Адмирал южных морей

Зазывала указал на женщину, прижимающуюся к стене. Та, растянув в омерзительной улыбке густо накрашенный рот, откинула полу плаща, продемонстрировав укрытую под ней девочку лет шести. Лицо той было столь же густо размалевано, а глаза потухшие, будто у древней старухи.

– Видели?! – продолжал надрываться зазывала. – От младенцев до тех, кто одной ногой в могиле стоит, причем любого пола! У нас есть все, даже то, о чем вы мечтать не смеете! Это Альлаба, здесь нет запретов, а я ваш верный слуга во всем, что касается любых удовольствий! Здесь можно абсолютно все! Запретов никаких! Да сами посмотрите – нет ничего недоступного!

Но я видел лишь одно. Вот Штучка с тихим, на грани слышимости, звоном выбрасывает серебряный чуть изогнутый клинок, по остроте превосходящий самую качественную бритву. Вот лезвие устремляется вперед, вскользь прикасается к шее, отступает с ленивой грацией, будто кошка отворачивающаяся от опустошенной миски. Она сделала свое дело, вылизав сметану до последней капли, теперь остается с гордостью удалиться. А на коже остается тончайшая линия разреза. Вот эта линия набухает, превращаясь в темную полосу, и наконец извергает поток багровой жидкости. Скороговорка зазывалы захлебывается в крови, переходя в предсмертный хрип. Он, пошатнувшись, отходит на шаг, ноги становятся непослушными, заваливается на колени, а Штучка, метнувшись в лицо мрази, в коротком выпаде с хрустом сокрушает частокол грязных зубов, проворачивается во рту, превращая поганый язык в комок рубленого фарша.

Что-то такое, видимо, отразилось в моих глазах, потому что зазывала как-то подозрительно быстро сник и даже не попытался приставать к воинам позади. Чудом выжил, скотина. Мне стоило немалых усилий сдержаться, не превратив видение в реальность. Нам очень нужно попасть в гавань без лишних проблем, а это вряд ли получится, начни мы рубить всех встречных.

Ничего, в гавани посмотрим. Я ни за что себя не прощу, если уйду из этого нечищеного сортира, не хлопнув дверью. Да и люди меня не поймут. Они хотели добычи или хотя бы подвигов, и, глядя на все происходящее, многие рукояти оружия поглаживают.

Я им, блин, такой подвиг устрою, что будут гордиться собой до последней секунды жизни.

Гавань была отрезана от суши каменной стеной, единственные ворота оказались закрытыми. Из-за спины доносились отголоски пьяного смеха, шум перебранок, разудалых песен, женский визг, но здесь было темно и тихо, признаков жизни не наблюдалось.

Что делать? Сооружать импровизированный таран или послать отряд лазутчиков, чтобы перебрались на другую сторону?

Но все решилось иначе.

Старший стражник требовательно постучал в ворота рукоятью кинжала. Подождал с минуту, постучал еще, при этом прокричав:

– Кью, ты там совсем подох, что ли?! Если так, то зря! Очень уж не вовремя!

После этого на левой створке ворот с ржавым скрежетом откинулась железная ставенка окошка, и оттуда высунулось лицо… Нет – все же морда, или, скорее, даже харя. Не надо быть врачом-наркологом, чтобы по одному взгляду на эту переднюю часть человеческой головы вынести диагноз ее хозяину. Какой диагноз? Хронический алкоголизм в стадии агонии пациента.

– Че?! – скрипучим голосом изрекло тело.

– Привет, пропойца, – ответил на это стражник.

– Ы! А сам-то хто?! Ну привет. Так че?

– Ну так это… Вот так, потому что… Оно самое…

На харе промелькнула бледная тень следов работы жалких остатков мыслительного аппарата, и запекшиеся губы растянулись в чахлой пародии на понимающую улыбку:

– А!.. Ну так бы и то!.. Че стоишь, будто корни пустил?!

– А че мне, лежать, что ли?! Открывай свой клоповник, глотка пересохла, мочи уже нет терпеть!

– А эт кыто? Че за народ како-о-ой-то непонятный?

– А хрен их знает… Сушей пришли, и не лень же им было. Надо бы оружие и доспехи сдать. Вот и привел, раз все равно сюда шагать.

– Дык кому сдавать, все в город ушли, а Макиляк в навозе спит, он это дело уважает. Х-х-хоть в барабан под ухом бей, все равно не поднимется.

– Так они че, каждый день на ночь в город уходят?

– Не. Вчера еще ушли. Вечером. И бродят до сих пор где-то. И не лень же им. Небось еще не ложились, – почти трезво сумел сообщить Кью.

– Ты открывать будешь или мы тут оба сейчас засохнем?! Наливай давай!.. То есть отворяй!

Нельзя сказать, чтобы я все понял из этого короткого диалога, но уяснил две важные вещи. Первое: стражник нас сюда привел не по доброте душевной или купившись на фляжку вина, а попутно. Очевидно, на сегодня у него была запланирована встреча с этим Кью, причем цель встречи не вызывала ни малейших сомнений. И второе: нас он сюда сопроводил, как ни странно, выполняя свой долг. Похоже, и впрямь с оружием и доспехами по городу шататься не дозволялось, и все это имущество мы должны оставить в порту.

Было и третье: судя по Кью, с охраной порта дело обстоит так же неудовлетворительно, как и с защитой города. Если честно, худшую систему обороны было трудно вообразить. Скорее, даже невозможно.

Распахнув ворота, Кью подтвердил мои предположения:

– Вы это… Ворота потом сами прикройте, когда оружие оставите.

Я понятия не имел, где надо оставлять оружие, и не стал уточнять – главным образом потому, что ничего оставлять не намеревался. Кью в сопровождении старшего стражника поспешно скрылся в будке у ворот, и оттуда почти сразу раздался сдвоенный звук удара донцами кружек по дереву.

В процессе планирования похода я много чего предполагал, но ожидать столь вопиющей беспечности врагов не мог. Первая часть моего гениального плана была выполнена: гавань Альлабы захвачена, причем без единой капли крови. Пришла пора приступать ко второй.

Повернувшись к младшему стражнику, я поинтересовался:

– Где здесь корабли, готовые к отплытию? Знаешь?

– А вам зачем? – удивился мальчишка.

– За тем, что мы их сейчас захватим, и если хочешь сохранить горло неперерезанным, то давай отвечай.

– Да вы кто такие вообще? – побледнел стражник.

Зеленый, догадавшись, что сейчас начнется веселье и можно уже не скрываться, с недовольным кряхтением выбрался из-под плаща, устроился на плече, придирчиво оценил ущерб прическе и невыносимо гнусным голосом, не оставляющим сомнений в лживости произносимого, ответил:

– Мы – добрые люди.

Узрев попугая, стражник еще больше спал с лица, выронил копье и с суеверным ужасом констатировал:

– Да у вас небесная птица! Уж не страж ли вы?!