Адаптация

– Да.

Закрыв футляр, Тод протянул его Айне:

– Держи, маленькая леди. И постарайся не потерять. Что-то я сомневаюсь, что здесь тебе дадут новую игрушку.

– Ты не игрушка. И я хочу тебе помочь. Ты... хороший? Если субъективно оценивать мое восприятие тебя как личности без указания конкретных положительных качеств? Хороший - это же верное определение.

Тод поднял свитер и, натянув, занялся пистолетами:

– Уронили мишку на пол. Оторвали мишке лапу. Все равно его не брошу, потому что он хороший.

Аналогия прочитывалась легко, обида тоже. Но Айне занимал иной вопрос: как стала возможной сама ситуация дефицита? И что будет, если в поселке Альфа нет гидроксифенилглицина?

Наладить синтез.

Теорию Айне знает. Но опыт показывает наличие разницы между теорией и практикой. И если так, то в случае еще одной ошибки, Тод может прекратить свое физическое существование.

Последовавшая за данным выводом эмоциональная вспышка была настолько мощной, что Айне растерялась. А потом слезла с кровати, подошла и обняла Тода:

– Прости меня, пожалуйста.

Он напрягся и попытался отстраниться.

– Я не умею извиняться. Я не знаю, когда это следует делать и вообще зачем. Но без тебя мне будет плохо. И сейчас плохо. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Пожалуйста. Айне говорит правду. Просто она еще не умеет говорить правду так, чтобы в нее поверили.

– Это ты извини, - сказал Тод.
– Иногда я забываю, что ты все-таки ребенок.

Айне зажмурилась, прижимаясь щекой к свитеру. Под ним знакомо бухало сердце. Когда же Тод обнял, стало совсем хорошо. Только пистолет за поясом неудобно давил на живот, но Айне согласна была потерпеть.

В конце концов, всегда приходится чем-то жертвовать.

Интерлюдия 1. Когда игры становятся взрослыми.

19 июля 2034 года, г. Витебск, Белорусский анклав.

Девушка танцевала на столе. Острые шпильки рвали бумаги и крошили стекло. Поднятые руки купались в жестком свете. Когда ее ладони сжали шар светильника и сдавили, наблюдавший за танцами парень не выдержал.

– Ева, прекрати!
– сказал он, поправляя очки.

Девушка не услышала. Засмеявшись, она стала на мостик. Короткая юбка задралась, блузка съехала, обнажив белую полоску живота с красной татуировкой. Колени разошлись в стороны.

– Пожалуйста!
– взмолился парень, подхватывая падающую чернильницу.
– Ну что ты делаешь? Давай, вставай.

Она мотнула головой и язык показала.

– Если тебе что-то надо, просто скажи.

– Надо, - согласилась она, плюхаясь на стол.
– Тебя надо.

– Ева!

– Адам. Я Ева, ты Адам. И рай наш создан. Осталось лишь сбежать отсюда.

Ева соскочила со стола и, схватив парня, потянула к окну. Темное стекло от пола до потолка фильтровало солнечный спектр. Солнце висело пушистым шаром. Небо начиналось прямо у ног. И где-то в нем, под покровом облаков, прятался город.

– Посмотри, - жарко зашептала Ева, слизывая кровь с разрезанных рук.
– Посмотри вниз! Что там?

– Город. Просто город.

– Неа!
– Ева помахала пальцем перед носом, а затем мазнула по губам, оставляя красный кровяной след.
– Не просто город! Там город, который живет для нас. Для тебя и для меня! Для ма-а-амочки... для па-а-апочки. Папиных дружочков. И мамочкиных подружек. Для твоей сучки...

– Заткнись.

– Фигу!
– она скрутила фигу.
– Кто ж тебе еще правду скажет, если не сестра родная? Сучка она. Думаешь, ты ей нужен? Неа. Ей сюда хочется. Воет-воет, скребется, как шавочка у порога. Пустите в дом! Пустите в рай! Ты еще не выправил ей иридиевый чип?

Адам отступил.

– Пока нет, - решила Ева.
– Но папашку регулярно обрабатываешь, да? А он против. И мамочка тоже против. И все вообще против! Только ты один "за", потому что идиот. И-ди-от!

Ева кулачком постучала Адама по лбу, он перехватил руку и заломил, сдавливая.

– Больно же! Отпусти!
– Девушка попыталась вывернуться, но Адам держал крепко.

– Если ты, - медленно произнес он, переворачивая сестру лицом к себе.
– Если ты посмеешь тронуть Наташу...

– Ты меня убьешь, слышала уже. Отпусти.

Она успокоилась. Она всегда очень быстро успокаивалась, едва ли не быстрее, чем вспыхивала. И Адам разжал руки. В чем-то, безусловно, Ева была права, вот только признавать ее правоту было опасно. Она же приникла к стеклу, прижалась щекой и часто дышала, раздувая влажное пятно. На нем удобно рисовать, но рисунки быстро исчезнут. Еву это не волновало.

– Ты никогда не думал, Адам, что наш рай очень хрупкий? И что боги должны заботиться о людях, если они хотят оставаться богами. Но заботиться, а не поднимать до своего уровня. В раю на самом деле места мало.

Облака расступились, и город протянул к Адаму блеклые руки домов. Силуэты их виднелись внизу и походили на рифы, спрятанные под широким покровом моря. Огнями святого Эльма плыли редкие фонари. И где-то в свете их грелись люди-призраки.