Адмирал

— Ты знаешь русский язык старик? — обращаюсь я к старому лоцману.

— Знаю господин адмирал, в первую мировую в плену был в России, там и научился — почти без акцента отвечает мне лоцман — знатно вы этого Куппера на место поставили. Он плохой человек, злой. Понятно, что они нас победили, но люди всегда должны людьми оставаться. Он берёт деньги со всех с кого может, а если ему не заплатить, то судно будет ждать своей очереди несколько суток. Знайте господин адмирал, что взять плату за проход «Шарнхорста» через канал решил комендант порта. Я слышал, как он хвалился своим офицерам, что русские ему заплатят, даже если адмиралтейство против, они вас не любят и призирают, как и нас, с военных кораблей они плату никогда не берут, вы первые, с кого они потребовали деньги.

— Это не «Шарнхорст»! — вспылил старпом — это линкор военно-морского флота Советского Союза «Шторм»!

— Как бы он теперь не назывался, я этот линкор всегда узнаю. Через этот канал я водил его много раз — упрямо сжав губы ответил старик и замолчал. Я укоризненно взглянул на старпома. Ну вот какого хрена он обидел старика? Он то в чём виноват? Тем более, что только что он нам рассказал очень любопытную информацию, я бы даже сказал важную.

Корабль беспрепятственно вошёл в шлюз. Эта было мать его очень страшно! Мы стояли буквально в притирку к воротам и швартовым стенкам, с высоты рубки казалось, что линкор стоит прямо на берегу, я не видел воды по краям бортов и на носу корабля. Старик, заняв место рулевого, завёл корабль в этот бетонный карман очень точно, буквально несколькими отработанными движениями, вовремя отдав мне команду стопорить машину, а потом задним ходом, на малых оборотах, компенсировать инерцию многотонного монстра.

Пока швартовщики, видимо, бывшие моряки, принимали швартовы нашего корабля, и минут двадцать прошло, прежде чем уровень Балтийского моря и воды в канале сравнялись, мне удалось расспросить лоцмана о стоимости за проход по каналу, которую установили англичане. Оказалось, что денежные сборы напрямую зависят от величины корабля или судна. Для судна водоизмещением до тысячи брутто-регистровых тони плата составляла чуть больше трёх тысяч фунтов стерлингов. Ну а с линкора, если по тоннажу брать, выходило все тридцать две тысячи! По нынешним временам дохрена и больше! Я с нетерпением ждал встречи с комендантом порта, но он так и не появился. Жалко, а я уже и речь свою приготовил. Надо было ставить на место эту зарвавшеюся британскую морду! Может оправить взвод морпехов, что бы его пригласили ко мне в гости? Нет, наверное, это будет уже перебор, а хочется так, что сил нет!

После того как раскрылись ворота шлюзовой камеры, наш корабль медленно пошел вперед. Ущерб и повреждения, вызываемые волнами, должны быть минимальными, да и осадка в шлюзовой камере всего на несколько сантиметров больше чем у линкора. Не иди за мной эскадра, я бы из вредности дал средний ход, чтобы усложнить англичанам работу и заставить их ремонтировать шлюз, но за мной шли мои корабли, а значит следовало быть острожным. Пройдя шлюз, несмотря на уговоры старика лоцмана, я остановил линкор и подождал прохождения всех моих кораблей в канал, отойти я подальше, англичане могли и воспрепятствовать проходу эскадры.

По существующим ещё до войны правилам, максимальная скорость движения по каналу составляет восемь узлов, при которой канал можно пройти за семь — восемь часов. Следует учесть также, что над ним проходит четыре моста. Все это создает дополнительные причины для сниженной скорости движения линкора.

Странно чувствовать себя на борту огромного линкора и плыть по узенькой, в зеленых берегах речке — Кильскому каналу. Почти все свободные от вахты и работы любуются зелеными, несмотря на глубокую осень берегами и зарослями, окаймляющими канал. Навстречу нам попадаются небольшие катера и шхуны, идущие из Северного моря в Балтийское, они вынуждены останавливаться и жаться к берегу, что бы пропустить линкор. Проходим несколько расширенных мест канала. В некоторых из них стоят большие пароходы, дающие нам дорогу. Везде запустение и разруха, канал неоднократно бомбили, на его берегах стоят разрушенные дома, в некоторых местах на берег вытащены обломки погибших в канале судов. Уже в сумерки, подходим к шлюзовым камерам Брунсбюттеля. Как и в Хольтенау, их тоже две и расположены они рядом. Нашего лоцмана и его помощников сменяют другой лоцман с помощниками. Они поведут нас по Эльбе, до выходного плавучего маяка. Английские катера, привозят и забирают лоцманов, они действуют чётко и без задержек, препятствий нам никто больше не чинит. Да и по рации с нами никто на связь не выходит, предъявляя претензии. Поздно ночью подошли к плавучему маяку и распрощались с лоцманами. Поворачиваем на запад, к Английскому каналу. Начинает покачивать, сказывается близость океана. Мы идём к Корнуэллсу, а затем — через Атлантику до Ямайки.

Через океан, тральщики пойдут на буксире у эсминцев. Запас хода у них не велик, в свежую погоду в океане их будет трудно бункеровать, а по самым оптимистическим расчетам переход займет не меньше месяца. Поэтому я решил тащить их на буксире. Этот вариант движения тоже согласован с руководством, все эсминцы имеют у себя на бору надёжные, толстые канат, а схема буксировки даже отрабатывалась на учениях.

Впереди океан и тропики, я мечтал когда-то о круизе, и вот мечта сбылась. Только подо мной не рубка белоснежного океанского лайнера, а бронированный линкор, ощетинившийся орудиями, а вокруг корабля не плывут стайки дельфинов, серые корпуса боевых кораблей окружили линкор и крейсер в походном ордере.

Глава 3

По плану на переходе у нас стрельбы, и учения по хождению в разных ордерах, работа, одним словом. Команды нужно учит управлять своими новыми кораблями, учится нужно и мне. Чувствую, предстоит нам побегать и понервничать, но это всё мелочи по сравнению с тем облегчением и свободой, которую я испытал, когда наша эскадра потеряла из виду берега Европы. Всё, теперь только океан и мои корабли! Мы в Атлантическом океане и идём в мой родной Владивосток.

Атлантика — самый безопасный и простой океан. Он меньше Тихого, в нем нет большого количества ядовитой живности, как в Индийском, и идём мы самым безопасным маршрутом. Маршрут из Европы в Америку, когда корабли идут вместе с пассатами. Их еще называли торговыми ветрами, потому что именно с ними столетия назад корабли переходили из Старого в Новый свет. На этом маршруте стабильный ветер (около пятнадцати узлов) и волны, что существенно упрощает переход и экономит топливо. Обратный путь куда как опаснее. Раньше, еще до того, как на смену парусам пришли паровики и моторы, на этом маршруте можно было познать все радости океана — как недельный штиль, в котором у команды парусного судна вполне есть шанс умереть от жажды, так и многодневные ураганы. Из Европы в Америку суда идут в тропических широтах, а из Америки в Европу парусники переходили гораздо севернее — на широте Испании. В зимний сезон — с ноября по март — там просто конвейер циклонов, в это время там вообще никто не ходит. Статистика такова, что при переходе по этому пути зимой, осенью и в начале весны тонул едва ли не каждый второй парусный корабль. Но это было раньше, моему же линкору погибнуть в шторме вряд ли грозит. Скорее всего он закончит свои дни, когда его решат разобрать на металлолом из-за старости. Войн с участием флота больше не предвидится, а значит нас ждут спокойные годы.

Мы идём в сторону экватора, на Ямайку и тому есть причины. Сейчас этот остров принадлежит Великобритании, а на нём есть американская военная база, которую янки организовали там во время войны. Там мы будем бункероваться. По соглашению с американцами, в порту Кингстона нас ждет топливо и продовольствие. Всё уже оплачено и готово. Мы всё ещё союзники, хотя разногласия и недовольство друг-другом уже множатся. Будь моя воля, я конечно бы на Ямайку бы не пошёл. Куба рядом, всего то в семидесяти восьми милях. Она уже независимая страна, в отличии от той же Ямайки, хотя до революции под предводительством Фиделя и Че, ещё почти десять лет, но там наверняка тоже можно получить всё необходимое для перехода. При этом с нами идёт танкер, запаса топлива на котором нам всем, в притык конечно, но могло хватить на рейс, тем не менее, мы идём на Ямайку. Политика, чего уж тут поделать.

Совместимость команды — главный пункт длинных переходов. Об этом мало кто говорит, но опасность часто находится не в воде, а на борту корабля. Нужно понимать — вы месяц пробудете в закрытом пространстве с, возможно, незнакомыми людьми. Больше двух тысяч человек на кораблях эскадры, а значит конфликты и ЧП неизбежны, это надо принимать как данность. Особенно нужно следить за тральщиками, которые идут на буксире. Там сейчас команде делать абсолютно нечего, ну разве что на руле постоять в свою вахт, да кока поругать за плохо приготовленный обед или ужин. А от безделья людям чего только в голову не приходит. Да и выпить у них наверняка есть чего, несмотря на «сухой закон». По корабельным нормам, каждому моряку в тропиках положено по двести грамм вина, после холодных вахт предусмотренно водочное довольствие, но этого мало. По себе и «Алеуту» знаю, кто ищет, тот всегда найдёт. Брага бурлит на всех кораблях эскадры, это как пить дать. И ладно если матросы между собой сцепятся, тут капитан и замполит берут ситуацию в свои руки, а если как раз капитан с замполитом? Первый такой случай произошёл как раз через три дня, плавания. Не поделили чего-то мужики за рюмкой чая, и в лучших традициях корсаров решили выяснить отношения с использованием подручных предметов. Сам я конечно не присутствовал на месте побоища, но по рассказам очевидцев, более молодой и хорошо подготовленный физически капитан тральщика, быстро объяснил не такому молодому и крепкому, но более подкованному политически замполиту, кто же на тральщике первый после бога. И никто бы не узнал о происшествии, если бы не мой особст, который как жопой чествовал, когда ему нужно было прогуляется ночью по корме линкора. Эсминец, который тащил тральщик с взбунтовавшимися офицерами, шёл с правого борта, а шум на нём стоял такой, что чуткий слух корабельного представителя НКВД каким-то образом уловил непорядок, после чего он из радиорубки запросил радиста тральщика о происшествии.

И вот они стоят передо мною. Два офицера с разбитыми рожами. Вельбот с линкора доставил провинившихся на борт линкора и сейчас они стоят передо мной и только я могу решить их судьбу. Захочу, и замполит уйдёт под трибунал, как поднявший руку на командира, а сам командир спустится в должности до последнего помощника или тоже под суд пойдёт. Ну а могу и помиловать конечно, я тут царь и бог, мне и решать. Всё будет завесить от самих бойцов.

— Ну чё, питухи боевые?! Докладывайте, чего не поделили?! — доброжелательно начал я судилище.

— Тащ адмирал! — капитан тральщика, как и положено начал оправдываться первым, он стоял и смотрел на меня сквозь узкие щели заплывших глаз, как обычно бывает, когда сломан нос — конфликт полностью исчерпан, мы претензий друг к другу не имеем.

— Вона чё… — протянул я — молодцы какие, померились значить?

— Так тошно тащ адмиал! — отчеканил замполит тральщика, кривясь от боли в перекошенной челюсти, в которой судя по издаваемым звукам не хватало несколько зубов.

— Ты смотри, всё значит хорошо у них, зря мы их дергали, от работы отвлекали — повернулся я к особисту и сокрушенно покачал головой — бестолковые мы с тобой, людям не доверяем, а они у нас грамотные, и сами всё решили. И чего делать теперь? Наверное, нам нужно извинится за беспокойство, как считаешь?