Ацтек. Том 1. Гроза надвигается

– И еще вы необыкновенно красивы, – заметил я.

– Да, столь же красивы, сколь и жизнерадостны, – согласился старик без ложной скромности. – Народ Туч сохраняет свою красоту, сберегая собственную чистоту. Мы не допускаем ни малейшего загрязнения нашей крови и безжалостно отсекаем все пораженное заразой.

– Как это? – не понял я.

– Если ребенок рождается больным, уродливым или выказывает отчетливые признаки слабоумия, мы не позволяем ему вырасти. Младенцу отказывают в материнском молоке, он слабеет и в положенное богами время умирает. Избавляемся мы и от стариков, чье тело изуродовано годами, или от неспособных позаботиться о себе, когда их разум приходит в упадок. Правда, устранение стариков происходит в основном по доброй воле и во имя процветания всего народа. Я сам, например, когда почувствую, что энергия моих чувств станет убывать, попрощаюсь с близкими и навсегда уйду в Священный Дом.

– По-моему, это уж слишком, – пробормотал я.

– Скажи, а не кажется ли тебе излишеством обычай выпалывать сорняки и обрезать в саду сухие безжизненные ветви?

– Ну...

– Ты восхищаешься результатом, но находишь предосудительными средства, – иронически усмехнулся мой собеседник. – Значит, тебе не нравится, что мы предпочитаем не плодить никчемные существа, а избавляться от них, дабы они не отягощали соплеменников. Ты считаешь ужасным, что мы позволяем неполноценным людям умирать? А скажи-ка мне, юный моралист, осуждаешь ли ты также и наш отказ плодить ублюдков?

– Ублюдков?

– В прошлом к нам неоднократно вторгались миштеки и ольмеки, а не так давно и мешикатль, не говоря уж о том, что на нашу территорию постоянно проникают представители различных мелких племен, однако мы никогда не смешивались ни с кем из них. Хотя чужеземцы посещают нашу страну и даже живут среди нас, мы никогда не допустим, чтобы их кровь разбавила нашу.

– По-моему, это вообще неосуществимо, – сказал я. – Человеческая природа такова, что невозможно добиться, чтобы между чужаками и вашими соплеменниками никогда не возникало плотских связей.

– Все мы люди, – согласился мой собеседник. – Случается, что наши мужчины делят ложе с иноземками, да и женщины наши не без греха. Даже среди народа Туч попадаются такие, которые попросту торгуют своим телом. Но любой наш соплеменник, принявший чужака в качестве мужа или жены, с этого момента перестает считаться принадлежащим к своему народу. Это одна причина того, что такие браки очень редки, но есть и другая. Сможешь сам догадаться?

Я отрицательно покачал головой.

– Вот ты путешествовал и видел другие народы. Теперь посмотри на наших мужчин. Посмотри на наших женщин. Скажи, разве могут они где-то за пределами наших земель найти себе достойную пару?

Я оставил этот вопрос без ответа, поскольку все и так было уже ясно.

Разумеется, мне не раз доводилось встречать подлинную красоту и среди представителей других народов. Моя грациозная сестра Тцитци была мешикатль, величественная госпожа Толлана принадлежала к племени текпанеков, а миловидный Коцатль – к аколхуа. С другой стороны, нельзя сказать, чтобы абсолютно все сапотеки поражали своим совершенством. Однако не приходилось отрицать, что лица и фигуры большинства представителей этого племени были настолько красивы, что все прочие народы по сравнению с ними казались плодом ранних, неудачных опытов богов по созданию человека.

Я сам, например, выделялся среди мешикатль на редкость высоким ростом и развитой мускулатурой, однако у сапотеков почти все мужчины были такими. Что же до женщин, то почти все они, будучи щедро одарены по части манящих выпуклостей и изгибов, обладали одновременно и стройностью ивы. А их лица – с безупречными носами, сочными, словно созданными для поцелуев губами и безупречной, почти прозрачной кожей – казались ликами оживших богинь.

И мужчины, и женщины держались с достоинством, двигались грациозно и изъяснялись на своем тягучем лучи нежными мелодичными голосами. Очаровательные детишки сапотеков отличались добронравием. Я даже отчасти радовался тому, что не могу взглянуть на себя со стороны и сравнить с местными жителями, поскольку все другие чужеземцы (в большинстве своем миштеки) выглядели рядом с ними если и не сущими уродами, то людьми не слишком привлекательными.

Впрочем, заверения толмача Красной Реки насчет того, что его народ якобы сам по себе возник из окутывающих горные вершины туч, такой же прекрасный и совершенный, как цветок сердца, я воспринял не без скептицизма. Мне никогда не доводилось слышать, чтобы какой-либо народ придумал себе столь недостоверную историю. Все племена на свете откуда-то пришли, а как же иначе? Однако, как следует присмотревшись, я и сам убедился в том, что сапотеки действительно всячески сторонятся чужеземцев, держатся по отношению к ним с высокомерным отчуждением и стараются сохранять чистоту крови и породы, ставя это превыше всего. Откуда бы ни взялся народ Туч, ныне эти люди явно считали себя избранными. И пожалуй, у них имелись к тому основания, ибо еще никогда в жизни мне не доводилось видеть, чтобы в одном месте собралось столько мужчин и женщин, достойных восхищения. Аййо, женщин, которых просто невозможно не возжелать!

* * *

По заведенному у нас порядку, ваше преосвященство, господин писец только что прочел мне самый конец предыдущей записи, чтобы напомнить, на чем мы остановились. Осмелюсь ли я предположить, что ваше преосвященство присоединится к нам сегодня, дабы послушать, как я восхищался красотой женщин народа Туч?

Нет?

Вы полагаете, что такой рассказ не будет для вас интересен или познавателен, вот как? Но позвольте все-таки сообщить вашему преосвященству одну удивительную вещь. Даже не знаю, как назвать то, что произошло со мной в тот раз. Возможно, это даже было своего рода извращение, только представьте: я не желал ни одной из тех женщин, которых мог получить в Цаачиле, именно потому, что мог их получить.

А ведь они были восхитительно соблазнительны и, несомненно, искусны в своем деле – Пожиратель Крови не вылезал из постели все то время, пока мы там находились, но меня отталкивала сама доступность этих женщин. Мне хотелось добиться не продажной любви, а подлинной симпатии одной из красавиц народа Туч, которую не отпугнул бы чужак. Таким образом, то, что я мог получить, меня не манило, а то, что манило, было мне недоступно. В результате я так и не вступил ни с кем из них в близкие отношения и, следовательно, поделиться с вашим преосвященством своими интимными впечатлениями не могу.

Вместо этого позвольте рассказать вам о самой земле Уаксьякак. Страна эта представляет собой хаотическое нагромождение горных кряжей, хребтов и утесов, высящихся один над другим и наползающих друг на друга. Сапотеки, чувствовавшие себя в безопасности под защитой этих природных укреплений, редко решались выходить за их пределы и неохотно допускали кого-либо к себе. Соседи с давних времен прозвали их затворниками.

Однако юй-тлатоани Мотекусома Первый, вознамерившись расширить влияние Мешико дальше на юг, предпочел дипломатии силу. В начале того года, когда я родился, он вторгся в Уаксьякак и, перебив множество народу и учинив страшный разгром, захватил столицу сапотеков. Он потребовал беспрепятственного прохода через их земли для наших почтека и, конечно, обложил народ Туч данью в пользу Союза Трех. Однако, поскольку поддерживать постоянную связь с отдаленной и находящейся в горах страной было трудно, едва только Мотекусома со своей армией отбыл домой, оставив в Цаачиле гарнизон для сбора дани, сапотеки мигом подняли восстание, перебили чужеземцев и вернулись к прежнему образу жизни. Никакой дани мешикатль от них так и не дождались.

Казалось бы, восстание сапотеков должно было повлечь за собой новые, еще более опустошительные вторжения Мешико, ведь Мотекусому не напрасно прозвали Гневным Владыкой, однако этому помешали два обстоятельства. Во-первых, сапотекам хватило ума сдержать свое обещание и не препятствовать свободному посещению нашими купцами их земель, а во-вторых, Мотекусома умер в том же году, не успев наказать своевольный народ. Его преемник Ашаякатль прекрасно понимал, как сложно победить и удержать в покорности такую далекую страну, и потому армий туда больше не посылал. Естественно, что особой любви между двумя народами не было, однако они целых двадцать лет до моего первого путешествия да и еще несколько лет после жили мирно и торговали друг с другом.