Ад на все времена
Шрифт:
– Шлюха, куда ты ходила? С кем ты встречалась? – кричал я на нее. А она только смотрела на мое бешенство, не в силах поверить в происходящее.
Я начинал ревновать всякий раз, когда она с кем-то заговаривала. Я не понимал, что со мной происходит, и мне казалось, что я не могу себя контролировать. Чтобы справиться с этим, я снова начал посещать забегаловки, и на работе вновь начались проблемы из-за моих трясущихся рук. Однажды мне даже пришлось отказаться от операции из-за того, что меня шатало. Я просто ушел и отправился домой.
В один из особо жарких летних дней я пошел выпить с друзьями, а вернулся домой
– Каз, открой! – крикнул я.
Подняв с дорожки маленькие камушки, я начал бросать их в окно. Стекло разбилось, и повсюду разлетелись осколки.
Я слышал, как сильно она ругалась, открывая дверь. Если бы я был трезв, я уверен, что заметил бы боль и гнев на ее лице. Но я все видел размыто, как в тумане. Я зашел в дом, не сказав ей ни слова.
– Рамеш, ты же обещал больше не пить, но вот ты снова пришел домой поздно и пьяный. Ты же позоришь и меня, и детей.
Я подошел к ней и ткнул пальцем в грудь.
– О! Так я позорю тебя, тупая британка? – крикнул я, брызнув на нее слюной. – Собирай вещи и возвращайся в свою дурацкую страну!
Она ничего не сказала, просто отвернулась и оставила меня в гостиной одного. Я пробормотал про себя что-то, чего не понимал сам. Но краем сознания я почувствовал голод. Прошагав на кухню, я открыл холодильник в поисках чего-то, что могло бы привлечь мое опьяневшее восприятие. Но я не увидел ничего, кроме яблок. Разгневанный, я побросал их на пол: одно за другим.
– Женщина, где моя еда? – крикнул я.
Она пришла на кухню:
– Ты можешь заткнуться? Соседи могут услышать тебя, к тому же дети спят.
Я разозлился и снова закричал:
– Мне нужны мои роти с цыпленком карри! Где они?
Она неодобрительно покачала головой. Каз смотрела на меня вызывающе смело, но я видел, что она слегка дрожит.
– Я готовлю только британскую еду, поэтому я не знаю, с чего ты взял, что у нас будет цыпленок карри с роти. Думаю, сегодня выпивка была твоим ужином, и ты уже наелся. Иди уже ложись спать.
Я подошел к ней и ударил по лицу. Ее глаза слезились, щеки покраснели, но она не отступала, несмотря на страх. Каз посмотрела на меня с ненавистью и ударила в ответ, прямо по лицу, с такой силой, что я попятился назад. Затем я попытался снова ударить ее, но, когда поднял ногу, то упал, стукнувшись головой об пол. Меня вырубило, и Каз оставила меня там одного на всю ночь.
Проснувшись утром, я поднялся наверх, чтобы разбудить жену, но увидел только пустую кровать. Я пошел в детскую спальню, но и там было пусто. Я позвал жену, но никто не ответил. Озадаченный их исчезновением, я вошел в гостиную и уселся на диван, гадая, куда могла подеваться вся моя семья. И вот я увидел конверт на кофейном столике.
Я взял его трясущимися руками, вынув письмо из конверта и начал его читать:
“Рамеш, после того, что произошло прошлой ночью, я решила вернуться в Англию. После нашего переезда в Тринидад, ты превратился в тирана и пьяницу. Ты делаешь мою жизнь и жизни наших детей невыносимыми. Если ты хочешь, чтобы мы снова стали одной семьей, продавай свой дом и приезжай к нам в Англию. Там ты сможешь посещать собрания анонимных алкоголиков и найти какое-то решение, как избавиться от зависимости. Если ты не способен даже на это, я подам на развод в Англии и возьму на себя опеку над детьми. Я больше не потерплю никаких унижений от тебя!»
С каждым прочитанным словом мое сердце сжималось все больше и больше. Я чувствовал себя обманутым. Как она могла забрать детей и оставить меня?
Держась руками за голову, я чувствовал боль во всем теле, словно меня избили палками. Голова так разболелась, что я пошел в ванную за аспирином. Отражение в зеркале пугало меня. Впервые я смог увидеть призрак, в который превратился.
В тридцать пять лет я выглядел на пятьдесят. Глаза стали красными и запавшими, окруженными темными кругами. Кожа на лице отвисла, обнажив мою тощую челюсть. У меня было несколько седых волос, а также шрам на лбу, происхождение которого я не мог вспомнить. Я поднял дрожащие руки, покрытые синяками, и посмотрел на их отражение.
Недовольный увиденным, я ударил кулаком по зеркалу и разбил его. Капли крови стекли в раковину, оставляя ярко-красные пятна. Я поспешно достал аптечку и принялся искать бинт.
Увидев себя в таком состоянии, я понял, что не смогу пойти на работу. Я позвонил ассистенту и сообщил ему, что возьму несколько выходных. Потом я позвонил матери и расплакался, зачитывая ей письмо.
Она тут же приехала. Глядя на меня грустными глазами, мать качала головой:
– Сынок, я разочарована. Сколько раз я тебе говорила и предупреждала о таком исходе, но ты не слушал. Несколько раз я была свидетелем твоего непорядочного и некрасивого поведения. Раньше я не говорила тебе, но временами, когда ты бил Каз, ты задевал ремнем и меня тоже.
Я удивленно посмотрел на нее, меня пронзило леденящим холодом. Как я мог поднять руку на свою мать? Я не мог вспомнить, как ударил ее и даже не мог вспомнить, чтобы она была в нашем доме. Я не знал, как можно забыть такое. Пристыженный, я сел на диван и опустил голову. У меня не получалось поднять глаза на мать.
– Мама, я ничего этого не помню, – прошептал я, чувствуя себя виноватым. – Не понимаю, что на меня нашло.
Она присела рядом и погладила мое плечо. Ее голос дрожал от слез:
– Я так боялась, что ты пойдешь по стопам отца. И вот мои страхи сбылись.
Внезапно я разгневался, услышав ее слова.
Я не такой, как отец. Как она может сравнивать меня с ним?
–Нет, я совсем на него не похож! – резко ответил я.
Она грустно посмотрела мне в глаза:
– Ты стал хуже, чем твой отец. Самое ужасное то, что ты не можешь вспомнить большую часть того, что ты сделал.
Некоторое время я сидел молча, чувствуя сожаление и беспомощность. Потом я положил голову ей на колени и заплакал.
– Что же мне делать, мама? – спросил я.
Она снова погладила меня по голове:
– Сын, поговори со священником. А потом езжай в Англию и попытайся все изменить, пока не стало слишком поздно, – сказала она.
Я поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– А что, если Каз откажется принять меня обратно? – спросил я.
– Тогда тебе придется столкнуться с последствиями своего неправильного поведения и начать все сначала, – ответила она.
– Ох, мама, мне вообще не следовало возвращаться в Тринидад, – всхлипнул я. – Я стал тем, кого я ненавидел больше всего!