Адептус Астартес: Омнибус. Том II

— Она идет хорошо, брат-сержант, — отвечает брат Маймон, и Антенору кажется, что он говорит с чрезмерным удовольствием. — Эти неблагодарные еретики не забудут цену предательства. Те, кто еще живы.

— Отлично, отлично. Я вместе с братом Пием очистил еще с полдесятка секторов огнем, болтером и мечом, — гордо заявляет сержант.

— Такова цена предательства, — торжественно говорит Пий, словно понтифик, зачитывающий слова с передвижной кафедры.

— А что же остальные? О чем есть доложить тебе, брат Антенор? Брат Паламед? Как движется ваша священная работа?

— Мне горько слышать, что вы называете творящееся здесь священной работой, брат-сержант, — с тяжелым сердцем отвечает Антенор, понимая, что этого ему не следовало говорить.

— Почему же? — голос Константина превращается в утробный рык, который мог издать загнанный в угол карнодон или разъяренный грокс.

— Потому что ваш приказ идет вразрез с учениями священного Кодекса, это плевок в лицо всем клятвам, которые мы дали, став Сынами Жиллимана.

— Мы дали предбоевые обеты, когда впервые ступили на этот позабытый Императором мир, — заявляет Константин, его слова становятся громче, в них чувствуется злоба, — и это мгновение длилось три долгих года. Я поклялся освободить планету из объятий Великого Пожирателя, как и ты, брат Антенор, как все мы. Ты забыл это?

— Нет, брат-сержант, не забыл, и благодаря безустанному следованию этому обету угрозы тиранидов для Нова Терры боле нет.

— Да, но вместо нее пришла скверна ереси! — рычит Константин. — Люди этого мира не лучше червей, которые пиршествуют на плоти наших покойных братьев, благородных сынов вроде брата Игнация и брата Люциана. Эти отребья не ценят тех, кто спас их от участи, которая хуже проклятья. Мы — стражи человечества, но человечество не заслуживает нас. Люди Нова Терры в неоплатном долгу перед нами. Но что еще хуже, мы освободили их от тирании чужаков, а они восстали против нас. Поэтому мы должны научить их, чтобы они поняли ошибочность своих заблуждений.

— Мы здесь закончили, Константин. Культ побежден, последние из выводков тиранидов уничтожены. Мы должны покинуть Нова Терру и отправиться в искупительный крестовый поход за свои прегрешения, чтобы искать прощения Императора за преступления, которые мы совершили здесь во имя Его.

— Прощения? Я прощен всякий раз, когда купаюсь в крови еретиков и предателей, — рычит сержант, не сводя глаз с брата Антенора.

Его слова повергают в ужас.

— И ты примешь меня, одного из своих боевых братьев, под это знамя?

— Зависит от того, что ты решишь. Брат, — никогда прежде слово «брат» не было настолько лишено чувства братства. — Как учит Кодекс, действия говорят громче любых слов.

— Так тому и быть, — с глубоким вздохом говорит Антенор. — Я преданный сын примарха, и Робаут Жиллиман наверняка отвратит свой лик от ужасов, свершенных нами над жителями этого мира. Я прошу у отца-примарха и самого Императора о прощении. И, в завершение, я должен выйти из состава отделения Константина.

— Что? — смеется сержант. — Ты не можешь. Ты сможешь выйти из-под моего подчинения, только если наши повелители решат повысить тебя в звании — если наши повелители вообще захотят нашего возвращения на Цикладу, — или кто-то из нас умрет.

С еще большей тяжестью на сердце Антенор обреченно произносит следующие слова.

— Так тому и быть.

— Так тому и быть? — выражение Константина говорит намного больше любых слов. — И ты говоришь за себя одного, или есть и другие, кто чувствует то же самое?

Сержант гранитным взглядом осматривает остальных.

— Никогда! — заявляет Маймон. — Я последую за вами хоть в самое Око Ужаса, мой лорд!

— Так и может случиться, — предупреждает его Антенор.

— Как ты смеешь? — рычит Маймон, и его болтер находит новую цель.

— Нет! Брат Антенор прав, — говорит Диомед, его голос столь же тяжелый и холодный, как мрамор. — Мы нарушили обеты ордену. Нам следует покаяться и искупить грехи.

— И мы живем и умираем в братстве, — цитирует Пий одно из писаний. — Брат-сержант, мой болтер всегда на вашей службе.

— Что скажешь ты, брат Гектор? — спрашивает Константин. — За кого ты?

— Конечно, я за вас, брат-сержант. Узы братства делают нас теми, кто мы есть. Без боевых братьев мы никто.

— Хорошо сказано, брат! — произносит Пий.

— Что же ты, брат Паламед? Мы вместе сражались под стенами Бурранакса, и против тау на Нуменоре Шесть. Кому ты верен?

— В первую очередь я верен Золотому Трону, потом величайшему из его сынов, Робауту Жиллиману, и только затем своему ордену. Когда приказы моего сержанта противоречат кредо высшей власти, то он мне больше не командир.

Паламед, отличный оратор, выложил свое мнение столь же четко, как другие.

— Хорошие слова, — говорит Константин, — но чего они стоят, когда орден оставил тебя, хотя ты не совершил ничего дурного?

— Мы не знаем точно, в чем дело, — просто отвечает Паламед.

— Я долго и упорно сражался, чтобы спасти этот мир от Великого Пожирателя, а затем еще три года — без наград и похвалы — по требованию ордена спасти его опять. Я не прошу вознаграждения, а только того, чтобы меня помнили. Ничего большего я не хочу. Я не заслуживаю меньшего.

— Ты? — слова сержанта беспокоят Антенора. У слов есть сила. Такой силе очень быстро подчиняешься. — Все мы проливали кровь за Нова Терру.

— Нова Терру? — рычит сержант. — Я пролил за этот мир столько крови, ради него погибло столько моих братьев, что его теперь впору называть Константиниумом.

— Вы ведь шутите?

— Константиниум, Антенор! В честь павших братьев отделения Константина!

Антенор вновь оглядывает площадь. Пока шел спор, братья подтянулись ближе к тем, чьи взгляды они разделяли. Лишь брат Каин, последний, кто присоединился к тактическому отделению Константина, стоит поодаль.

— Брат Каин, настало время ответить, кому ты верен, — говорит сержант, указывая закованным в керамит пальцем на юного космического десантника. — Давай, присоединяйся ко мне.

— Как бы больно мне ни было говорить это, — дрожащим голосом отвечает Каин. — Я не могу.

— Ты не можешь?

— Я шел с братом Антенором по горящим улицам и видел зло, совершенное нами — не во имя Императора, а ради мести и кровавого упрямства.

Последние восемь Сынов Жиллимана на раздираемой враждой планете стоят лицом друг к другу среди дымящихся развалин дворцов знати, которые почерневшими пальцами поднимаются в небеса, словно в безмолвном обвинении сержанта.

— Тогда мы зашли в тупик. Братья, — говорит Константин, обращаясь только к тем, кто еще стоит с ним. — Предатели раскрыли свою сущность. И снова мы столкнулись с изменой на этом адском мире, изменой, которую следует вырезать, как гноящуюся опухоль.