Адмирал

Торпедисты доставили груз в один конец, и собирались утром возвращаться, так что вовремя мы появились, опоздай на час-другой, и увидели бы пустую пристань. Вот так поработав с немцами, достав карту и блокнот, я вёл допрос и записывал всё, что они видели в тех портах, где были. Мало ли нашим информация пригодится. Наведут дальнебомбардировочную бомбить важные терминалы или заправочные узлы. Почти до полудня время убил, но не зря, точно не зря. Один из выживших был унтером и знал достаточно, часто сопровождал командира на берегу, а наблюдательности ему могут позавидовать профессиональные разведчики. Вот только его слова проверить не получалось, два других немца подтвердить их не могли, если только косвенно, что видели с борта катера.

После плотного обеда, немцев тоже покормили по моему приказу, я вышел на палубу размяться и осмотрел, как наведена маскировка. Ну что я скажу, не идеально конечно, но вполне неплохо, очень даже. Указав четыре места, где нужно поправить маскировку, я вернулся обратно. На шесть часов мной всем был дан отдых до наступления темноты, кроме часовых и вахтенного, это чтобы выспаться после тяжёлой ночи и не менее тяжелого дня, а то не я один тут как зомби ходил. По немцам я отдал такой приказ, охранять, они мне были нужны.

Дёрнувшись, я чуть не ударился о койку над головной, тут всего полметра было между ними, в три уровня койки, тесно. А капитанскую каюту занял Лазарев, как я и обещал, тот стал капитаном торпедного катера, и осваивался на борту. Как я понял, все моряки, что тут были, это костяк команды. Главстаршина теперь зам Лазарева. Надо будет прикинуть и подумать, где добыть моряков. С той колонной военнопленных нам просто повезло, что там вообще моряки были. Вряд ли такое везение будет и дальше распространяться. Я генералам не давал задания, если встретят моряков, направлять их к нам, не оговаривали мы это. На свои силы рассчитывал.

Вахтенный матрос, что разбудил меня, тряся за ногу, заметив при свете тусклой лампочки, что я проснулся, и показал на часы. Время. Часы были у всех моряков, теперь у всех. Трофеи я раздавал щедро. Тем кто их добыл, тому они и принадлежат. Более того, остановив грузовик за несколько километров до села, велел построиться у машины и двинул такую речь:

– Товарищи краснофлотцы и красноармейцы. Дело, которое вскоре нам предстоит, опасное, однако я в вас верю. Хочу так же сказать, что я как командир, беря на себя ответственность, решил возродить традиции прошлого. Если кто не знает, при абордаже чужого судна или военного корабля, это судно даётся на разграбление абордажникам. Слово разграбление мне не нравиться, но согласно прошлых традиций, всё что абордажник может унести в руках, всё это его и капитан или другие офицеры, в данном случае красные командиры флота, претендовать не могут, если они сами лично не пристрелили того на ком находятся эти трофеи. Поэтому закон трофея для нас священен, с немца которого убили лично вы, можете взять себе всё, кроме оружия. Пистолетов и ножей это не касается. Если немца застрелило сразу несколько, тут делиться всё поровну между стрелками, судью для дележа, если сами справиться не можете, можно позвать кого другого моряка. Повторяю, с тел своих убитых, это всё ваше, с тел чужих можете снять, только чтобы передать владельцу, если он сам этого сделать не может. Заберёте себе, это мародёрство со всеми отсюда вытекающими. Я надеюсь, всё понятно сказал?

– Понятно!
– хорошо тогда сказал строй.

Стоит ли говорить что как на посту, так и на пристани, когда матросы и бойцы обыскивали тела убитых моряков, снимали они всё. Ане были честно принесены вещи четверых немецких моряков и ранец, куда она всё это может сложить. Быстро парни приняли новые правила, видимо те им понравились. Ну а кому это претит, могут отдать свои трофеи товарищам. Думаю, они будут не против. Главстаршина и Лазарев помимо того что осваивали катер ещё и за ними наблюдали. Крысятничества не было, а у моряков прибавилось изрядно личных вещей. Как те же наручные часы или губные гармошки, сигареты и зажигалки так у всех, хотя и не все курили.

Вот и у этого вахтенного сверкали на кисти левой руки наручные часы. Трофей. Кивнув ему что встаю, быстро собрался, а спал я в душной коробке катера полураздетым, надел обувь и, застегнув ремень с подсумками и кобурой пистолета, взяв винтовку, что стояла между койками в углу, поспешил наверх. Как оказалось, помогать Лазареву не требовалось, тот местное русло Дона и сам знал как свои пять пальцев, не раз дозорную службу нёс пока катер не потерял. Поэтому когда мы задним ходом, в темноте порыкивая дизелями, вышли из протоки и, развернувшись, пошли вниз по реке, то оставив всех на палубе, вахтенные вглядывались в ночь, а сам спустился вниз. Взяв в помощь двух бойцов, продолжил заново вести допрос. Повторно проходя то, о чём спрашивал днём, запоминая, что мне говорят немцы и записывая это в блокнот. Тем более те иногда вспоминали что-то новое. До того исписал его, что чистый ранее блокнот был исписан почти полностью, а у меня был мелкий убористый почерк. Вот так я с ними и работал пока мы не дошли до места стоянки. То, что тут всё должно быть в порядке, мы были в некоторой степени уверены. Дежурства в радиорубке были распределены между бойцами и Аней. Нет-нет они да выходили на волну, на которую была настроена радиостанция на буксире. Юра более-менее умел ею работать, так что тревогу он мог поднять, предупреждая нас. Кстати, изредка заходя в рубку, где были слышны немецкие нешифрованные передачи, я, наконец, развеял своё сомнение, все аэродромы были уничтожены. Ай да генералы, не ожидал. Более того немцы сообщали о многочисленных пропажах своих небольших подразделений, а так же исчезло несколько колонн с военнопленными. Тела конвойных так и не были найдены. Ну это может и о других колоннах, например, которую я со старшиной-разведчиком освободил или в которой генералов вели, поди разбери, но то что обе мангруппы действуют, и вполне себе неплохо, это факт. Но и мы тоже не сложа руки сидим.

Катер захватили, мост вон взорвали, есть о чём сообщить. Причём есть кому. Факт, о котором стоит помянуть. Караулов, который уходил с генералом Росляковым, чуть позже после нашего расставания, должен был отправить шифровку на Большую землю о наших планах. То, что мы тут безобразничать будем. Так что там должны об этом хорошо знать. Глядишь, им помощь подкинут. Нам вряд ли, к этому моменту нас тут не будет.

Опознались мы нормально, трижды мигнули фонариком в сторону стоянки и с десятисекундной заминкой нам ответили, три раза быстрых мигания, один длинный и один быстрый. Всё правильно. Если стоянка захвачена, дед, а именно он знал сигнал опознавания, сообщит без последнего, это означает что тут чужаки. Мы в ответ на правильный отзыв, дважды быстро мигнули. Это тоже обговорили, сообщая, что точно свои. Катер, урча двигателями, подошёл к борту бронекатера Фадеева и причалил к нему. Это всё прошло нормально. Я же, почти сразу перекликнувшись с дедом парой слов, стал отдавать приказы:

– Всем подъем, готовимся к срочному отходу. Раненых на буксир, пусть медики ими займутся. Ящики с патронами на барже?

– Да, все успели перетаскать, - сообщил дед, обнимая меня, когда я на буксир поднялся. – Машина только с пулемётами сломалась, так мы их сняли, перенесли на баржу, поэтому ничего с берега на судно заводить не нужно.

– Отлично, сколько времени экономим. Центровку погрузки проверял?

– Да ходил с твоим прибором. Пришлось перекладывать некоторые вещи, но баржа стоит ровно.

– Совсем отлично. Всё бегом, отходим.

Пока было время, я собрал совещание командиров. Кроме меня были дед, Лазарев и Фадеев. Последние были в изрядном удивлении, куда это мы несёмся сломя голову? Снова какое дело или боевая операция? Зачем тогда буксир берём, который у нас за место тыла? Совсем не понятно. Да и место для тайной стоянки тут замечательное.

– Мы уходим в Азовское море, - сказал я, когда все расселись, отчего тут же воцарилось полная тишина, ну кроме топота команды над головой и рёва запущенных двигателей, прогреваемых после долгой стоянки.

– Не понимаю, мы же хотели уйти к нашим в акваторию Волги? – проговорил Фадеев.

В отличие от него, Лазарев, что бросал на меня задумчивые взгляды, сообразил, тем более он знал, о чём говорить, был свидетелем. Вот что он озвучил:

– Мы не сможем уйти по Дону к нашим. Река перегорожена. После подрыва моста, пройти можно только через один пролёт. А между другими рухнули перекрытия и настил полотна. А там где мы можем пройти, там не пройдёт буксир. Как я понимаю, Александр его не бросит, как и баржу. Она там тоже не протиснется. Единственный выход, Азовское море через Керченский пролив к нашим. Только зачем такая спешка?

– Я когда со штурмовиками общался, свой позывной и фамилию с именем засветил. Иначе они бы меня не послушали, а так был шанс и он сработал. А немцы не дураки и дважды два быстро служат. День мы потеряли впустую, а эту ночь я терять не хочу.

– Засветил? – не понял Лазарев. – Это как плёнку засветить?..

– Правильное сравнение, - кивнул я.
– Я как бы засветился перед всеми. Все обо мне слышали. Как маяк в ночи, мол - я тут. Нужно поторопится, немцы поймут, что через мост мы не проходили, где-то тут стоим, и со временем путём умозаключений сообразят, что мы где-то в Азовском море и перекроют Керченский пролив. Хотя они его и так перекроют. До него мы дойти не успеем, перехватят, авиацию натравят, как засекут. Мы им в пропагандистских целях как кость в горле. Топить будут и тут же раструбят об этом. Но Азовское море это не Дон, спрятаться можно много где и осматривать им придётся огромные площади. Тем более у меня имеются некоторые планы на счёт северного побережья моря.