Ад уже здесь
Шрифт:
— Послушайте. — Роберт снова схватился за прутья. — Послушайте, — шептал он, — я на вашей стороне. Вы единственные люди за столько лет, с кем я могу говорить по-русски. И еще… У нас тут две фракции… Моргана Рэймена, он приходил сюда. Бывший егерь… Рейнджер здешний… У него большой авторитет… Он тоже за вас… И с ним неплохая команда. Церэушник Хорнет и бывший пилот Джон Тиббетс. Но есть и другая фракция. Окружного судьи Эдварда Линча. У него тоже авторитет и сильная команда. Но они против вас. Верьте людям Рэймена… — И он замолчал.
В коридоре показались люди с носилками и несколько охранников. Как только охранники заметили, что материя упала с клетки хуманимала, поднялась бранная ругань. Они что-то кричали зверочеловеку и что-то спрашивали у Роберта, а тот сбивчиво отвечал. Охранники стали занавешивать клетку сорванной материей, и хуманимал вдруг завыл, почти как собака. Люди с
— Эй, куда вы его?! — крикнул Варяг.
— Не беспокойтесь, — сказал ему Лазар. — Это санитары. Они его в наш госпиталь отнесут. Помогут ему. Это распоряжение Рэймена.
Вячеслава стали выносить. Он, лежа на носилках, тоскливо посмотрел на своих товарищей, словно хотел спрыгнуть с носилок и вернуться в клетку.
— Славик, не волнуйся. Все хорошо будет, — махнул ему рукой Варяг.
Наконец все стали уходить. Санитары с раненым другом. Охранники, что-то между собой обсуждающие. Лазар, боязливо поглядывающий на занавес, из-за которого доносились завывания.
— Судья Линч, — пробормотал Яхонтов. — Одно это уже симптоматично как-то. Но то, что на нашей стороне чернокожий рейнджер, сотрудник ЦРУ и пилот ядерного бомбардировщика, который нас бомбил, вообще шокирует… И куда этот мир только катится?
25
DEMOCRACY
Николай открыл глаза и уставился в потолок. Все тот же темный, сырой, покрытый грибком и плесенью потолок тюрьмы в подвале местного полицейского управления. Бывшего, разумеется. На сей раз Николай спал чутко из-за холода в подвале и проснулся, видимо, по причине шумной возни заточенного за плотной материей на клетке хуманимала, который сейчас бряцал своей цепью, ограничивающей его и без того небольшую свободу в клетке.
— Уймись, — проворчал Васнецов в сторону висящей материи.
Хуманимал тут же притих, и стало слышно только его сопение. Спящий Варяг перевернулся на другой бок и захрапел.
— Черт, — вздохнул Николай. — Уж лучше бы цепь гремела, чем этот храп.
Он поднялся на ноги и прошелся по камере из угла в угол, разминая конечности и разгоняя по остывшему телу кровь.
«Что же мне снилось?» — думал Васнецов, прохаживаясь по камере. Он уже давно заметил, что все его сны что-то обозначали. Давали пищу для размышлений или недостающие штрихи к окружающей реальности. Сновидения были для него важны, и он больше не боялся их, как это было в самом начале их путешествия. Но последний сон он никак вспомнить не мог, видимо, из-за того, что прерван он был посторонними звуками проклятого хуманимала. И мешало сильное беспокойство за Славика, которого унесли на носилках и так и не вернули. Так что же все-таки приснилось? Может, продолжение той эпопеи с согреванием при помощи туши оленя? Что вообще тот сон означал? Почему он был в воде и где согревался? И одежда в том сне, которую он сушил на разведенном в лесу костре, была явно не его… Правда, он толком не мог вспомнить, что это за одежда. Но точно он такую никогда не носил. Что означал тот сон и что приснилось сейчас? Чертов хуманимал… Помешал, зараза…
Николай прилег на нары и прикрыл глаза. Стал прислушиваться. Всплеск воды. Дикарь снова зачерпнул воду из унитаза и с жадностью выпил. Храп Варяга. Где-то монотонно капает с потолка. Разговоры вдалеке и щелчки. Видимо, кто-то в карты играл. Черт возьми, да эти американцы такие же люди, как и мы. Не сильно-то мы и отличаемся. Тоже завязывают глаза чужакам. Тоже живут в какой-то надежде. У них есть свои подобия морлоков. Они тоже играют в карты и стараются выжить. А собственно, кого мы тут ожидали увидеть? Они так же любят своих детей. Носят одежду. Едят. Пьют. Ругаются, обижаются, спорят. Они такие же люди. Просто говорят на другом, непонятном языке. Вот ведь в чем проблема. Люди говорили на разных языках и не понимали друг друга. Мы разные, но одни и те же. Другой цвет кожи? Пустяки… Прелесть мира в его разнообразии… Но все считали себя правыми, а других нет. И война… Война… Война…
Кто-то тихо постучал ключом по решетке. Васнецов открыл глаза и поднял голову.
— Privet, — улыбнулся стоящий у клетки пожилой мистер Рэймен. — Nado razgovarivat.
Акцент его был ужасен, но попытку говорить с пришельцами на их языке следовало расценивать как примирительный жест. Видимо, оттого он сейчас не воспользовался переводчиком. Он явно хочет расположить к себе незваных гостей. Рэймен открыл камеру ключом и жестом пригласил идти за ним.
— Варяг, — позвал Николай.
— Чего, — сонно пробормотал Яхонтов.
— Подъем, Варяг.
— А по шее не хочешь, салага?
— Вставай, говорю, пришли за нами.
Яхонтов
поднялся и взглянул на чернокожего Рэймена.— А, понятно, — буркнул Яхонтов, растирая шею. — Давно пора.
Они вышли из камеры, и оказалось, что у входа в этот подвал стоят два бородатых автоматчика в комбинезонах. Оружие они держали наготове.
Яхонтов вопросительно уставился на Рэймена.
— Doveray no proveray, — улыбнулся тот, разведя руками.
— Это да, — буркнул Варяг. — Это само собой.
И они наконец покинули тюремный блок, оставив заключенного хуманимала в одиночестве.
Выйдя из коридора, они оказались перед лестницей, ведущей к закрытой двери. Однако повели их не к ней, а под лестницу. Там была решетчатая дверь. За ней стол с рассыпанными на нем игральными картами, несколько деревянных ящиков вместо табуретов и кресло. Еще одна решетчатая дверь. Небольшой коридор и железная дверь. Она сильно заскрипела, когда ее стали открывать. И тут Николай даже раскрыл рот. За дверью была прорытая в земле траншея, накрытая сверху бревнами, бетонными блоками и железом. В точности как это было в родном Надеждинске. Пройдя по земляному коридору и несколько раз свернув за угол, они стали слышать звуки жизни. Позже появились и источники. Вдоль коридора были вырыты пещеры. На многих были двери. Иные были просто занавешены шкурами зверей. Это были жилища людей. Электричества в них не было. Освещался только коридор различными лампами. Из некоторых землянок доносились кашель, бормотания, плач, стоны и еще черт знает что. У многих жилищ вход был открыт, видимо, чтобы туда проникал свет из коридора. Николай украдкой бросал туда взгляды. Вот кто-то лежит на подстилке из соломы и тряпья. Непонятно, мужчина или женщина. Непонятен и возраст. Одет в лохмотья и просто лежит. Вот в другой землянке большая кастрюля, наполненная парящей горячей водой. Женщина купает в кастрюле младенца… С двумя головами?! Да. У ребенка вторая голова торчала между левым плечом и подбородком. Маленькая недоразвитая голова с закрытыми глазами и жутковатым шрамом на месте уха. Еще одна землянка. Пожилой человек и трое ребятишек сидят на дощатом полу и едят из одной миски руками куски какого-то мяса. В еще одном жилище в углу храпела женщина, а рядом сидел диковатого вида лохматый и невероятно худой подросток и отгрызал себе отросшие на босых ногах ногти. Собственные ногти он не сплевывал, а жевал и проглатывал. Н-да… Ассоциации с Надеждинском как-то улетучились сразу. Люди в этих землянках совсем не были похожи на тех, кто их пленил. Одеты во что попало, зачастую просто обмотаны тряпьем и шкурами. Немытые. Смердящие грязными телами. Убогие, горбатые, худые, сморщенные. Не обращающие практически никакого внимания на бредущих под конвоем по коридору чужаков.
— Варяг, что все это значит? — пробормотал Васнецов.
— Я так полагаю, что это низшие слои местного общества. Наименее успешные. Или беженцы, которым местные не горели желанием предоставить свои комфортные жилища, — спокойно ответил Яхонтов.
Бедный район, или, как его вполголоса окрестил Варяг, «район трущоб», закончился. Снова массивная дверь. Дальше опять коридор, вырытый в земле. Однако более ухоженный. Стены выложены кирпичом или камнем на глиняном растворе. Больше электрического освещения. Кое-где на стенах украшения из старых дорожных знаков, указателей и наружных рекламных щитов. Тут люди жили не в землянках, а в подвалах зданий, которые были соединены крытыми траншеями. Ассоциации с Надеждинском снова стали возвращаться. Люди тут попадались реже, потому что их жилища не примыкали к центральному ходу, а были обособлены. Но те жители, что встретились, были одеты более добротно, пусть в старые, но тем не менее ухоженные одежды. И у этих людей хватало сил и времени бросать на пришельцев злобные взгляды. Видимо, весть о том, что в плен к местному ополчению попали русские, разнеслась среди жителей Хоуп-Сити и те наверняка были бы рады уничтожить незваных гостей, еще и, наверное, повинных в уничтожении этой сверхдержавы, но вооруженный конвой одним своим видом сбивал с одержимых местью людей пыл. Однако встречались люди, которые смотрели без злобы, но с любопытством. Правда, таких было меньше.
Они свернули за угол. Наткнулись на пост охраны. Коридор тут был шире. Дальше большая двухстворчатая дверь. За ней большое и хорошо освещенное помещение с низким потолком. Войдя в него, Николай наконец увидел то, что заставило его улыбнуться.
— Я тебе еще раз объясняю, морда твоя гуталиновая, вот карты. Я раскладываю их в три стопки. Ты выбери себе одну. А мне покажешь, в которой стопке она лежит. И так три раза. Я тебе еще раз говорю, белоснежный ты черт, одну и ту же карту ты выбираешь три раза. Понял? Лазар, да объясни ты ему нормально! Переведи!