Адмирал Колчак: правда и мифы
Шрифт:
При этом сохранились свидетельства очевидцев: Колчак выражал тревогу, что в случае если Деникин возьмет Москву, то красные всей силой обрушатся на сибирские армии. Так что каждый из них, несомненно, мечтал опередить друг друга и первым принять лавры победителя большевиков. В общем, это было обычное для военных вождей соревнование в успехах. И все-таки ревность к победам друг друга порой мешала координации взаимных действий и сказывалась на общем деле не лучшим образом.
К тому же, официально заявив о подчинении Колчаку ради консолидации сил, по существу Деникин, ввиду отдаленности занимаемых им территорий от сферы действий Колчака, сохранил полную самостоятельность и в военно-оперативных действиях, и в управлении занятыми землями. Хотя режимы и армии Верховного правителя и главнокомандующего Югом строились примерно по единой схеме и имели одинаковую социально-политическую программу, реально единой власти не было да, вероятно, и не могло быть ввиду отдаленности территорий каждого из двоих диктаторов друг от друга. В пик успехов Колчака, когда весной 1919 года он подходил к Волге в направлении Казани и Самары, Деникин еще воевал в Донбассе и на
Трудно сравнивать Колчака и Деникина: это были фигуры примерно равного масштаба, каждый со своими плюсами и минусами. Колчак был более многогранной личностью: флотоводец, полярный путешественник и ученый, моряк и Верховный правитель, и жизненный путь его был более ярким, романтичным, особенно если прибавить и волнующую драматическую историю любви с Тимиревой, и трагическую гибель, создавшую вокруг него ореол мученика в глазах всей эмиграции. Наконец, он был официальным главой Белого движения, Верховным правителем, и в этом качестве его первенство признал и сам Деникин. Он имел большую по количеству армию (в разгар успехов – почти 400 тысяч, из них до 20 000 офицеров, против 150 тысяч у Деникина), занимал громадную территорию от Тихого океана почти до Волги. Не случайно поэтому, что интерес к личности Колчака в исторической литературе выше.
Но не следует преуменьшать и роль Антона Ивановича Деникина. Да, он не был столь разносторонен, это был «чистый» военный до мозга костей, но и зато как специалист в своей области в Гражданскую войну он оказался более на своем месте, чем Колчак, который был дилетантом в военно-сухопутных вопросах, и внес несравненно больший личный вклад в военные действия. Биография его не столь ярка и драматична, но на склоне лет в ней был замечательный штрих – проявленный Деникиным в годы Второй мировой войны беззаветный патриотизм, когда он, находясь на оккупированной нацистами территории, отказался сотрудничать с ними и, несмотря на старые счеты с советской властью, предпочел полуголодное существование измене Родине. Деникин не был официальным вождем Белого движения, но имел армию, хотя и численно меньшую, зато отличавшуюся более высокими боевыми качествами, цветом офицерства, лучшую из армий Гражданской войны (особенно выделялись легендарные Корниловская, Марковская и Дроздовская дивизии), что позволяло ему побеждать красных почти полтора года меньшими силами, тогда как на колчаковском фронте успехи или неудачи колебались в зависимости от того, на чьей стороне (у красных или у белых) был на данный момент численный перевес. В чисто военном отношении деникинские Вооруженные силы Юга России (и прежде всего их ядро – Добровольческая армия) сыграли более выдающуюся и интересную роль в Гражданской войне, чем колчаковские войска и значительно дольше «продержались» (хотя это объяснялось не столько личными талантами Деникина как полководца – действительно выдающегося полководца, – сколько кадровым составом и боевым материалом самой армии). Наконец, хотя они занимали меньшую территорию, но она была стратегически не менее важной: в период пика успехов (октябрь 1919) – Северный Кавказ, Крым и Новороссия с Одессой, большая часть Украины с Киевом и Харьковом, Донбасс, Дон, часть нижнего Поволжья (с Царицыном), центрально-черноземные губернии России (Курск, Воронеж, Орел). Слабостью деникинского фронта было другое: как отмечали многие очевидцы, побывавшие как на колчаковской, так и на деникинской территории и имевшие возможность сравнивать, в тылу Деникина хуже, чем у Колчака, были организованы хозяйственная жизнь и транспорт, [122] и это при том, что и у Колчака они оставляли желать лучшего.
122
См. интервью делегатов «Национального центра» газете «Сибирская жизнь», 1919, 5 августа.
К одинаково слабым сторонам того и другого можно отнести дилетантизм (порой доходивший до наивности) в вопросах политики и гражданского управления (увы, русская армия не породила своего Наполеона или де Голля!), ограниченность и нечеткость политической программы, в конечном итоге предопределившую их поражение, сравнительную узость мировоззрения, свойственную военным людям вообще, специфически военное честолюбие, негибкость взглядов (Деникин хотя и был несколько либеральнее Колчака и не страдал такой «манией милитаризма», но был не менее бескомпромиссным великодержавным националистом, а с собственными министрами обращался столь же бесцеремонно, как и Верховный правитель).
Пожалуй, в целом как личность Колчак представляет все же больше интереса. Но авангардом Белого движения была все-таки деникинская армия.
Державы Антанты, несмотря на помощь, присылку своих представителей и неоднократный обмен любезностями с Колчаком, тем не менее не спешили с его официальным признанием, и по другим причинам. Им прежде всего хотелось уяснить политическую программу его правительства, проверить его прочность, оценить перспективы на победу в Гражданской войне. А впредь до этого признания они заявили, что военные запасы во Владивостоке временно остаются под совместным союзническим контролем представителей Англии, Франции, США и Японии. Тем временем «запускались пробные шары» в отношениях: шел периодический обмен приветственными телеграммами между Колчаком, с одной стороны, и французским премьером Клемансо, министром иностранных дел Пишоном
и британским военным министром Черчиллем – с другой.Своеобразным «информационным бюро» белых на Западе стало образованное в Париже так называемое Русское политическое совещание, в состав которого вошли авторитетные политические деятели: первый глава Временного правительства князь Г.Е. Львов (в качестве председателя), министр иностранных дел С.Д. Сазонов, видный кадет В.А. Маклаков и лидер правых социалистов Н.В. Чайковский; позднее Колчак включил в его состав также знаменитого эсера-террориста Б.В. Савинкова, который, в отличие от большинства своей партии, стал непримиримым врагом большевиков и союзником белых.
На фоне впечатляющих успехов армии Колчака на фронте весной 1919 года в правящих кругах Запада, казалось бы, наметилась склонность к положительному решению вопроса об официальном признании его правительства в качестве всероссийского. Эта склонность особенно усилилась после того, как другие белые предводители – А.И. Деникин, Н.Н. Юденич, Е.К. Миллер – заявили наконец о своем подчинении Колчаку, что означало формальную консолидацию всего Белого движения вокруг него.
Все это произвело известное впечатление на Западе. В мае–июне настроения в пользу официального признания Колчака звучали на страницах таких ведущих западных газет, как английская «Таймс», французские «Фигаро» и «Матэн», американская «Нью-Йорк таймс», в высказываниях ряда влиятельных политиков, в том числе министра иностранных дел Японии Учиды. В частности, «Нью-Йорк таймс» писала: «Если союзники находятся накануне признания правительства адмирала Колчака, с которым связаны правительства Южной России и Архангельска, то все друзья русского народа должны почувствовать удовлетворение». [123] Парижская газета «Тан» считала, что следует признать колчаковское правительство без проволочек, чтобы не портить отношений с «будущей Россией», – ведь падение советской власти казалось уже близким; иначе, предупреждала газета, будущая Россия может опасно сблизиться с Германией, чего французы определенно боялись.
123
Нью-Йорк таймс. 1919, 25 апреля.
Сказывалась и благоприятная в целом информация о деятельности Колчака, поступавшая к союзным правительствам от их военных и дипломатических представителей при его правительстве. «Недавние победы на Уральском фронте, – писала в июне 1919 года японская газета «Владиво-Ниппо», издававшаяся во Владивостоке, – способствовали росту его популярности, и благодаря этому он пользуется доверием не только со стороны членов правительства, но и со стороны торгово-промышленников». [124]
124
Цит. по газете «Заря», 1919, 12 июня.
В июне популярная парижская газета «Фигаро» публикует на своих страницах большую хвалебную биографию Колчака. Министр иностранных дел Франции Пишон на заседании палаты депутатов 27 июня аттестовал его как «солдата и хорошего патриота». А лидер кадетов Павел Милюков, обращаясь к союзникам, назвал правительство Колчака «единственным прочным правительством России». В свою очередь, парижская «Матэн» писала: «Омское правительство стало моральной силой, которой подчинились в России все, ведущие борьбу с большевизмом». [125] А американский консул в Омске Дж. Эмбри в своем интервью «Нью-Йорк таймс» в июле 1919 года даже назвал Колчака «величайшим человеком, которого выдвинула революция» [126] (хотя в общем-то американцы не «баловали» адмирала, а их военный представитель генерал В. Гревс относился к колчаковскому режиму негативно). Многие сравнивали его с Наполеоном, который «усмирит и обуздает» революцию, сохранив все лучшее из ее завоеваний.
125
Цит. по газете «Сибирская речь», 1919, 29 июня.
126
Нью-Йорк таймс. 1919, 10 июля.
В это время польская газета «Курьер Поранны» отмечала: «Колчак так же теперь в моде на Западе, как некогда царь». [127] И хотя в этой «моде» на того и другого был известный налет увлечения «русской экзотикой», можно сразу выявить существенное различие между ними. «Мода» на Николая II на Западе лучшей поры франко-русского союза объяснялась исключительно привлекательностью России в качестве сильного союзника против агрессивной кайзеровской Германии; личные достоинства последнего царя здесь никакой роли ровным счетом не играли: как известно, их и не было, кроме разве что представительности и воспитанности, отмечавшейся всеми иностранными дипломатами.
127
Цит. по газете «Сибирская жизнь», 1919, 2 октября.
С Колчаком обстояло все наоборот. В 1919 году Россия, раздираемая Гражданской войной, представляла печальное зрелище, и интерес к ней со стороны наиболее дальновидных западных политиков обусловливался лишь пониманием опасности происходивших в ней событий, равно как и опасности ее сближения в будущем с Германией, на время поверженной, но сохранившей экономический потенциал и реваншистские устремления. В этих условиях Колчак, с которым руководители Англии и США познакомились в 1917 году и который произвел на них большое впечатление именно своими личными качествами, представлялся западным правительствам тем человеком, кто сумеет свернуть Россию с опасного пути.