Адмирал Канарис - "Железный" адмирал

Австрийская столица между тем ликовала. Сотни тысяч людей собрались, чтобы послушать Гитлера. Был в толпе и Канарис. И снова он убедился, что фюрер — маг. Его голос завораживал толпу. Сверху, с балкона королевского дворца Хофбурга, на обезумевших людей потоком лились слова-заклинания: «В этот час я приношу немецкому народу весть о величайшем деянии всей моей жизни. Я, фюрер и канцлер немецкой нации и рейха, перед лицом истории объявляю, что моя родина вступает в германский рейх».

Если бы в ту минуту Гитлер умер, то в памяти многих немцев он жил бы как величайший в истории государственный деятель немецкой нации. Он осуществил давнюю мечту, сделал то, что не удалось Бисмарку, — объединил весь немецкий народ.

Как тяжело было шефу абвера возвращаться из праздничной, ликующей Вены в Берлин, где его ждало грязное дело Фрича! Тем не менее долг есть долг... 17 марта судебное заседание возобновилось. Два дня длились юридические препирательства, которые все больше напоминали суд над гестапо.

Геринг быстро понял, куда летят стрелы, и ловко занял место в рядах друзей Фрича. Он зарычал на свидетеля обвинения Шмидта: не собирается ли тот и дальше лгать суду? Геринг кричал до тех пор, пока Шмидт не догадался, что он и впрямь солгал, ведь генерал-полковник был ему незнаком. Адвокат поинтересовался, угрожали ли ему, если он переменит свои первоначальные показания. Шмидт ответил, что Майзингер грозил ему ликвидацией. И хотя тот отверг все обвинения, этот бой гестапо проиграло.

18 марта 1938 года был вынесен приговор: «Признать генерал-полковника в отставке барона фон Фрича невиновным по всем пунктам». В заключительной речи судьи звучали слова о «невероятнейшем оскорблении, нанесенном всей армии». ⁶

Канарис вместе с Хоссбахом сформулировали обвинения, которые надлежало озвучить генералу Браухичу: гестаповцы самовольно после того, как фюрер распорядился уничтожить материалы, возобновили расследование; при проведении расследования действовали противозаконными методами; вводили Гитлера в заблуждение, уверяя, что вина генерал-полковника фон Фрича доказана. Кроме того, сообщалось и об угрозах Майзингера, обещавшего расправиться со свидетелем.

«Поэтому Майзингер за совершенное им преступление, а именно принуждение свидетеля к даче заведомо ложных показаний, должен нести ответственность согласно параграфу 373 имперского уголовного кодекса». Против остальных сотрудников гестапо, замешанных в этой истории, должно быть начато дисциплинарное расследование.

Но это еще не все. Адъютант Гитлера и шеф абвера требовали «существенного изменения в составе руководства государственной тайной полиции. В первую очередь речь идет о Гиммлере, Гейдрихе, Йосте (СД), Бесте, Майзингере и других. Дальнейшее плодотворное сотрудничество вермахта с руководителями государственной тайной полиции, виновными в клевете на генерал-полковника барона фон Фрича и тем самым причастными к гнусным, оскорбительным выпадам в адрес армии, представляется невозможным».

Знаток людей и дипломат Канарис расчетливо требовал сместить со своих постов ведущих деятелей СС. Он и Хоссбах открыто подсказывали фюреру, что этот демарш «не направлен против института тайной полиции как такового... Можно найти достаточное количество честных и порядочных национал-социалистов, которые выполнят эту ответственную задачу». При демарше нужно избегать всего того, что противная сторона может истолковать «как мятеж, военный путч или действие, направленное против партии».

Кто же должен участвовать в демарше? Авторы воззвания предложили: Браухич, Бек, а также генералы фон Рундштедт, фон Бок и Лист. Чтобы ободрить руководителей сухопутных войск, Канарис и Хоссбах призвали присоединиться к демаршу Кейтеля и Геринга.

Какие же иллюзии питал шеф абвера, видя в ан-тиэсэсовских рядах увертливого Геринга и «Лакей-теля» (как метко окрестили генерала)?.. Да в генералах ему товарищей не было! Браухич позабыл о всех прежних обещаниях, а все компрометирующие бумаги бросил в огонь. Бек, обрадованный, что о нем вспомнил Гитлер, и слышать не хотел ни о каких демаршах. Третий генерал из «списка Канариса» — Рундштедт — наотрез отказался воевать с такой мощной организацией, как гестапо. Отказом он ответил и Фричу.

Оправданный офицер в порыве запоздалой ярости решил вызвать обидчика, Гиммлера, на дуэль. Стреляться! С этим человеком только стреляться! В секунданты он выбрал своего товарища, Рундштед-та. Ему надлежало прийти к Гиммлеру и передать письменный вызов на дуэль. Рундштедт перетрусил. Целыми днями он в растерянности ходил возле крамольного листка бумаги, пока не надумал отговорить Фрича. Вот его довод: не нужно углублять пропасть, разделяющую армию и режим.

# * #

Так Канарис получил еще один урок. Генералы, считающие себя хранителями армейских традиций, не отомстили за клеветническую кампанию, развя-

занную против их главнокомандующего, не наказали изобличенного уже виновника этой постыдной травли.

И шеф абвера смирился. Тем более что гестапо само наказало некоторых второстепенных лиц: Май-зингера отправили работать в архив, на других были наложены дисциплинарные взыскания. Гитлер формально реабилитировал Фрича, предоставив ему должность: взамен сухопутных сил под начало ему был отдан 12-й артиллерийский полк.

Ну а прохожие, гулявшие по утрам в Тиргартене, снова стали встречать неразлучную троицу «друзей» — всадников Гейдриха, Канариса, Беста. Сотрудникам абвера вновь было рекомендовано поддерживать деловые отношения с гестапо.

Шеф абвера снова клянется в своей «искренней преданности идеалам национал-социализма и руководителям нашего государства». 22 апреля 1938 года, выступая в Вене на годовщине военной школы, Канарис заявляет, что офицерство «от всего сердца обязано сказать «да» национал-социалистскому государству».

вился новый отдел — зарубежный — во главе с капитаном первого ранга Леопольдом Бюркнером. Это был человек без амбиций, прямодушный, добросовестный, умеющий ладить с нацистами.

С появлением этого отдела абвер больше, чем когда-либо, оказался связан с внешней политикой Гитлера. Он поддерживал контакт с ведомством Риббентропа, информировал высшие военные чины о важнейших международных событиях, руководил работой германских военных атташе и опекал иностранных атташе, живших в Берлине.

Изменился и отдел абвер-Н. Прежняя группа, носившая такое название, занималась подслушиванием и радиоперехватом. Осенью 1937 года ее пришлось отдать новому отделу вермахта, который отныне ведал всеми средствами связи. Теперь абвером-Н стал бывший сектор IS. В его обязанности с 1 июня 1938 года стали входить: психологическая война, разжигание национальной вражды и поддержка тех людей, кого позднее стали называть «пятой колонной».

Впрочем, поздновато абвер вспомнил о соплеменниках, живших за границей. Агенты нацистов давно уже обхаживали их. Действовали зарубежные организации НСДАП. Служба безопасности (СД) опутала страны Восточной Европы сетью своих осведомителей. Поэтому, чтобы найти свою нишу, в абвере-Н решили обратить внимание прежде всего на зарубежных политиков немецкой национальности и на студенческие союзы.

По иронии судьбы возглавил этот отдел ярый противник национал-социалистского режима, майор Хельмут Гроскурт по прозвищу Ворчун. Как и Остер, он был сыном пастора. Ушел на войну добровольцем и служил офицером пехоты. После подавления Капповского путча в знак протеста подал в отставку. Был курьером в организации «Консул», затем хозяйствовал помещиком. Наконец, не выдержал, вернулся в армию, окончил в 1935 году военную академию и был направлен в абвер.

Канарис ценил его, хотя прямота майора была ему не по душе. Гроскурт был человеком слишком даже откровенным. «Ворчун, — усмехнувшись, сказал как-то Канарис, — ты — подходящий человек для абвера, потому что ты всегда говоришь правду, а у нас в это поверить никто не может».