Адмиралы мятежных флотов
Шрифт:
Глава третья
И третья их встреча была чистой случайностью для них самих и всех тех, кому не дано заглядывать в книгу судеб.
Ревель. Декабрь 1915 года
Ветер с моря гулял по улочкам-коридорам Старого города, выдувая из них печные дымы, густо оседавшие в крохотных глухих двориках и проулках. Так старый моряк продувает свою прокуренную трубчонку.
В
Непенин привычно отыскал глазами крестоносного ангела, запоздало ринувшегося с постамента вслед ушедшей на погибель «Русалке», и вдруг увидел на конечной остановке конки Ольгу Васильевну в короткой шубейке, побивающей от холода нога об ногу. Рядом с ней подпрыгивала девчушка лет пяти. Обе держали в руках связки коньков и, должно быть, заждались конного вагона.
– Притормози, - велел шоферу Непенин.
– Я выйду. А ты развернись и подъедь.
Он пересек улицу и церемонно раскланялся:
– С наступающим Рождеством вас, милые дамы! Замерзли?
Встреча вышла неожиданной и приятной.
– Да, очень!
– виновато улыбнулась Ольга и потерла носик варежкой.- Перекатались на коньках.
– Ну что, - наклонился Непенин к девочке, - спасти тебя от дедушки Мороза?
– Так вы и есть дедушка Мороз!
– бойко ответила малышка.
– У вас усы снеговые.
– Ну, раз я дедушка Мороз, то ты Снегурочка!
И Непенин весело сгреб девочку в охапку.
– Ой, а мама кто?
– пищала девчушка из медвежьих объятий.
– Мама?
– Непенин внимательно посмотрел на раскрасневшуюся от мороза Ольгу.
– Мама у тебя Василиса Прекрасная.
– Премудрая!
– поправила Люси.
– Она очень мудрая.
– И Прекрасная, и Премудрая, - согласился Непенин, опуская девочку на землю.
– Ольга Васильевна, позвольте отвезти вас. Мой рысак на ходу,- кивнул он в сторону фыркающего авто.
Озябшие конькобежки проворно юркнули в салон, и старенький «паккард» покатил в город.
– Поздравляю вас с адмиральством!
– спохватилась Ольга Васильевна, рассмотрев, наконец, черных орлов на широком золоте погон.
– Благодарю. Однако давненько мы с вами не виделись.
– Да мы только к Покрову вернулись из Гельсингфорса. Почти весь год гостили у сестры, у Наташи. Помните ее?
– Я часто вспоминал все это время и Наталью Васильевну, и… вас… И тот славный либавский день… У вас были чудные маслины. Греческие. Я их очень люблю.
– У меня осталась еще бочонка. Будете в наших краях - заходите. Открою.
– Спасибо. Всенепременно. Когда вы намерены еще раз посетить наш Катриненталь?
– Наверное, в субботу.
В субботу, переодевшись в партикулярное платье, Непенин заехал на улицу Лай и увез своих дам на каток. На эстраде, сложенной из льда и снега, играл флотский оркестр. Под «Грезы» и «Оборванные струны» неслись по кругу пары, взявшись за руки крест-накрест. Мелькали вязаные шапочки, пелеринки, шарфы… А поодаль дымили самовары, споря блеском надраенных боков с зеркальным золотом бас-геликонов.
Плохо верилось, что не где-нибудь, а рядом - глазом достать - идет война, что на видимых даже с катка лесистых взгорбьях Наргена и Вульфа угрюмо смотрят в море жерла
островных батарей, что в какой-то полумиле от катка в сторону Питера прогревают моторы морские аэропланы, готовые к немедленному взлету на перехват германских цеппелинов, что сквозь плавные переливы духовой музыки несутся радиоволны боевых шифровок…На бровке катка стоял матрос, готовый по первому же зову из штаба отыскать адмирала в толпе.
– Адриан Иванович, что же вы?! Давайте с нами!
– подзадоривала Ольга Васильевна, в прелестном вязаном казакинчике, в черной шапочке и черных гетрах.
– А что? И побегу, - хорохорился Непенин, прикручивая стальные лезвия к ботинкам.
– Лучше меня в Пскове никто не бегал…
И, к величайшему своему конфузу, зато на потеху Люси, покатился, как сани, на одеревеневших вдруг ногах, выставив руки вперед.
– Охо-хо! А ведь лет двадцать, поди, на лед не вставал… Ох, как разучился… Да ведь я ж всех мальчишек обставлял…
– Господи, Адриан Иваныч, голубчик, да когда ж это было!
– хохотала Оленька.
– Руку дайте. Я вас покачу.
– Ой, качусь… Люси, голубушка, отойди, задавлю… Да я сейчас вспомню. Дайте раскататься…
Но раскататься не дали. Подбежал запыхавшийся посыльный:
– Вашедитство, в штаб кличут!
Благо штаб был недалече…
Непенин ушел. А Люся подкатила к матери, обхватила ее за ноги и стала бить кулачком в бедро.
– Не смей! Не смей с ним так больше смеяться! Ты смеялась ему, как папе. Не смей больше кататься с этим гадким Непениным…
Больше они и не катались. Ольга обожала свою сиротку, ее капризы были для нее законом.
– Ах ты, маленькая чертушка!
– вздохнул Непенин, узнав о причине затянувшегося негулянья. Так он и звал ее - «маленькой чертушкой», а она его «гадким Непениным».
Была ли это самая главная причина внезапного охлаждения их робкого романа? Разве могло укрыться от начальника СНИС - службы наблюдения и связи, что в дом Романовых зачастил некий статный кавторанг из бригады подводного плавания? И не раз, когда подбривал пред зеркалом усы, вглядываясь в мешки под глазами, приходила ему тоскливая мысль: «Да и какой я ей жених в сорок лет?! Семнадцать лет разницы… В дочери годится». И тут же вскидывалось ретивое: «Но ведь вышла же за Романова - на четырнадцать лет старше…»
Заехал на Пасху - похристосоваться и попрощаться. Нет так нет. Рвать так рвать.
Осторожно приложился к ее щекам - трижды вдохнул горьковатый запах духов…
– Христос воскресе!
– Воистину воскресе!
– Ну что, дражайшая Ольга Васильевна… Должно быть, не скоро теперь свидимся… Лед на море сходит, кампания бурная ожидается. Не съездить ли по старой памяти в Екатериненталь? На прощанье?
«Я пошла одеться, - вспоминала потом Ольга Васильевна, - а он в гостиной поджидал меня. К нему вышла Люся, и я подумала: ну, опять они поссорятся. Но каково же было мое изумление, когда я вышла и увидела, что они о чем-то оживленно говорят. Дочурка раскраснелась и что-то ему рассказывает. Адриан Иванович меня сразу не заметил. Когда мы с ним пошли, он напал на меня: как вам не грех портить такую умненькую и прелестную девочку! Нет, не в парк мы пойдем гулять, а едемте в город и накупим ей книг… С этого момента у них началась дружба, да какая! Когда я ей сказала, что собираюсь выйти замуж, то она мне вдруг говорит: ты не выходи замуж за такого-то - он нехороший, а выйди за Непенина - он хороший.