АБВГДйка

– Выпьем. А потом пойдем. Твоей АБВГДейке нужен папа.

– Как ты их назвала? – Стася прыснула в кулак.

– Ну прости, не каждая маман своих отпрысков по алфавиту именует!

Стася наконец налила вина себе и Карине. Они сидели за кухонным столом в свете мозаичного абажура. За окном темнело, в квартире было тихо. Стася поймала себя на том, что тишина ее угнетает, она так привыкла, что в доме дети, что теперь, порой забывая, что мальчишки с папой, вздрагивала, ей казалось, что дети в соседней комнате и, раз молчат, значит, кто-то уже как минимум сигает из окошка с зонтиком наперевес.

Вино приятно смягчало горло. Фруктовая нарезка на столе источала аппетитные ароматы абрикосов, черешни и яблока.

– А живет он где?

– Живет он со своей мамой.

– Вот старая стерва! А как она тебе в любви клялась и дочкой называла.

– Она ни при чем, поверь. Даже пускать его к себе не хотела!

– Да ладно?

– Представляешь, звонит мне и говорит: «Стася, тут Федя пришел, говорит, что от вас съехал, но я его к себе не пущу. У него семья. Забирай скорее, что вы там с ним придумали!»

Я ей: «Светлана Петровна, это он придумал. Что ж мне его силой домой тащить?» А она: «Ах он! Вот паразит. Оставить троих детей. Еще и ко мне пришел. Не пущу. Пусть катится!»

Еле ее уговорила.

– Зачем?

– Кариша, если бы ему пришлось квартиру снимать, мы все бы с носом остались. А моя, как ты говоришь, АБВГДейка хочет есть, снашивать сандалии и играть с трансформерами.

– И что ты собираешься делать? Неужели сидеть и ждать своего писаку?

– Да никого я не жду. Приспосабливаюсь к новым условиям жизни, вот и все. Мальчишек выращиваю, работу ищу.

– Ты? Работу?

– Ну а что я неликвид какой-то?

– Ты просто не работала никогда. Учеба, аспирантура и сразу декреты.

– Ну так не надо было раньше, а теперь…

– Мало денег дает?

– Да нет, ничего. Он, оказывается накопил. Специально, чтоб в творческий отпуск уйти.

– Вот паразит. Все предусмотрел!

– Ну хоть есть на что жить. Только я должна быть готова к разводу, а тогда он нам будет платить половину своей официальной зарплаты, то есть чуть больше, чем ничего.

– Жесть… – Карина допила вино, – а я на диету сажусь. Завтра.

Стася не сразу переключилась на проблемы подруги:

– Мне бы твои проблемы, – она засмеялась.

– Ничего смешного, кстати. Присоединяйся, тебе не помешает.

– Спасибо, мои мужчины меня и так любят. Те, что по-прежнему живут со мной.

Стася встала из-за стола, достала из холодильника оливки, сыр и буженину.

– Не знаю, что там тебе можно на твоей очередной диете, а я голодная, как слон.

Стася разложила все это на столе, села и потянулась за ножом. Стоявший на краю стола бокал с остатками ее вина со звоном упал на пол.

– Раз, два, три, четыре, – тихо считала Стася.

– Ты чего, подруга? – испугалась Карина, – совсем с ума сошла от счастья?

Стася продолжала считать, загадочно улыбаясь:

– восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать…

Раздался оглушительный стук по батарее.

– Что-то сегодня долго, – засмеялась Стася, – обычно она укладывается в десять секунд.

– Кто? – Карина со страхом огляделась.

– Соседка снизу, – Стася уже собирала осколки с пола большой голубой шваброй, – она так на каждый стук реагирует, – сегодня, наверное, долго искала поварешку. Или чем она там дубасит!

– И ты это терпишь? – Карина смотрела на Стасю расширенными от ужаса глазами.

– Да ладно тебе, – Стася пожала плечами, – одинокий человек, жить скучно. Зато если нас тут вдруг станут убивать, она точно внимание обратит.

– Ну да, – хмыкнула Карина, – и постучит по батарее, чтоб убивали потише.

Обе рассмеялись.

– Стаська, ты слишком добрая для этого мира, – продолжила свою мысль Карина после глотка вина.

– Я просто счастливая, Карин. Несмотря ни на что. А счастливые люди не огорчаются из-за стука по батарее.

Через полтора часа Карина ушла домой, Стасе с трудом удалось ее убедить, что на поиски нового папы они отправятся в другой раз, сейчас же Стасе безумно хотелось спать, но она, превозмогая усталость, смотрела сериал, ибо когда, если не сейчас. В первую же рекламную паузу она вспомнила, что выключила телефон. А включив, получила тринадцать сообщений и семь непринятых звонков от мужа. «Боже, – думала она, – ему же сорок лет».

Подумав минуту, она все же набрала его номер.

– Стася, я сейчас не могу разговаривать, – Федя говорил голосом умирающего в пустыне.

– Что такое? Ты в порядке?

– Как тебе сказать… – он трагически замолчал, – только что… я их… уложил, – и он шумно выдохнул.

Стася молчала, ожидая продолжения.

Не дождавшись ее ответа, Федя продолжил:

– Ты не представляешь, как я от этого устал.

Стася не знала, что ответить.

– Наверняка с тобой они не такие, – защищался Федя, – а со мной… Стася, они бешенные. Честное слово.

Стася сжала кулаки, чтоб промолчать, и через полминуты, произнесла только:

– Отдыхай, конечно. Кстати, как там колбаса из шаров?

Стася познакомилась с Федей, когда ей было семнадцать лет. Она поступила в институт, в котором Федя, точнее Федор Михайлович, преподавал литературу. Несложно догадаться, что за глаза студенты-филологи звали своего препода Достоевским. Не самое обидное, впрочем, прозвище. Его коллегами были Мымра, Ёжик, Комар и Таксказать. Достоевскому было двадцать шесть, и он читал лекции по обожаемой русской литературе, игнорируя декольтированных студенток, взирающих на него из-за парт со страстной любовью. Не к русской литературе.

Стася была девочкой скромной, носила джинсы с вышивкой, цветастые кофты, часто собственноручно сшитые, и массивные металлические браслеты на запястьях, порой пугавшие преподавателей своим стуком о парту.

Федор Михайлович ей нравился, но это была ровная уважительная симпатия. Федя же проникся чувствами к Стасе сразу, как увидел. И долго страдал, понимая, что взаимоотношения со студенткой, да еще и несовершеннолетней – штука нехорошая.

Стася до сих пор с улыбкой вспоминала трогательные взгляды, которые бросал на нее преподаватель, нежные и полные муки.