Адмирал Эндрю Каннингхем

В первые недели итальянского наступления в Западной пустыне в сентябре 1940 г. Каннингхэм задействовал для бомбардировки Бардии и крупные корабли. Однако практика показала, что это подвергает их излишнему риску. Во время одной из таких операций в лунную ночь тяжелый крейсер «Кент» был торпедирован итальянским самолетом. Торпеда попала в корму, рядом с винтами, и лишь с величайшим трудом эсминцам удалось отбуксировать его в Александрию.

С активизацией военных действий в Северной Африке командующий сухопутными силами генерал Арчибальд Уэйвелл и генерал ВВС Артур Лонгмор принялись настойчиво побуждать Каннингхэма перенести свою штаб-квартиру в Каир. Они считали, что это облегчит взаимодействие между тремя родами вооруженных сил и избавит адмирала от утомительных разъездов между Каиром и Александрией. Каннингхэм отказался наотрез. Он считал, что пока флот существует и есть шанс встретить в море противника, адмирал должен находиться на флагманском корабле и разделять все трудности и опасности морской службы со своими офицерами и матросами. Генералы было обратились за содействием в Комитет начальников штабов в Лондоне. но первый морской лорд целиком поддержал командующего Средиземноморским флотом, и им пришлось смириться. В качестве компромисса Каннингхэм направил в Каир своего постоянного представителя капитана I ранга Г.Дж. Нормана. Ему надлежало «сообщать Каннингхэму все самое важное, но не докучать ему излишними подробностями, оказывать всяческое содействие армии и ВВС, но не обременять командующего невыполнимыми обязательствами». Проще говоря, Норман всегда был во всем виноват.

Свои поездки в Каир Каннингхэм сократил до минимума. На важные совещания командующих родами войск на Ближнем Востоке его доставлял двухместный истребитель «фулмар». После окончания встречи, адмирал, не задерживаясь ни единой лишней минуты, тут же вылетел обратно. Обычный день в Александрии Каннингхэм начинал со встречи с офицерами штаба, которая назначалась сразу после завтрака. Первую половину дня командующий флотом посвящал либо работе с документами, которую он терпеть не мог, либо посещал корабли и подчиненные ему корабли и береговые сооружения, что ему очень нравилось. После полудня он мог съехать на берег, поиграть в теннис или гольф, но до 18.00 обязательно возвращался на «Уорспайт». Офицеры штаба флота придерживались такого же распорядка дня, поскольку командующий всякий раз выходил из себя, если выяснялось, что нужный ему человек по какой-то причине съехал на берег. В результате штабные офицеры неделями и даже месяцами не сходили на твердую землю. Джеффри Бернард жаловался, что только месяц спустя после начала войны с Италией ему удалось выкроить 2 часа, чтобы «побегать по городу».

Персонал штаба Средиземноморского флота насчитывал всего 50 человек. В сравнении с объединенным штабом в Каире, разросшимся почти до 1 тысячи, это было совсем немного. Как следствие, все они были перегружены работой и находились в состоянии постоянного переутомления. Поэтому одна из любимейших поговорок командующего, которую он часто повторял, — «еще ни один штабной офицер не помер от перетруждения», — очень обижала персонал.

Из всех офицеров штаба наибольшим доверием Каннингхэма пользовался Артур Пауэр. «Я приобрел репутацию составителя оперативных приказов необычайной краткости и ясности», — вспоминал Пауэр, — «У Э.Б.К. вошло в привычку подписывать мои приказы, не читая, приговаривая при этом: „Полагаю, тут все в порядке. В любом случае, я все равно не смогу разобрать ваш штабной жаргон“. Я был самым молодым и неопытным капитаном III ранга в штабе, но получилось так, что он стал полагаться на меня полностью и безоговорочно в том, что касалось планирования боевых операций…», Каннингхэм всегда писал красными чернилами. Он отказывался принимать тексты, напечатанные на машинке, утверждая, что в них невозможно понять, кто и что предлагает. Поэтому Уиллису приходилось писать зелеными чернилами, а Пауэру — черными.

Когда Средиземноморским флотом командовал Паунд, для штабных офицеров считалось признаком хорошего тона появляться на мостике флагманского корабля с охапкой книг по вопросам тактики. Когда в первый день войны с Италией Пауэр во время похода вышел на мостик «Уорспайта», прихватив с собой несколько таких руководств, Каннингхэм проворчал: «Убери все эти книги подальше. Мы — на войне, и теперь сами должны знать, что делать».

Зато Каннингхэм огромное значение придавал состоянию морального духа экипажей своего флота и считал архиважным сломить противника, прежде всего, психологически. Томас Браунригг приводит весьма красноречивый эпизод, имевший место летом 1940 г.: «Флот только что возвратился из похода, экипажи измучены, корабли нуждаются в профилактике. Поступили разведданные, что очень старый и практически небоеспособный итальянский миноносец вышел из Таранто в Тобрук. Каннингхэм сказал нам: „Пошлите дивизион эсминцев и потопите его“. Мы стали протестовать, что эсминцам нужна чистка котлов, и что в любом случае, этот итальянец не сможет причинить нам никакого вреда. И тогда Э.Б.К. сказал нам: „Мы не должны позволять противнику даже думать о том, что он сможет безнаказанно выйти в море; мы должны заставить его осознать, что в безопасности он будет только в своей гавани. И, напротив, наш флот должен считать вполне естественным для себя находиться в море. Поэтому идите, высылайте эсминцы и потопите эту несчастную безвредную посудину“!»

Но вернемся к хронологической последовательности боевых действий в Средиземном море. В начале октября 1940 года Средиземноморский флот провел очередной конвой на Мальту. Во время перехода самолет-разведчик с «Илластриеса» обнаружил всего в 80 милях к северо-западу огромную итальянскую эскадру в составе 5 линейных кораблей, 11 крейсеров и около 25 эсминцев. В их числе были два новейших линкора «Литторио» и «Витторио Венето», недавно вошедшие в состав флота. Эти корабли имели полное водоизмещение свыше 45.000 т., могли развивать скорость до 31 узла и были вооружены 9 381 мм орудиями главного калибра в трехорудийных башнях. Несмотря на устрашающую концентрацию итальянской морской мощи, Каннингхэм решил продолжить выполнение задачи. На сей раз он не рискнул оставить конвой и идти на сближение с противником. Решение вполне разумное и объяснимое.

Аналогичное решение принял и адмирал Кампиони, хотя его действия в меньшей степени извинительны. Итальянские самолеты в точности сообщили местоположение и состав английской эскадры. Кампиони располагал значительным перевесом в силе: его корабли были новее, превосходили боевые единицы англичан в скорости хода и дальнобойности артиллерии. Конвой добрался до Мальты почти без приключений. Уже на подходе к острову эсминец «Империал» был поврежден взрывом мины, установленной на значительной глубине.

В обратном направлении эскадра Каннингхэма также повела небольшой конвой. В первую же ночь в море, с 11 на 12 октября легкий крейсер «Аякс» под командованием капитана 1 ранга Э.Д.Маккарти, шедший крайним в шеренге крейсеров, развернутой к северу от основной колонны, столкнулся с флотилией итальянских эсминцев. В последовавшем скоротечном сражении на дистанции около 3,6 км он потопил два эсминца и повредил третий, на котором начался пожар. Затем он вступил в перестрелку еще с двумя кораблями, которые вскоре после открытия огня исчезли за дымовой завесой. «Аякс» также не избежал повреждений. Он получил в общей сложности 7 попаданий, почти разрушивших его мостик и радарную установку и вызвавшие пожар в нижних помещениях. Дополнительные трудности создавал слепящий эффект от вспышек выстрелов орудий «Аякса», тогда как итальянцы использовали заряды, не дававшие ярких вспышек, и стреляли трассирующими снарядами.

Каннингхэм остался очень доволен результатами этого боя. В своем донесении в Лондон он отметил, что командир «Аякса» управлял кораблем с «решимостью и мастерством». Одним словом, «Аякс» в очередной раз подтвердил свою высокую боевую репутацию. заслуженную в сражении с «карманным линкором» «Адмирал граф Шпее» в декабре 1939 года.

На следующее утро летающая лодка с Мальты сообщила, что поврежденный эсминец взят на буксир другим эсминцем и они движутся в ближайшую укрытую бухту. С «Илластриеса» немедленно поднялись в воздух три «суордфиша». Каннингхэм также отправил в указанном направлении крейсер «Йорк», добивать уцелевшего «инвалида».

Как только английские самолеты пошли в атаку, буксирующий эсминец бросил своего товарища и полным ходом помчался в северном направлении. При появлении «Йорка» матросы тяжело поврежденного «Артиглиери» принялись махать белыми простынями и салфетками, в знак того, что они сдаются. Место находилось в пределах досягаемости итальянской авиации. Поэтому капитан 1 ранга Р,Х. Портал, памятуя о той, как самолеты противника бомбили английские эсминцы, пока те подбирали тонущих с «Бартолмео Коллеони», не стал отдавать приказ застопорить машины и спустить шлюпки, чем заслужил полное одобрение Каннингхэма. Вместо этого он приказал сбросить надувные плотики близ кормы «Артиглиери». Итальянцы быстро попрыгали в воду, а «Йорк» в два счета расстрелял их эсминец своей артиллерией.

Каннингхэм послал открытым текстом радиограмму итальянскому морскому командованию с сообщением местоположения плотиков с потерпевшими. Три дня спустя в адрес командующего пришла радиограмма из Лондона за подписью первого морского лорда, но явно инспирированная свыше. Завершался этот текст следующим абзацем: «Премьер-министр также очень доволен… но просил меня передать, что принимая во внимание настроения нашей общественности, страдающей от непрекращающихся и безжалостных бомбежек, впредь следует воздерживаться от посланий с комплиментами по поводу отважных действий противника, тем более, выдающих ему местоположение вашего флота». «Возможно, я был не прав…», — вспоминал Каннингхэм, — «но… что касается выдачи местоположения флота, то бой „Аякса“ уже давно осведомил противника о том, где мы находимся».

На обратном пути в Александрию флот подвергся бомбежке, правда, не очень сильной. На борту «Уорспайта» находился американский военный корреспондент. Он сидел в кают-компании и печатал на своей машинке, когда поступило сообщение о приближении самолетов противника. Каннингхэм посла за ним своего флаг-лейтенанта, пригласить его на верхнюю палубу, чтобы он мог получить материал, увиденный своими глазами. Американец отказался подниматься наотрез, объявив, что его «народу нужен живой репортаж, а не мертвый корреспондент». По всей видимости, он не понимал, что в кают-компании он был не в большей безопасности, чем в любом другом месте.