Адлиг Швенкиттен (Односуточная повесть)

Послал гонкого Юрша в Адлиг - искать капитана Топлева, доложить.

14

Допросив перебежчика через планшетиста и сам голос его наслушивая, дружелюбную готовность, поверил Топлев, что - не врёт. А перейти?
– и нетрудно. Через пустое поле, без единой боевой линии - отчего и не отшагать?

Ладно, перебежчика держать при штабной машине.

Но если он не врёт и не ошибается - так наши пушки совсем беззащитны, пехоты же до сих пор нет!

А Топлев исполнителен - в стельку! в струнку! И всегда старался знать, вникать, успевать.

Но - что было надо сейчас? Что было можно делать сейчас?..

Скорей бы, скорей бы штаб бригады нашёлся!

Понукал радиста: вызывай их, вызывай!

Но - нету связи, как нет.

Ну, что с ними? Необъяснимо!

Схватил телефонную трубку, комдиву звонить - да что это? И тут связи нет. Обстрела не было - откуда порыв? Послал линейного, ругаясь, только не матом, никогда. Телефонист - ворона! Проверять каждую минуту!

А по рации - как сказать? Прямым текстом - невозможно, а кода на такой случай никак же не предусмотрено. Радисту:

– Вызывай Десятого!

Услышал голос Боева - густой, всегда уверенный, надёжный - малость приуспокоился. Сейчас рассудит. И, поглядывая неотрывно на светящийся красный глазок рации, стал Топлев, извёртывая, объяснять.

Вот тут пришёл к нам дядя один... Совсем не наш... Ну, с той стороны... На вруна не похож, я проверил вдоль и поперёк. Говорит: через час-два... а теперь уже меньше осталось... Мол, пойдут! И - валом! Да, повалят... А Урал всё молчит... Что прикажете?

Боев - не сразу. Да он не говорлив. Думает. Ещё раз:

– И Урал - молчит?

Топлев, чуть не плача:

– Ну, ни звука!

Ещё там подумал.

– Давай вот что. Переведи всё касьяновское хозяйство - за реку. Немедленно. И там занять позиции.

– А этим двум?

Даже слышно, как вздохнул Боев, при клапане:

– А этим двум? Пока стоять. И - будь, будь начеку. А что - с линией?

– Послал, не знаю.

– Всем - в боевой готовности, и смотреть, и слушать. Чуть что докладывай.

Спустя сколько-то прибежал линейный. Клянётся, божится:

– В лесочке - вот такой кусок провода вырезали, как ножом. И - следы сбоку.

Немцы?!

Уже тут?

15

Так, по санным колеям, и дошагал Балуев с двумя своими связными до темноватой группки людей на открытом снежном месте.

Назвал себя, и по должности.

Майор Боев - чуть пониже ростом, в коротком белом полушубчике.

Поручкались. Уж кажется, у Балуева - крепкое пожатие, но у Боева - цепная хватка.

И с фронтовой простотой:

– Где ж твой полк?

Его полк! Он сам его ещё толком не видел. В ответ:

– Да кто ж ваши пушки так выставил?

Боев клокотнул усмешкой:

– Попробуй не выстави. Приказ.

Рассказал обстановку, что знал.

Хоть и луна - ещё фонариком по карте поводили.

– Петерсдорф? Да, мне в него и ткнули, для штаба. Тут бы - и вам близко нитку тянуть. А я б - на НП сюда пришёл.

Хотя - что за НП? на ровном месте, без перекрытия.

– Но пока у меня часа два запасу - я должен сам поразведать: где ж немец? Где передовую ставить?

Вот это бы - если б знать!

Боева отозвали к рации. Он там присел на корточки.

А Балуев водил светлым пятном по карте. Если всё это озеро - у нас, так что и ставиться тут? Надо вперёд.

Боев вернулся и басом тихим, от солдат, передал Балуеву новость.

– И вполне может быть, - без колебания сразу признал Балуев и такую обстановку.
– Именно в первые сутки он и пойдёт, пока у нас не может быть обороны. Именно с отчаяния и попрёт.

И тогда - хоть по здешнему рубежу передний край поставить.

И когда ж успеть сюда хоть роту подтянуть?

Но Боеву, с тяжёлыми пушками, - несравнимо?

А - никакого волнения.

Балуев искренно:

– Год я на фронте не был - удивляюсь, какие ж мы на четвёртом году войны. Как раньше - нас не пуганёшь.

Да и сам Балуев в Пруссии всего четвёртый день - а уже опять в полном фронтовом ощущении.

– Всё ж, я пойду вперёд, поправей озера. Что узнаю - сообщу тебе. И- где выберу штаб, тогда и нитку твою туда.

Сошлись в голом поле на четверть часа. Сейчас расстаться - до пока провод, до первой связи. А то - и никогда не увидеться, это всегда так.

– А величать тебя - как?

– Павел Афанасьич.

– А меня - Владимир Кондратьич.

И - сдвинулись тёплыми ладонями.

Зашагал Балуев со связными.

Луну - заволакивало.

16

Даже во Второй Ударной, весной 42го, остался Володя Балуев жив, и из окружения вышел. А вот на сожевском плацдарме весь ноябрь 43го сгнивали - так ранило за два часа до отхода немцев, когда они уже утягивались. Но ранило возвратимо, два месяца госпиталя в Самаре. И тогда - на год в Академию.

В Академии теперь не обстрелянных, не обмолоченных мало, все уже знают, что на войне почём. А всё-таки год учёбы - другой мир: война, возвышенная до ясности, красоты, разума. А и трудно запретить себе поворот мысли: за год-то, может, война и кончится? может, хватит с меня?

Не кончилась. Но как уже близко! Через северную Польшу, через Пруссию догонял, догонял попутными машинами, от КПП набиты случайными военными. И поспевал уже радуясь, войти опять в привычное фронтовое. И в такой величественный момент - отхвата Восточной Пруссии! (И в такую глухую растяжку фронта...)

Шли в уброд по рыхлому снегу, по целине. Разведчики сзади молча.

Вёл по компасу.

Если вот-вот начнётся - то уже и Петерсдорф не годится, высунутый. Как успеть хоть не роту, хоть взвод рассыпать охранением пушек под Адлигом?

А дотащится ли сюда хоть одна рота? Может, так с устатка свалились, что и не встанут?

Только б эту одну ночь передержаться - уже завтра будет легче.

А вот что: по левую руку, к северо-востоку, километрах в четырёх-пяти, бесшумно возникло, не заметил минуты, небольшое зарево, пожар. И - горело.