Ада Даллас

И каждый законопроект о перечисленных льготах содержал пункт о повышении того или иного налога для их финансирования.

Так, в законопроекте об увеличении пенсий по старости до ста долларов в месяц предлагалось повысить стоимость пачки сигарет на два цента с тем, чтобы полученный доход направлять на выплату повышенных пенсий. Законопроект о продлении срока выдачи пособий по безработице содержал положение о повышении на три цента цены каждого галлона бензина. Надбавка трех центов на каждую бутылку пива должна была окупить создание нового кредитного бюро, а увеличение цены на бутылку вина на шесть центов позволяло ввести всеобщее социальное страхование.

На голосование ставился каждый законопроект в целом; следовательно, тот, кто голосовал против повышения налога, одновременно отвергал и введение той или иной льготы.

Правда, один из внесенных Адой законопроектов представлял исключение. Он не предусматривал введение каких-либо новых льгот. В нем шла речь о введении специального пятипроцентного налога на корпорации. Все сборы предполагалось направлять в "общий фонд".

Теперь я раскусил замысел Сильвестра. Он был уверен, что причастность Ады к этим законопроектам гарантирует их успех. А ему останется только подсчитывать дивиденды. Я был прав: он приберегал их не для Томми, а для Ады, чтобы создать ей популярность.

Законодатели не сразу поняли, чем оглушила их Ада. В беседах с журналистами они высказывались довольно осторожно: "Я должен поразмыслить и посоветоваться со своими избирателями". В действительности они просто выжидали реакцию общественности; поскольку дело происходило в четверг, собрание объявило перерыв на субботу и воскресенье, и государственные мужи отправились домой.

Разумеется, реакция не заставила себя ждать. Ее первым сигналом послужила статья, опубликованная на первой полосе наиболее консервативной газеты Нового Орлеана, причем никто не сомневался, что автора надо искать отнюдь не в самой редакции. Предложения Ады квалифицировались как "самая деспотичная в истории Штатов попытка ввести налогообложение, которое повергнет Луизиану в пучину банкротства". Далее в статье говорилось, что "ни один здравомыслящий человек (подразумевалось, конечно, "ни один здравомыслящий мужчина") не допускает мысли, что избиратели дадут свое согласие". Предложенные Адой льготы вкратце перечислялись на внутренних страницах.

Эту аргументацию тут же подхватили остальные газеты штата, а бизнесмены покупали время на телевидении и выступали с резким осуждением законопроектов; в общем, оппозиция, судя по поднявшемуся шуму, оказалась весьма солидной.

Членов законодательного собрания, прибывших в понедельник на очередную сессию, газеты встретили большими черными заголовками о надвигающейся налоговой грозе. Сама по себе сессия длилась недолго и протекала спокойно. Сразу же после окончания состоялось заседание финансовой комиссии палаты представителей для обсуждения законопроектов. В присутствии Сильвестра Марина десятью голосами против четырех комиссия приняла решение рекомендовать законопроекты палате представителей.

О дальнейшей судьбе законопроектов высказывались самые различные предположения. В тот же день часа в три я сидел в ресторане со своим приятелем, сенатором от Нового Орлеана; компанию с нами делили еще один сенатор (я почти не знал его) и два сенатора от северных районов Луизианы.

– Просто не представляю, как поступить, – признался сенатор-северянин, высокий человек с пасторским обликом и порядком поредевшими каштановыми волосами. – Голосовать "за" – невозможно, голосовать "против" – нельзя. Как тут быть?

– Ничего не поделаешь, – отозвался второй северянин. – Нужно голосовать "за", в противном случае вам придется побыстрее уносить ноги из Луизианы. Жить здесь вы уже не сможете.

– Это почему же? – поинтересовался я.

– Да потому, что идете против администрации. Правительство штата будет мариновать все ассигнования на нужды вашего избирательного округа, ну и, конечно, избиратели постараются как можно скорее избавиться от вас. К тому же, голосуя против введения льгот, вы окажетесь мерзавцем.

– Но я окажусь мерзавцем и в том случае, если проголосую за повышение налогов, – возразил первый северянин. – Что же делать?

– Джентльмены, – вмешался мой друг из Нового Орлеана сенатор Мориарити. – Бессмысленно сопротивляться тому, что неизбежно, нужно смириться и радоваться его приходу. Поверьте, то, о чем мы говорим, – неизбежно.

Перед тем как уехать в Новый Орлеан, я зашел повидать Аду. Мы говорили только о законах и законодателях.

– Они перепуганы, но не станут голосовать против, – сообщил я.

– Не сомневаюсь. Больше всего на свете они боятся его.

– Это его проекты?

– Его и мои. – Ада была явно довольна собой. – Я внесла определенный вклад в разработку законопроектов.

Возвратившись в Новый Орлеан, я попытался узнать, что думают простые люди. В любой политической столице люди живут если не в вакууме, то на каком-то островке. Журналисты интервьюируют только друг друга, политики интересуются лишь мнением других политиков, и невозможно раздобыть сколько-нибудь интересную информацию, пока не вырвешься из этого круга.

Я ездил в трамваях, завтракал в дешевых закусочных, заходил в контору букмекера на Гравиер-стрит, посетил несколько третьеразрядных баров на Эксчейндж-аллее. Наслушался я вполне достаточно, чтобы сделать вывод: по мнению избирателей, роман между ними и Адой закончился ее полной изменой.

В трамваях я слышал такое:

– Кем она себя воображает? Обещания, обещания, обещания... Пачка сигарет – тридцать три цента! Не хочу я платить тридцать три цента за курево. Кто она такая?

– Да, да! Нужно что-то сделать с этой бабенкой. Мой так и сказал вчера: с этой стервой, говорит, надо что-то сделать.

Кругом, поджав губы, кивают.

В дешевых барах:

– Ну и стерва! Вот сука! Пиво подорожает на целых три цента!

– А знаете, что я скажу? С этой сукой все равно кто-нибудь расправится. Вот увидите!

В более приличном баре:

– Нет, вы только представьте себе!

– Будем надеяться, что кто-нибудь из наиболее стойких ее сторонников вовремя уберет ее.

Конечно, до поры до времени все ограничивалось болтовней. Но дело происходило в Луизиане, где на стенах в коридорах Капитолия можно было увидеть сколько угодно пулевых царапин.

В конце концов и сенат и палата представителей штата, хотя и не без скрипа, приняли предложенные Адой законопроекты.

Вечером того же дня Ада позвонила мне и попросила прийти. Как и в прошлый раз, она могла говорить только о налогах.

– Ну, что слышно? – спросила она.

Я показал ей дневные выпуски газет. Я испытывал легкую горечь от сознания того, что она интересуется лишь делами своей администрации, как они называли себя. Снова я оказался в дураках.

– Это я уже видела, – сказала Ада, кивнув на заголовок.