Адепт

Сьюзен недоуменно подняла брови, и Берни пояснил:

— Так мы прозвали тот архив, который вы хотите посмотреть. В любом случае добро пожаловать.

Он протянул руку, чтобы обменяться с ней рукопожатием, но потом сообразил, что сумка и плащ помешают ей ответить. Берни торопливо опустил руку и нервно улыбнулся.

— Отлично. Можете положить вещи, здесь с ними ничего не случится. Я устрою вам небольшую экскурсию, а потом угощу чаем. Или лучше кофе? Пожалуй, это будет более по-американски.

— Кофе подойдет, — кивнула Сьюзен.

Она накинула плащ на ближайший стул и повесила сверху сумку.

— Вот здесь? — спросила она.

— Да, можете не волноваться, — ответил Берни. — Если кто-нибудь решит что-нибудь украсть из этой комнаты, то скорее прихватит один из бесценных экспонатов.

Сьюзен рассмеялась.

Берни повернулся к выходу и жестом предложил пройти вперед. Они вернулись в приемную, миновали несколько двойных дверей и двинулись дальше, продолжая вести беседу.

По дороге Сьюзен заметила, что Берни на нее смотрит. Она слегка повернула голову, и он быстро отвел глаза. Его лицо снова покраснело.

— Наверно, у вас нечасто бывают такие посетители? — спросила она, стараясь поймать его взгляд. — Я имею в виду…

Она выдержал а долгую паузу. Берни нервно облизал губы, ожидая продолжения. У него был несчастный вид.

Сьюзен закончила:

— …американцев.

Ученый рассмеялся с явным облегчением.

— Весьма редко. Вообще мы тут ведем очень замкнутую жизнь. Мало контактов с внешним миром. — Берни снова засмеялся. — Так что извините, если мои социальные навыки немного заржавели.

Он больше не пытался смотреть в ее сторону.

— Так при чем тут Теракус? — спросила Сьюзен.

Берни пояснил:

— Это псевдоним хозяина архива. На самом деле его звали Терри Казинс, мы так думаем. Не знаю почему, но владелец коллекции пользовался разными именами, хотя в большинстве своих писем подписывался как Теракус. Вообще это была странная личность, если не сказать больше. Он погиб в Греции в автомобильной катастрофе, однако местным властям не сразу удалось выяснить, кто он такой, и выйти на его архив. Они обратились в британскую полицию, и те прислали к нему в дом своих людей.

У него не было семьи, — продолжал Берни, — только хозяйка дома, которая сдавала ему одну из своих квартир. О том, что он умер, она узнала пару месяцев спустя. Сразу возник вопрос, что делать с его коллекцией. Хозяйке было известно, что он собирал ее во всех концах света, поэтому она решила все передать в институт древностей, где коллекцию смогут оценить по достоинству. Возможно, она выбрала нас потому, что ее муж работал у нас у курьером. — Берни не заметил удивленного взгляда Сьюзен. — Мы послали человека, чтобы выяснить, есть ли там что-нибудь стоящее. — Он заговорщицки понизил голос: — Дело в том, что под видом бесценного дара нам часто подсовывают старые подшивки «Пикчер пост» или викторианские издания Библии. Но наш ассистент позвонил нам вне себя от радости и рассказал о находке. Мы сразу перевезли коллекцию в Александрийский зал. Она насчитывает более четырехсот документов — начиная от личных заметок Теракуса и кончая книгами семнадцатого века, если, конечно, считать их подлинниками. Самое интересное, что некоторые из них представляют собой поздние копии гораздо более древних произведений. Мы нашли фрагмент, где египетские иероглифы написаны шариковой ручкой. Часть мы уже перевели и обнаружили, что это вполне осмысленный и при этом совершенно неизвестный текст.

Они вошли в многолюдную столовую. Берни заговорил немного громче, чтобы перекрыть шум голосов и скрип десятков стульев. Он взял поднос и поставил его на металлические рельсы, которые тянулись вдоль длинной стойки. По дороге к кассе он разместил на подносе чашку чая, кофе и пару пончиков. Сьюзен добавила к ним пачку маленьких бисквитов с имбирем.

Когда Берни расплатился, они заняли тихий столик подальше от общей суматохи и возобновили разговор.

— Я уже почти закончил список. — продолжал Берни. — Составляя каталог, я старался дать общее представление о каждом документе, описывая его внешний вид. Было очень важно различать датировку самого текста и возраст бумаги и чернил, которыми он записан.

Берни отпил глоток чаю.

— Думаю, вам стоит начать с каталога. Посмотрите мою классификацию, проверьте, если хотите. Если найдете какие-то ошибки, можете смело исправлять. Меня это ничуть не обескуражит. Чем больше неточностей вы обнаружите, тем лучше.

Сьюзен спросила:

— Вы уже отсканировали архив?

— Пока нет. Разумеется, обычно мы делаем цифровые копии, но не раньше, чем документы отсортируют и отправят в главное хранилище, — ответил Берни несколько официально.

— Хорошо бы сделать это как можно раньше, — заметила Сьюзен. — Если я смогу работать с аннотированными копиями, это сильно поможет мне в работе.

На лице Берни появилось беспокойство.

— Боюсь, мы не можем нарушать наши правила, — сказал он, нахмурившись.

— К кому надо обратиться за разрешением? Я сама этим займусь, — бодро проговорила Сьюзен.

Берни окончательно встревожился.

— Подождите минуту! Я же не сказал, что это невозможно. Почему вам не предоставить это дело мне?

Сьюзен посмотрела ему в глаза.

— Часть архива можно отсканировать уже сегодня, Берни, — произнесла она. — Я буду работать над теми документами, которые вы успели классифицировать. Так я не стану вас задерживать. И наоборот. — Она говорила напрямик, но старалась смягчить свои слова улыбкой.

Берни немного оттаял.

— Ладно, мы что-нибудь придумаем. Я хочу сказать, если это вам поможет…

— Спасибо, Берни. — Улыбка Сьюзен стала еще шире. — Меня очень заинтриговал этот Теракус. Вы не знаете, почему он собирал свою коллекцию? Как ученый или для продажи?

Лицо Берни полностью прояснилось.

— Да, это довольно любопытно. Похоже, он никого не подпускал к своим находкам — более «частную» коллекцию трудно себе вообразить. Судя по его письмам, Теракус просто хранил то, что у него было; я не нашел ни одного упоминания о торговой сделке. Так что вряд ли он являлся скупщиком. С другой стороны, никаких связей Теракуса с академическим кругами мы не обнаружили. Получается, что последние тридцать лет он собирал архив исключительно для собственного удовольствия. Чем он зарабатывал на жизнь, понятия не имею. Человек-загадка, да и только.

— В самом деле, — кивнула Сьюзен. — Очень интересно. И вы говорите, что в документах речь идет в основном о магии и мифах?

— Да, магии очень много — легенды о великих колдунах, пособия по ворожбе, списки заклинаний, даже немного философии. Большая часть материалов на средневековой латыни — я имею в виду язык; сами тексты относятся к другим эпохам. Боюсь, будет трудно установить, на какие древние источники ссылаются эти поздние копии, если только нам не повезет где-нибудь в другом месте. В том, что это именно копии, а не подделки, я не сомневаюсь, хотя вы не должны отбрасывать и такую возможность. Кроме того, — продолжал Берни, — в архиве есть кое-какие сведения о различных амулетах. Первый текст, на который я наткнулся, меня совершенно поразил. Кажется, он был одним из последних приобретений Теракуса. Насколько я понял, это латинский перевод какой-то тибетской книги, посвященной знакам и символам целительства. Смысл работы сводится к тому, что боги очень неравнодушны к этим знакам. Стоит нанести их на больного, и божество сразу обратит внимание на несчастного, после чего тот, возможно, будет исцелен. Весьма любопытно. В другом тексте — вероятно, созданном в шестнадцатом веке во Флоренции, — обсуждаются правила, по которым один колдун не может накладывать свои чары на другого. Не представляю, кто мог это написать. И для кого это было написано. Неужели автор говорил серьезно? В общем, какой документ ни возьми, вопросов возникает больше, чем ответов.

Сьюзен вздохнула.

— Мне уже не терпится начать.

Берни кивнул:

— Я готов. — За разговором он успел проглотить оба пончика и запить их чаем. — Пойдемте вниз. В этом здании под землей находится не меньше комнат, чем наверху. Мы спустимся во второй подвальный этаж, на самый нижний уровень. Там отличные условия для хранения книг, если поддерживать нужную влажность. Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией? Впрочем, не волнуйтесь, вы быстро привыкнете.

Вместе с Берни Сьюзен вернулась в главный холл и остановилась перед старомодным решетчатым лифтом, достаточно просторным, чтобы в нем поместилось фортепьяно. Входя в здание, Сьюзен поднялась по лестнице, поэтому первый этаж, где она сейчас стояла, находился почти в двух метрах над землей. Лифт опустил их в полуподвальные помещения, немного ниже уровня улицы, и поехал дальше. Глубже располагались еще два этажа, где солнце заменяли лампы дневного света. По мере спуска на индикаторе под потолком кабинки загорались все новые квадратики. Наконец включился последний, крайний слева, с надписью «-2».