Ад

– И вы не побоялись, что встретите знакомых, которые к вам подойдут и назовут Кириллом или по фамилии?

– Боялся, конечно, – кивнул Кирилл. – Но вы мне нравились в тот момент больше, чем я боялся. И я решил рискнуть. Как видите, риск оправдался, ко мне подходили люди, но ни один из них, к моему счастью, имени моего не назвал. Просто повезло.

Аэлла вдруг стала серьезной.

– Скажите, Кирилл, я очень изменилась за двадцать лет? Постарела? Или вы плохо помните, какой я была?

– Вы стали лучше, чем были двадцать лет назад.

Врет, подумала она, но не могла не признать, что слышать такое было приятно.

Она посмотрела в окно и не узнала улицу. Почему он выбрал такой странный маршрут?

– Куда мы едем? – напряженно спросила она.

– В магазин, где сегодня не отключалось электричество и продукты сохранили первозданную свежесть.

– А откуда вы знаете?..

– Я сегодня столько магазинов объехал, пока искал посуду, что всё узнал.

Они купили продукты и поехали домой к Аэлле. Дома она сразу отправила Кирилла на кухню разбираться с едой, а сама ушла принимать душ и переодеваться. В ванной она с удовлетворением оглядела себя в зеркале и пришла к выводу, что находится в отличной форме. Косметологические процедуры по лицу и телу дважды в неделю на протяжении многих лет дают превосходный результат, никто и никогда не даст Аэлле Александриди шестьдесят один год. Не говоря уж о подтяжках и прочих достижениях пластической хирургии, которыми Аэлла то и дело совершенствовала свой внешний вид. Даже миллионер Володя Тесак, к услугам которого все самые красивые модельки Москвы, и тот не пренебрегает прелестями Аэллы, пусть и не так часто, как это было на заре их знакомства. Так что если Кирилл проявит здоровую инициативу, ей не будет стыдно за себя. Другой вопрос: нужно ли это ей самой? В ответе Аэлла не сомневалась. Какая женщина в шестьдесят один год откажется от внимания мужчины на десять лет моложе себя? Она была уверена, что никакая.

– У вас идеальный порядок, – заметил Кирилл, когда Аэлла, одетая в элегантный домашний костюм из нежно-персикового шелка, появилась на кухне. – Как вы успеваете при такой работе все мыть и убирать?

– Ко мне три раза в неделю приходит домработница. Сама бы я ничего не успевала. А что у вас тут делается?

– У нас тут, – он широким жестом обвел разложенные на столе продукты, – делаются размышления о том, что бы такое приготовить, чтобы вас порадовать. Что вы больше любите, мясо или рыбу?

Она собралась было сказать, что любит фуа-гра, гаспаччо и на десерт – тирамису, как непременно ответила бы, если бы на месте Кирилла был, например, тот же Владимир или даже Андрюшка Бегорский, но рядом с этим странным, почти совсем незнакомым человеком ей отчего-то не хотелось строить из себя изысканную, успешную бизнес-леди. Ей хотелось сказать правду. Но было страшно.

– Кирилл, а почему вы пьете? – спросила она. – Разве это не мешает вашей профессии?

Он открыто посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.

– Мешало бы, если бы в этой профессии я был успешен. Но в том-то и дело, что я – неудачник, меня вытурили из театра, меня мало снимали. Иногда обо мне вспоминали и приглашали на какую-нибудь маленькую роль. Когда я снимался, то, естественно, не пил, а вот в перерывах, которые иногда тянулись годами… Поэтому для меня очень важно получить роль в сериале.

– И вы так спокойно признаетесь в том, что вы неудачник? – удивилась она.

Аэлла готова была к чему угодно, только не к такой откровенности. Сама она ни за что на свете никому не призналась бы в том, что у нее что-то не в порядке.

– А зачем мне вам врать? – ответил он вопросом на вопрос. – Чтобы выглядеть лучше, чем я есть на самом деле?

– Ну, например, – согласилась она.

– Так вы же все равно потом узнаете правду. Какой смысл? Лучше вы будете знать с самого начала, что я вот такой, неудалый, пьющий, в общем – дурацкий. Но готовлю я действительно хорошо, тут я не вру. Так что вы хотите, мясо или рыбу?

– Кирилл, мне очень стыдно, но я хочу яичницу, – призналась Аэлла.

– Яичницу?! Простую, банальную яичницу, которую жарят на сковородке?

– Ее, родимую. Я не ела ее, наверное, лет тридцать.

– Но почему? В чем проблема? Вы не умеете ее делать?

Ей вдруг стало легко и радостно. Вот стоит рядом человек, перед которым не хочется притворяться и строить из себя невесть что, перед которым можно не выглядеть суперженщиной, которому можно сказать правду, самую неприглядную и самую нелепую.

– Знаете, мне всегда казалось, что яичница – это пошло, это удел неудачников-холостяков или старых дев. Настоящая женщина должна питаться, фигурально выражаясь, лепестками роз и запивать их росой. Я все время покупала деликатесы и полуфабрикаты, мне казалось немыслимым, чтобы я, надев фартук, стояла у плиты, как какая-то домохозяйка. У меня есть подруга, Люба, та самая, вместе с которой мы были в Доме кино, так вот она всю жизнь провела в готовке, стирке, уборке, глажке, и мне всю жизнь было ее ужасно жалко, я была уверена, что она бездарно растрачивает свои лучшие годы, ухаживая за мужем и детьми, а мне, такой необыкновенной, такой умной и такой успешной, уготована совсем другая жизнь. Когда ко мне приходили гости, я заказывала блюда в ресторанах. Иногда я что-то делала сама, но только тогда, когда хотела понравиться мужчине. Но это бывало крайне редко, куда чаще мужчины хотели понравиться мне и приходили сюда с сумками, набитыми уже готовой изысканной едой. Или водили меня в дорогие рестораны.

Она слышала себя и приходила в ужас. Что она несет? Как можно быть такой откровенной, такой неприлично открытой с совершенно незнакомым мужиком, которого встречаешь всего второй раз в жизни? Какой кошмар! Что это с ней? Кто тянет ее за язык? Она даже сама себе в мыслях не признавалась в том, в чем сейчас признавалась вслух перед этим Кириллом Тарновичем. Загипнотизировал он ее, что ли? Она пыталась остановиться, но не могла. Слова лились из нее неудержимым потоком, и с каждым сказанным словом ей становилось легче и отчего-то веселее, как от хорошего вина.

– В общем, я всегда была выше простой яичницы. А сегодня я хочу именно ее. Желтую, с красными помидорами и зеленью, и обязательно с сыром, как готовила моя мама, когда я была маленькой. Можно? – спросила она совсем по-детски, жалобно и нерешительно.

Она ждала, что Кирилл рассмеется и скажет что-нибудь ядовито-ироничное, но он лишь деловито поинтересовался:

– Сыр тертый или жаренный кусочками? Как вы любите?

– Внутри жаренный квадратиками, а сверху тертый. Сумеете?

– Не вопрос. Вы сядьте, Аэлла, вы и так сегодня весь день на ногах, устраивайтесь поудобнее, а я сейчас все приготовлю, и мы с вами поужинаем.

Она уже раскаивалась в своей откровенности, и ей хотелось компенсации.

– Кирилл, а почему вас так мало снимали? У вас ведь хорошая внешность, фактурная.

– Таланта маловато, – спокойно отозвался он. – Где у вас разделочная доска?

Ей пришлось встать, чтобы достать доску. Она вернулась на место, облокотилась подбородком о сложенные руки и продолжила допрос:

– А почему вас выгнали из театра? Тоже из-за нехватки таланта?

– Из-за дисциплины. Видите ли, когда-то, в далекой молодости, я очень успешно снялся в одном фильме, играл Робин Гуда. Это был как раз тот случай, когда вечером ты ложишься спать никем, а утром просыпаешься знаменитым. В театре на это отреагировали должным образом, я был молод, красив, перспективен, а теперь еще и узнаваем, мне даже пообещали роль Ленина в одной пьесе про молодые годы вождя. Вы только представьте, что это такое – в советское время сыграть Ленина! У меня совершенно крышу снесло, я зазвездился по полной программе, начал активно выпивать, гулять с девочками, приходил на репетиции нетрезвым. В общем, с Лениным меня прокатили, и были правы. Но это я теперь понимаю, а тогда обиделся страшно и запил уже по-настоящему. Вот тут-то меня и выперли из театра. А кому я нужен с такой репутацией? Конечно, если бы у меня был настоящий талант, большой, то на репутацию никто не посмотрел бы, и сниматься приглашали бы, и в театре оставили. Но талантик у меня был маленький, – он оторвался от нарезания помидоров и показал Аэлле просвет между большим и указательным пальцами, – крошечный был талантик, так что никто за меня особо не держался. Друзья в киношном мире, конечно, остались, вот они меня и снимали понемножку, чтобы я с голоду не подох. Вы любите помидоры хорошо протушенные или только слегка припущенные?

– Протушенные. А вы женаты? У вас есть семья?

– Сейчас – нет. Однажды была жена, но недолго.

– Отчего так?

Аэлла выспрашивала подробности, ей казалось, что чем больше слабостей и недостатков она обнаружит в своем новом знакомом, тем меньше ей будет стыдно за свою откровенность.

– А я все никак не мог уняться, смириться с тем, что я уже давно не звезда. Продолжал пить и шляться по девицам. Мог исчезнуть на неделю, зависнуть у кого-нибудь из друзей и пьянствовать. Жена бросила меня довольно быстро. Но я ее понимаю. Какой нормальной бабе такое понравится?