала весь полет, — недовольно заметил Гранто, отстраняясь. — Что случилось?

— Не знаю… Я… Я вышла на связь с Азаром, и вдруг что-то произошло, — я протерла глаза, глянула в иллюминатор. Под легкими розовыми облаками простирались красные песчаные барханы, а вдалеке вырисовывался силуэт ощетинившегося витыми небоскребами супермегаполиса, сбоку ограниченного темно-зеленой полосой моря Робе. Я сморгнула, прогоняя остатки сна, и уже не смогла оторваться от разворачивающейся передо мной картины.

— Сейчас мы всё равно ничего не сможем узнать, — заметил Гранто. — Отложим вопрос до приземления.

Несмотря на нараставшую в душе тревогу, я вынуждена была согласиться. Телефон отключился, а номера друзей наизусть я не помнила.

Может, всё, что случилось в такси, было всего лишь кошмаром? Быстрым, неприятным сном? Я покрутила головой, разминая затекшую шею.

Шарсе-Шарсе приближался с каждой секундой — уже видны были молочно-белые башни Храма Великой Матери, возвышавшиеся над лесом зданий из стекла, металла и бетона, миражом плывущего посреди раскаленной красной пустыни.

— Кажется, там жарко…, — прошептала я и оказалась права.

На земле царило ужасающее пекло, каждый вздох давался с трудом. После дождливой прохлады Прэна, я почувствовала себя в печной духовке.

— Добро пожаловать в царство змей, — усмехнулся Харис.

С самолета до здания пассажирского терминала мы добрались на микроавтобусах. Лучи заходящего солнца палили похуже глирзенского. Я даже не стала снимать куртку, решив оставить руки закрытыми, хотя и взмокла, как на тренировке.

Когда автобус вышел на кольцо, мы смогли увидеть огромные грузовые самолеты, возвышавшиеся невдалеке от терминалов грузового порта. Даже в Эрзамоне я не видела таких гигантских машин. Их серебристо-серые бока ярко блестели под палящими лучами солнца пустыни, и в потоках горячего воздуха казалось, что по фюзеляжам растекается ядовитая ртуть.

— Шарсе-Шарсе — торговый узел мира, — пояснил Гранто, проследив за моим взглядом. — Два континента, вечно враждующие между собой, не нашли ни времени, ни желания наладить торговлю. Посредниками стали негуры, что сделало их богатейшей расой на планете. Всегда нейтральны, всегда «между». Дипломаты и предприниматели, наши вечные благодетели и спонсоры, они не любят чужаков, но ради выгоды готовы изменить традициям. Лидеры страны поддерживают позицию бизнесменов.

— А кто управляет страной?

— Девятиглавая Кобра — высший политический орган правления Ашрессшесса. В него обязательно входит верховная воншесс, жрица Великой Матери Змей, но она никогда не может быть избрана председателем или его замом. Головы избираются Клыками, верхними и нижними. Членов Нижних Клыков раз в три года выбирает говорящее население гнезд на всеобщих выборах.

Я машинально покивала головой, хотя мало что поняла, но из вежливости решила продолжить разговор.

— Кто такие «говорящие»?

— Те, у кого есть работа. Безработные права голоса лишены, — Гранто задумчиво глядел на развевающиеся над зданием аэропорта флаги. — Ашрессшесс состоит из двенадцати западных и семи восточных гнезд. Структура местного самоуправления у них демонически запутанная. Там есть свои Языки, Клыки, Верхние и Нижние, Глаза, Хвосты. И только Кобра всегда имеет девять голов.

Автобусы въехали прямо внутрь здания, в огромный парковочный зал, избавив пассажиров от пятиминутного пребывания на обжигающем воздухе.

— Великая Матерь ведь тоже девятиглавая, верно? — спросила я.

— Сейчас ты сможешь её увидеть… Обернись, — мы шли по прозрачному павильону к зоне таможенного контроля. С одной стороны раскинулись взлетно-посадочные полосы, а с другой…

У меня перехватило дыхание. Перед центральным въездом на территорию аэропорта высилась огромная, просто неимоверно высокая, статуя девятиглавой кобры. Четыре правые головы устремили взор золотистых глаз на пустыню, четыре левые глядели в сторону города, а последняя, девятая, расправив огромный капюшон и разинув пасть, в которой мог бы уместиться Харис во весь рост, красными рубинами взирала на нас.

— Впечатляет, — хотя, скорее, эта огромная, явно недружелюбно настроенная каменная змея, произвела на меня гнетущее впечатление. Будто Шарсе-Шарсе был вовсе не рад гостям.

— Держи, — Харис протянул сумку. — Теперь ты, вроде как, в адеквате, сама понесешь.

Я с силой рванула ремень на себя.

— Благодарю покорно.

Внутри принимающий пассажиров нашего рейса терминал походил на огромный торговый центр. Над вестибюлем, подобно палубам на лайнере, возвышались ярусы остальных четырех этажей, а венчало это великолепие затемненная, но прозрачная крыша. Тут и там мигали разноцветными огоньками вывески ресторанов, кафе, магазинов, салонов, способные привлечь самого искушенного туриста. Здесь, кажется, был даже бассейн. И среди всей этой какофонии красок, огней и украшений сновало такое множество разумных, что захватывало дух. Орки, люди, эльфы, гоблины, даже кевты…

Одни куда-то бежали, таща за собой чемоданы, дипломаты, спутников, детей, другие сидели за столиками в кафе, попивая крепкий негурский кофе, от одного запаха которого сон снимало, как рукой, третьи рассматривали карты из путеводителей, расположившись близ информационных кабинок. Конечно, облаченных в легкие полупрозрачные туники, негуров здесь было много, но даже они терялись в толпе гостей Шарсе-Шарсе.

Когда мы выходили из здания в пекло летнего вечера, я изловчилась и пихнула Хариса локтем в бок.

— Не боишься, что змея сожрет тебя? — кивая на рубиноглазую кобру, спросила я. — Она ненавидит предателей.

— Меня-то она точно не тронет, — без интереса осматривая скульптуру, сказал Харис. — Жаль, что она не ест недальновидных истеричек.

— Прекратите пререкаться и живо в машину! — осадил нас Гранто. — Мне не хочется торчать на этом пекле до самого заката. Ну, живее!

Проехав, по меньшей мере, километров двадцать среди красных песков, мы оказались на пустынных улицах города.