Ад
Шрифт:
– А если мне эта мебель не понравится?
– Понравится. Хотя не имеет значения, понравится она тебе или нет. Грузчики придут завтра вечером, так что сегодня ты займешься освобождением мебели. Выкладываешь все так, как лежало на полках, в том же порядке, чтобы не было куч. Ты поняла?
– Хорошо, дорогой, куч не будет.
– Значит, грузчики приедут завтра в восемнадцать часов плюс-минус пятнадцать минут. Пусть все занесут, поставят в холле и ждут меня. Запиши! Пусть сидят и ждут меня, я договорился, они будут ждать столько, сколько нужно. Пока я не приеду.
– А когда ты приедешь? Мне не очень нравится, что у меня дома будут сидеть чужие мужики.
– Я приеду ориентировочно в восемнадцать тридцать, но возможны изменения. Я позвоню тебе и поставлю в
– Но я тоже могу проверить комплектность…
– Это не женская забота, – отрезал Бегорский. – С деревяшками должны возиться мужчины, вы, дамы, все равно в них не понимаете. Кстати, я уже все промерил и точно скажу, куда что поставить, об этом можешь не думать. Ты все поняла?
– Да, дорогой, я все поняла.
– Вот и умница.
В конце инструктажа следовал обязательный нежный поцелуй. Бегорский целовал жену, потом сынишку и уезжал руководить холдингом. Иронической улыбки жены он не замечал.
На работе Андрей Сергеевич вел себя точно так же, вырабатывая жесткие инструкции и требуя их неукоснительного выполнения. Он тщательно следил за питанием рабочих и служащих на всех своих предприятиях, сам подбирал шеф-поваров и заведующих производством, более того, он не ленился ездить на консультации в различные научные учреждения, где задавал множество вопросов о том, как должны питаться люди, занимающиеся тем или иным видом деятельности, и платил деньги за то, чтобы ему квалифицированно составляли «образцовое» меню на месяц, сбалансированное по всем параметрам и богатое витаминами. Он регулярно проверял и качество продуктов, поставляемых в столовые, и качество готовых блюд, снимал пробы, организовывал экспертизы товароведов и пищевиков и безжалостно увольнял каждого, кто нарушал установленный им порядок. Он провел немало часов в институте физкультуры, собирая материалы о том, какие виды физических нагрузок показаны разным категориям работников, с тем чтобы снизить заболеваемость хроническими недугами, и на каждом предприятии холдинга «Пищевик» были тренажерные залы, посещать которые обязаны были все поголовно, включая беременных и инвалидов, для которых существовали специальные программы занятий. За занятиями следили профессиональные инструкторы и тренеры.
– Я обеспечиваю всем дорогостоящий страховой пакет, – не уставал повторять Андрей Сергеевич. – Ни один мой работник не останется без медицинской помощи, чем бы он ни заболел. Но при этом я требую, чтобы вы тщательно следили за своим здоровьем и чтобы ваши рабочие места не простаивали. Каждого, кто позволяет себе болеть из-за собственной халатности, я буду увольнять.
И увольнял. Разумеется, ни о каком курении на рабочих местах не могло быть и речи, однако повсюду находились специально оборудованные курилки с хорошим кондиционированием.
– Если я буду просто запрещать курить, – говорил он, – то люди ведь с этой привычкой не расстанутся, а начнут злиться, раздражаться и бегать курить на улицу, а это огромная потеря и рабочего времени, и нервных клеток. Пусть курят рядом со своими кабинетами, но пусть и те, кто не курит, не дышат этой отравой.
Он ввел жесткий дресс-код и на предприятиях, и дома. Рабочие в цехах ходили в униформе, сшитой по моделям дизайнера, для вспомогательных служб униформа была другого цвета и дизайна. Инженерно-техническим работникам дозволялось находиться на службе в «цивильном», однако стоило Андрею Сергеевичу увидеть женщину в туфлях на высоких каблуках или с чересчур длинными ногтями, он немедленно отправлял ее домой с указанием оформить день «за свой счет» или в счет отпуска.
– Высокие каблуки вредны для здоровья, особенно для позвоночника и ног, – утверждал Бегорский. – Я делаю все для сохранения вашего здоровья, а вы мне мешаете. Вы заработаете себе инвалидность, а мне потом всю жизнь вам пенсию выплачивать. И не мечтайте. И никаких супердлинных ногтей: чем длиннее ноготь, тем болезненнее травма, если он ломается. Как вы будете работать на компьютере с перебинтованной
рукой? Собираетесь брать больничный? Даже не думайте об этом.Женщины его не понимали и злились, но Андрей Сергеевич стоял на своем. Ему вполне достаточно было одного-единственного случая, когда кто-то из работниц сломал ноготь о станок, сделав резкое движение. Ноготь сломался крайне неудачно, треснул на середине верхней фаланги, обнажилось мясо, кровь текла ручьем. Женщина потом долго ходила с повязкой и вскрикивала от любого, даже самого легкого прикосновения к пальцу. И хотя все в один голос объясняли Бегорскому, что такое случается очень редко и обычно ногти ломаются совершенно безболезненно, он принял решение и никогда от него не отступал.
Дома он требовал, чтобы жена на кухне находилась в строго определенном виде: длинный фартук и туго повязанная косынка, полностью скрывающая волосы. Никаких маленьких кокетливых передничков он не признавал.
– Все должно быть максимально прикрыто, потому что от хлопка и шерсти отстирать продуктовые пятна трудно.
– Но я могу носить синтетику, – возражала жена. – От нее все моментально отстирывается.
– Ты не будешь носить синтетику никогда и нигде, – заявлял Бегорский. – Это не полезно. Только натуральные ткани.
Он точно знал, что полезно и что вредно, как нужно питаться, заниматься физкультурой, одеваться и предаваться любовным утехам. Он точно знал, как надо жить и работать, как воспитывать детей и давать им образование. И требовал, чтобы созданное им производство и созданная им семья жили в соответствии с этими знаниями. Он искренне хотел сделать так, как лучше для всех. И совершенно не понимал, почему первая и вторая жены от него ушли.
А потом ушла и третья. Ушла точно так же, как две предыдущие, не деля имущество и ни на что не претендуя, ни в чем не обвиняя мужа.
– Ты чудесный, добрый, умный и порядочный человек, – сказала Аня. – Ты честный и надежный. С тобой – как за каменной стеной. Я была счастлива любить тебя. Но жить с тобой невозможно.
Ворон скромно потупился в ожидании бурных оваций и криков «браво!», но Камень и Ветер ошарашенно молчали. Между деревьями повисла гнетущая тишина. Казалось, слышно было, как падает снег.
Первым не выдержал, как обычно, сам Ворон.
– Чего вы молчите-то? Неинтересно, что ли?
– У меня нет слов, – признался Камень. – Это же не человек, это чудовище какое-то.
– Ничего не чудовище, – немедленно откликнулся Ветер. – Бегорский – цельная натура, сильный характер.
– Очень сильный, – фыркнул Камень. – Вся сила уходит на то, чтобы женщину унижать.
Такой поворот в обсуждении Ворона совершенно не устраивал. Он ждал удивления и похвалы за то, что догадался слетать к Бегорскому и понаблюдать за его жизнью, он ждал восклицаний и восторгов на тему о том, какой интересный материал он принес, а эти старые перечники тут же кинулись перемывать кости Андрею, словно забыв, что главный во всем этом – он, Ворон. Если бы не он, и обсуждать было бы нечего.
Он попытался переключить внимание друзей на себя, любимого.
– Ну правда же я молодец? А то мы бы так и не знали, почему от него жены уходят. Правда же хорошо, что я не поленился и потратил время на Бегорского? Или вы считаете, что мне нужно было про другое смотреть?
– Ты бы про Аэллу посмотрел, – попросил Ветер. – А то ты про нее совсем мало рассказываешь.
– Нет, Ветрище, Ворон прав, надо было прояснить тему с Бегорским, – возразил Камень.
Ворон расцвел. Вот то-то же! Камень – настоящий слушатель сериала, чувствует, где главное, а где второстепенное, и может по достоинству оценить мастерство рассказчика-Ворона, не то что этот прилипала-Ветер, налетает откуда ни возьмись и требует информацию про свою любимицу Аэллу Александриди. Толку-то с этой Аэллы! Нет, Ворон ничего такого в виду не имеет, когда есть что-то важное, связанное с главным, он завсегда готов к Аэлле слетать и поразнюхать, что там к чему, а чтобы вот так просто, ни с того ни с сего ею интересоваться – это уж нет, увольте. Любочка и Родислав для него куда важнее.