Ацтек

На нижнем этаже — как я уже говорил, дом стоял не на земле, а на сваях — располагались кухня, трапезная и особая комната, где я мог принимать гостей или вести деловые беседы. Отдельного помещения для рабов не было: по окончании рабочего дня Бирюза просто раскладывала свою тростниковую циновку на кухне и ложилась там спать. На верхнем этаже дома находились наша спальня и спальня для гостей (каждая со своими умывальней, отхожим местом и парилкой) и еще одна комнатка поменьше. По правде сказать, я не понимал, зачем она нужна, до тех пор, пока Цьянья однажды не объяснила мне со смущенной улыбкой:

— Когда-нибудь, Цаа, у нас может появиться ребенок. А то и не один. Эта комнатка пригодится для детей и для их няни.

Плоскую крышу дома ограждала балюстрада из скрепленных раствором камней — высотой по пояс, с прямоугольным орнаментом. По всей поверхности крыши уже распределили чинампа — плодородный суглинок с перегноем, пригодный для посадки цветов, тенистых кустов и пряностей. Наш дом не возвышался над стоявшими по соседству, так что вида на озеро с крыши не открывалось, но зато мы могли видеть храмы-близнецы на вершине Великой Пирамиды и два конуса: дымящийся вулкан Попокатепетль и спящий вулкан Истаксиуатль.

Все комнаты на обоих этажах Цьянья обставила лишь самым необходимым: многослойными постелями, плетеными коробами и низенькими табуретами и скамейками. Помещения были почти пусты: по ним гуляло эхо, поблескивали еще не покрытые коврами каменные полы, белели голые известняковые стены.

— Я подумала, — пояснила моя жена, — что украшения и предметы убранства должен выбирать хозяин дома.

— Мы пройдемся по рынкам и мастерским вместе, — сказал я. — Но я пойду только для того, чтобы одобрить твой выбор и заплатить за покупки.

Те же скромность и сдержанность побудили Цьянью ограничиться покупкой всего одной рабыни. Вообще-то Бирюза вполне справлялась с работой по дому, но я решил, что для повседневных хлопот по хозяйству нам надо купить вторую рабыню, а чтобы ухаживать за садом на крыше и бегать по моим поручениям — еще и раба. Поэтому мы приобрели не очень молодого, но достаточно крепкого, жилистого мужчину, носившего, на красноречивый манер класса тлакотли, громкое имя Ситлали-Кайкани, Звездный Певец. Напарницей Бирюзы стала молоденькая служанка, названная вопреки обычаю рабов просто Кекелмики, что означает всего-навсего Смешинка. Словно оправдывая свое имя, эта девушка то и дело, без всякой видимой причины, прыскала со смеху.

Мы немедленно заставили всех троих — Бирюзу, Звездного Певца и Смешинку — посещать в свободное время школу, только что основанную моим юным другом Коцатлем. Сам в детстве будучи рабом, мальчик лелеял заветную мечту — выучиться всему тому, что необходимо знать домоправителю, старшему над всеми слугами. И хотя теперь Коцатль занял гораздо более высокое положение, однако, памятуя о своем прошлом, устроил у себя в доме учебное заведение для рабов. Он собирался готовить из них превосходных домашних слуг.

— Разумеется, — с гордостью заявил он мне, — стряпне, шитью, садоводству и тому подобному у меня учат специально нанятые наставники. Но изысканным манерам я обучаю рабов сам. Хотя большинство учеников старше меня, они внимают моим указаниям, ибо мне довелось служить в двух дворцах.

— Ты учишь рабов изысканным манерам? — удивился я. — Но зачем они простым слугам?

— Чтобы они превратились из простых в ценных — умелых и нужных. Я учу слуг вести себя с достоинством, вместо того чтобы раболепно ежиться. Я учу их предугадывать желания хозяев еще до того, как они будут высказаны. Например, управителю не помешает привычка всегда держать наготове хозяйский покуитль, а для домоправительницы не будет лишним умение разбираться в цветах, чтобы она могла помочь хозяйке украсить покои.

— Но ведь раб не может платить за учебу, — заметил я. — Это правда, — признал мой друг. — В настоящее время все мои ученики уже находятся в услужении, так что плату за обучение вносят их хозяева. Но это обучение настолько усилит способности рабов и повысит стоимость, что они или получат повышение у прежних хозяев, или будут проданы с большой прибылью. Я предвижу большой спрос на выпускников своей школы. В конечном счете я смогу покупать рабов на рынке, обучать их, находить им места и взимать плату за обучение из того жалованья, которое они зарабатывают.

Я кивнул и сказал: — Да, это будет выгодно и им, и тебе, и их хозяевам. Ты здорово придумал, Коцатль: не только нашел свое место в мире, но и откопал совершенно новую нишу, для которой сам прекрасно подходишь.

— А все благодаря тебе, Микстли, — скромно ответил он. — Не пустись мы вместе в путешествие, я бы, скорее всего, так и занимался скучной работой в каком-нибудь дворце в Тескоко. Так что я должен возблагодарить тонали, твой или мой, связавшие вместе наши жизни.

«Да и сам я тоже, — размышлял я в тот день, не спеша возвращаясь домой, — в большом долгу перед своим тонали, который когда-то проклинал. Да, мой удел принес мне немало печали и утрат, но он же сделал меня богатым человеком, вознеся гораздо выше полагавшегося мне от рождения и даровав в жены самую лучшую и желанную из всех женщину. А ведь я еще совсем молодой. То ли еще будет…» И внезапно мне захотелось немедленно воздать благодарность высшим богам.

«О боги, — произнес я про себя, — если на небесах и вправду есть боги и эти боги — вы, то я благодарю вас. Порой вы что-то отнимали у меня одной рукой, но тут же щедро одаривали другой и в целом дали гораздо больше, чем отняли. Я целую землю перед вами, боги!»

И должно быть, моя благодарность достигла их слуха. Боги приняли ее и, не теряя времени попусту, устроили так, что, войдя в дом, я увидел юного дворцового слугу, который дожидался меня с личным приглашением от Ауицотля.

Я успел только торопливо поцеловать Цьянью — одновременно в знак приветствия и в знак прощания — и последовал за юношей по улицам Сердца Сего Мира.

Вернулся я поздно ночью, причем в иной одежде и, мягко говоря, немного навеселе. Наша рабыня Бирюза, едва открыв мне дверь, напрочь забыла о хороших манерах, которым, возможно, и выучилась в школе Коцатля. Бросив взгляд на окружавшее меня беспорядочное скопление перьев, она испуганно вскрикнула и побежала вглубь дома. Вскоре появилась встревоженная Цьянья.

— Цаа, тебя так долго не было… — начала было она, но тут тоже вскрикнула и отпрянула: — Что он с тобой сделал, этот Ауицотль? Почему кровоточит твоя рука? Что это у тебя на ногах? А на голове? Цаа, да скажи что-нибудь!

— Привет, — по-дурацки промямлил я и икнул. — Привет, — эхом повторила она, захваченная врасплох нелепостью ситуации. Но в следующее мгновение моя жена опомнилась и со словами: «Да ты, помимо всего прочего, еще и пьян!» — пошла прочь, на кухню.

Я тяжело опустился на скамью, но почти сразу резко вскочил на ноги, можно сказать, подпрыгнул: Цьянья вылила мне на голову кувшин с ледяной водой.