Ад уже здесь

— Слушай, я ведь на таком не летал никогда. Ну, летал, конечно. И в кабине во время полета был не раз. Но не управлял. Как это делается, видел. Но сам… И я за штурвалом столько лет уже не был…

— Не понял. — Людоед нахмурился. — Как же так, Варяг? А как же велосипед? Ты что им тогда говорил?

— Тогда говорил, а сейчас подумал. — Яхонтов вздохнул. — Вообще я волнуюсь, как мальчишка перед первым свиданием. Да как лететь без компаса?

— Слушай, ну гироскопы всякие там, горизонтомеры, или как там их… Да ты же летчик, Варяг, черт подери! — Крест развел руками.

— Ну, ладно. Это решаемо. Можно и по расположению солнца, сверяя его с текущим временем суток. Правда, я не знаю, какая теперь разреженность атмосферы на высоте. Может быть помпаж, если двигателям воздуха хватать не будет. А это хреновая штука. Последние годы ведь деревья замерзшие, и кислород практически не производится в природе. Короче, лететь надо низко, чтоб не рисковать. А это дополнительный расход топлива.

— Да все нормально с кислородом. Деревья не сразу замерзли. Хвойные многие еще стоят живые. Да и люди с того дня уже атмосферу не травят и кислород не съедают так, как раньше, — махнул рукой Илья.

— Зато за один день изгадили и сожгли его так, что на тысячу лет хватит, — буркнул Вячеслав.

— Вот как? И кто только что хотел атомными бомбами дорогу прокладывать? А? — усмехнулся Людоед.

— Что у них с топливом, кстати? — Яхонтов взглянул на Илью.

— Говорят, есть. С чего им нам пустой самолет давать?

— И докуда дотянем? — Варяг достал из стопки документации атлас и стал его листать.

Людоед присел рядом.

— Они говорили, что на четыре тысячи километров хватить должно. До Аляски не дотянем, но сэкономим месяцы пути и всего остального. Вот, смотри. — Он ткнул пальцем в карту. — До Якутии долетим точно.

— И что потом? Прыгать, что ли?

— А сесть не судьба? — съязвил Людоед.

— Да куда тут садиться, Илья? Это же не дельтаплан! Это Ил-семьдесят шесть. Ты хоть представляешь, что за бандура?

— Видал на картинке, — мрачно пробормотал Крест и задумчиво уставился в карту. — Лена, — буркнул он после минутной паузы.

— И кто такая Лена? — Яхонтов взглянул на Людоеда и прищурился.

— Да река Лена. Вот. Ее не заметить трудно. На нее сядем. Лед крепкий в наше время даже на Лимпопо. А уж в Якутии… Ил-семьдесят шесть и в Арктику, и в Антарктику летал. А там условия похожие. Лед да снег. Это тебе тоже не Шереметьево, не Пулково, не Чкаловск и не Елизово.

— А дальше как? — спросил Николай, внимательно слушавший этот разговор.

— Дальше как обычно. Луноходом. Или уже все забыли, что когда началась экспедиция, то о самолете никто и не помышлял?

— А что, луноход в этот Ил-семьдесят шесть поместится? — недовольно проворчал Сквернослов.

— В Ил-семьдесят шесть и вся Луна поместится, если киркой немного поработать, — засмеялся Людоед. — Ну что, Варяг Елисеевич, осилим? — Он обнял Яхонтова за плечо.

— Да не будь я, черт возьми, русский летчик, если не осилю. Наши люди на жестяном хренолете челюскинцев спасали. Да я что, хуже?

Варяг засмеялся, и Крест поддержал его смех. И вдруг, не сговариваясь, они дуэтом запели, раскачиваясь, как на хмельном банкете:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор. Нам Сталин дал стальные руки-крылья, А вместо сердца пламенный мотор. Все выше, и выше, и выше Стремим мы полет наших птиц, И в каждом пропеллере дышит Спокойствие наших границ.

Васнецов, глядя на это мальчишеское веселье двух взрослых мужиков, почувствовал изумление и непривычное чувство оптимизма. И еще его лик посетила такая редкая для него улыбка.

Сквернослов тоже смотрел на поющих Варяга и Людоеда, затем повернулся к Николаю и покрутил пальцем у виска.

* * *

Расставаться с комфортом было действительно грустно. После стольких лет житья в мрачных подвалах и сна на пропитанных старостью матрацах, под свербящими нос пыльными солдатскими одеялами и звериными шкурами, после долгих дней пути и сна в трясущемся по снежным барханам луноходе, когда и мрачные подвалы вспоминались как уютное гнездышко, покидать светлую теплую комнату с большими мягкими кроватями и чистым бельем, пахнущим свежестью, было тоскливо. Может, именно поэтому рейдеры стали такими инертными? Их растлили комфорт и уют? Поразительной ухоженностью отличалась не только комната, в которой они провели почти сутки, но и остальные места в Верхнем Аркаиме, в коих им удалось побывать. И та столовая, где была беседа с генералом. И этот коридор, по которому они теперь шли. Освещение хорошее. Стены не обшарпанные. То и дело различные двери в хорошем состоянии. Когда некоторые из них открывались, то они не издавали скрипа, что было непривычно. И люди им встречались достаточно опрятно одетые.

Миновав коридор и большие железные двери, они оказались в большом ангаре, где кипела работа. Сверкали всполохи сварки в дальнем углу. Шумели инструменты. Тут было примерно пятнадцать человек, занятых ремонтом какого-то огромного вездехода. Он был раза в три больше лунохода и очень на него похож своими формами. Только гусеницы еще шире относительно корпуса, и цвета он был оранжевого.

— Что это? — спросил Варяг у провожавшего их Пересвета.

— Вездеход арктический. Его, кстати, те же люди и то же конструкторское бюро проектировали, что и луноход. Когда спор международный зашел о разделе арктического шельфа и претензии к нам на территории посыпались, стали срочно проектировать такую технику для освоения. Все никак с силовой установкой не справимся. Там вроде планировался мини-реактор.

Они двинулись дальше. За большим корпусом вездехода виднелись ряды полуразобранных снегоходов, над которыми тоже трудились ремонтники. В следующем ангаре тоже кипела работа. Двое мужчин и две женщины стояли у сваленных в гору книг и журналов и сортировали их. Одни складывали рядом с собой в аккуратные стопки, другие небрежно швыряли в кузов грузовой вагонетки, стоящей на уходящих в темный тоннель узких рельсах. В стороне стояли станки. Некоторые уже были смонтированы. Другие ремонтировались и собирались. В третьем ангаре стоял выкрашенный на манер зебры, в черно-белые полосы, вертолет Ка-50 с демонтированными лопастями винтов. Позади груда деталей от других вертолетов. Также в ангаре стояли два танка. Рабочие в перемазанных известью робах макали паклю на длинных палках в железную бочку и хлестали по танку, оставляя на нем большие белые разводы. Видимо, таким образом они наводили на машинах зимний камуфляж. Все бы ничего в этой картине, но рабочие эти, как оказалось, были в сковывающих ноги железных кандалах, цепи которых были прицеплены замками к гусеницам танка. И за ними присматривали четверо автоматчиков.

— Что это значит? — Яхонтов нахмурился.

— Это пленные. А что, работа несложная, творческая. — Пересвет усмехнулся.

— Это и есть те счастливчики, которым большинство вольных позавидует?

— Они в тепле. Хорошо питаются. Такое пропитание, как здесь, просто больше негде добыть. Им ничего тут не угрожает. Чем плохо?

— Они в кандалах! Им ничего не угрожает? А эти парни с автоматами для душевной беседы тут? Чему здесь завидовать? Вы же рабовладельцы!

— Послушай, Варяг. — Теперь нахмурился Пересвет. — Я, конечно, понимаю твою позицию. Но не надо переходить границ.

— Да это вы тут все границы переходите…

— Ты не знаешь, что это за люди и почему тут очутились в таком качестве. Для большинства из них такая участь — проявление великодушия с нашей стороны. Так что оставим этот разговор.

— Что лучше — сытое рабство или голодная свобода, — хмыкнул Людоед. — Брось, Варяг, порядок вещей ты тут своим негодованием не изменишь.