Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность
Шрифт:
Сахар в моче — отрицательный. Реакция Майнике (МКРП) — отрицательная, реакция Кана (на сифилис) — отрицательная.
Давление крови сильно повышено. При диастолическом давлении 100 мм систолическое составляет от 170 до 200 мм в возбужденном состоянии и 140 мм в спокойном. Нормальным было бы диастолическое давление до 90 мм. Морель проявляет беспокойство о сердце Гитлера и советует ему поберечь себя.
За исключением повышенного давления и связанных с ним изменений в сердце (расширенный левый желудочек и шумы в аорте), а также жалоб на боли в желудке и образование газов в кишечнике, Гитлер здоров. Однако он чувствует себя очень больным, постоянно листает специальные медицинские публикации, читает учебники по терапии и 21 декабря 1940 г. вновь настаивает на полном медицинском обследовании. Результат несколько отличается от январского: обнаруживается небольшое количество белка в моче, уробилин слегка повышен, в осадкев моче отдельные лейкоциты, небольшое количество фосфата аммония и магния. В целом же отличия с медицинской точки зрения очень незначительны.
Однако Гитлер видит в этом прямое подтверждение своих ипохондрических опасений и полагает, что нуждается во враче больше, чем когда бы то ни было. Неверный вывод Буллока, что Гитлер «до 1943 г. был практически здоровым», может быть, очевидно, объяснен только тем обстоятельством, что ему были недоступны соответствующие документы.
Когда в 1941 г. у Гитлера обнаруживаются отеки на икрах, Морель назначает еженедельно по 10 капель кардиазола и корамина, которые воздействуют на центр кровообращения и дыхания в мозгу, а также на нервы кровеносных сосудов. Для применения обоих этих средств не имеется медицинских показаний,
На этот период приходятся также указания по «окончательному решению» еврейского вопроса в Европе. 2 апреля 1941 г. в гостях у Гитлера находится Розенберг. Гитлер говорит с нимо вещах, которые Розенберг не рискует даже занести в свой дневник. «Сегодня я не могу писать об этом, но я этого никогда не забуду», — записывает он после двухчасовой беседы с Гитлером, который, очевидно, проинформировал его о своих планах уничтожения евреев. 20 мая 1941 г. отдел IV В 4 под руководством Адольфа Эйхмана получает указания о «предстоящем в скором времени окончательном решении еврейского вопроса», в которых всем подразделениям полиции в Германии и Франции предписывается предотвращение выезда евреев из Франции и Бельгии и об оставлении последних возможностей пересечения эмигрирующими из рейха евреями границы рейха «ввиду предстоящего в скором времени окончательного решения еврейского вопроса».
Еве Браун, Шпееру, Геббельсу и другим лицам из числа непосредственного окружения Гитлера приходится слышать от него, что сердце беспокоит его все сильнее. В июле 1941 г., после начала операции «Барбаросса», он во время оживленной дискуссии с Риббентропом хватается за сердце и говорит, что опасается сердечного приступа или даже смерти. 31 июля 1941 г. Геринг дает поручение Гейдриху взять на себя руководство «решением еврейского вопроса». Начиная с этого момента Эйхман и Хёсс в Освенциме изучают наиболее рациональные методы умерщвления: расстрел, удушение выхлопными автомобильными или другими отравляющими газами. Генрих Гиммлер, недоверчиво наблюдающий за Гитлером, давно знает, что фюрер болен. Уже к весне 1941 г. он, мучась сомнениями, через посредников в Швейцарии начинает изучать вопрос, как Англия прореагирует на компромиссное предложение мира, если ее партнером на переговорах будет уже не Адольф Гитлер, а он.
Вечером 2 августа Гитлер после ужина начинает разговор о России и Сталине, о большевизме и прибалтийских странах, о национал-социализме и демократии, о возможных будущих источниках энергии: о воде, ветре, приливах, а также о плантациях каучуконосов и использовании процессов гниения ила для получения газа. Затем он идет спать. Целую неделю он не появляется за общим столом. Генриху Хайму, который стенографировал в этот период времени застольные беседы, бросилось в глаза, что Гитлер был бледным, производил подавленное и явно болезненное впечатление. Это четко подтверждают фотографии, на которых Гитлер изображен 6 августа 1941 г., сразу после падения Смоленска. Гитлер выглядит больным, усталым и задумчивым.
9 августа он снова готов принимать участие в застольных беседах. Гости слышат от него высказывания программного характера, которые похожи на завещание. Он задумчиво рассказывает об основных понятиях чести офицерского корпуса, о немецком самосознании, мужестве, верности, искренности, чувстве долга, морали, женской чести и браке. Гитлеру нездоровится. Он жалуется на боль в желудке, тошноту, озноб и приступы слабости. К этому добавляется понос. Морель обнаруживает у него отеки на ногах. 14 августа ему делают электрокардиограмму, которая показывает быстро прогрессирующий коронарный склероз. Наряду с кардиазолом и корамином Морель назначает ему внутривенные инъекции прострофанты, никотиновой кислоты и строфантина. Уколы продолжаются с 1942 по 1945 г. циклами по 2–3 недели с ежедневной дозой по 0,2 мг, что соответствует общепринятым методам лечения. Спустя некоторое время для увеличения минутного объема сердца и повышения сердечной активности, а также для преодоления сосудистой недостаточности Гитлер дополнительно начинает ежедневно принимать по 10 капель симпатола.
Озабоченный своим состоянием здоровья, Гитлер проявляет недовольство генералитетом и ставит ему в вину, что продвижение на востоке осуществляется слишком медленно. Свой стратегический приказ от 21 августа 1941 г. он начинает словами: «Предложения командования от 18.8 о путях продолжения операции на востоке не совпадают с моими намерениями».
Лишь 8 сентября «шеф», как его называют ближайшие сотрудники, снова появляется за столом вместе с гостями. Никто не замечает, что его монологи 8, 9 и 10 сентября носят характер завещания, где он, в отличие от 2 и 9 августа, устанавливает континентальные в географическом отношении и глобальные в политическом отношении масштабы. Он заявляет: «Тем, чем для Англии была Индия, для нас станет пространство на востоке. Если бы я мог показать немецкому народу, что означает для будущего эта территория… Мы должны направить на восток всех: норвежцев, шведов, датчан, голландцев. Это будут части рейха… Я этого уже не переживу, но я рад за немецкий народ, что он однажды увидит, как Англия и Германия совместно выступят против Америки… Если уж кто и молится за победу нашего оружия, так это персидский шах: как только мы окажемся поблизости от него, ему уже нечего будет опасаться Англии… Если представить себе, какие созидательные силы таятся на европейском пространстве — в Германии, Англии, северных странах, во Франции, Италии — что против этого американские возможности!.. Колоссальное влияние окажет то, что в новом рейхе будет только один вермахт, одно СС, одно управление».
Гитлер постепенно идет на поправку, хотя ситуация в конце 1941 г. в Африке развивается совсем не так, как ему хотелось бы. 28 ноября под Гондаром в Абиссинии капитулируют последние 23 тысячи итальянцев, да и во всей остальной Африке начинают доминировать союзники. 10 сентября англичане занимают Тобрук, 26 декабря освобождают Бенгази. 2 января 1942 г. капитулируют войска в Бардии, 18 января — в Соллуме. Эти поражения не оказали заметного влияния на здоровье Гитлера. К моменту, когда его здоровье весной 1942 г. снова начинает ухудшаться, Роммель уже 30 января захватил Бенгази, а 2 февраля Эль-Газалу и начал готовить атаку на форт Бир-Хашейм, который 11 июня оказался в руках немцев. Гитлер жалуется на сильные головные боли и впервые признается, что память начинает подводить его. Незадолго до того, как он переносит свою ставку из Восточной Пруссии в Винницу, где его особенно донимает яркое солнце, от которого не может защитить редкая рощица посреди полей подсолнухов, его настигает тяжелое воспаление мозга. 4.7.1942 г., после переезда в ставку «Вольфе-шанце», он производит на окружающих впечатление здорового и бодрого человека, однако, ссылаясь на близкую смерть и на то, что «в могилу с собой ничего не заберешь», заявляет, что будет нести расходы на содержание ставки из собственного кармана. В Восточной Пруссии он идет на поправку, но как только в феврале 1943 г. вновь приезжает в Винницу, ему опять нездоровится. На этот раз у него грипп. Теперь уже катастрофа под Сталинградом, вину за которую он безусловно берет на себя, и неудачи в Северной Африке не проходят для него бесследно. Его внешний вид в течение короткого времени буквально преображается. Потерявшие блеск глаза навыкате, остановившийся взгляд, на щеках красные пятна. Осанка становится
сутулой вследствие легкого кифоза позвоночника в грудном отделе, а походка не совсем нормальной из-за легкого сколиоза, однако потеря симметрии еще малозаметна. Как и после ноябрьского путча 1923 г., у него снова дрожит левая рука и левая нога, которую он подволакивает. Заметны явные нарушения координации движений. Он возбуждается легче, чем раньше, раздраженно реагирует на возражения и неприятные ситуации. Упрямо держится за свои идеи и представления, которые его окружению кажутся порой ошибочными и странными. Речь в значительной степени теряет богатство оттенков. Он часто повторяется и, словно старик, постоянно возвращается к своему детству и началу политической деятельности, однако сознание остается нормальным. Ответы и вопросы следуют так же быстро, как и раньше. Тем не менее Гиммлер, которого Гитлер 18 августа наделяет дополнительными полномочиями, видит, что его опасения и выводы подтверждаются. Когда находившийся с ним в особо доверительных отношениях шеф СД Шелленберг предлагает ему в Виннице заменить Гитлера и начать переговоры о сепаратном мире, Гиммлер всего лишь делает вид, что озадачен. Он уже давно не верит, что больной фюрер в состоянии одержать победу. Об этом знает даже граф Чиано, которого в апреле проинформировали о готовности Гиммлера к компромиссному миру. В октябре 1942 г., когда страдающий от головных болей Гитлер лечит грипп и готовится к возвращению из Винницы в Восточную Пруссию, сотрудники гестапо, которым Гиммлер поручил в период отсутствия фюрера в Германии (с марта по октябрь) заняться исследованиями его происхождения, докладывают, что не нашли ничего заслуживающего внимания. Гиммлер запирает ничего не значащие «результаты исследований» своих ищеек из СС в сейф и тут же предпринимает следующий шаг. Он поручает людям из гестапо собрать весь материал о болезнях Гитлера, который только удастся отыскать. Его личный «врач», массажист Феликс Кер-стен утверждает, что узнал от Гиммлера в 1942 г., будто у того есть досье на 26 страницах, которое доказывает, что Гитлер болел сифилисом и что ему угрожал прогрессирующий паралич. Если такое «досье» действительно существовало, то это было не более чем собрание фантастических измышлений, на которые клюнул введенный в заблуждение Гиммлер. [283] Можно с уверенностью утверждать, что у Гитлера никогда не было сифилиса и он никогда не страдал прогрессирующим параличом.283
Несмотря на давно доказанные детали и взаимосвязи, подобные утверждения все еще в ходу.
С течением времени Гитлер начинает разбираться в лекарствах и тонкостях заболеваний не хуже, чем его врач. Время от времени он пытается посадить Мореля в лужу, что ему порой удается ввиду плохой памяти врача. Тот не всегда в состоянии ответить на вопросы, которые то и дело задает недоверчивый Гитлер. Хотя фюрер и выполняет указания своего врача, который к этому времени уже становится вполне влиятельным человеком и в конце концов приобретает в собственность несколько фармацевтических предприятий, но он принимает прописанные медикаменты, как правило, только тогда, когда точно знает, какое влияние они оказывают. «Однажды, — как сообщает Кри-ста Шредер, — Морель воскликнул: "Мой фюрер, я же взял на себя ответственность за ваше здоровье. Что будет, если с вами что-нибудь случится?" Гитлер пронзил его взглядом, в котором горел демонический блеск. Подчеркивая каждое слово, каждый слог, он ответил: "Морель, если со мной что-нибудь случится, то ваша жизнь ничего не будет стоить!" Несмотря на все старания Мореля, Гитлер был убежден, что лишь он сам может распоряжаться своим здоровьем.
Когда Гитлер в марте 1943 г., за несколько недель до капитуляции в Тунисе (15 мая), возвращается из Винницы в Восточную Пруссию, он выглядит стариком. Для возбуждения аппетита, снятия усталости и повышения сопротивляемости организма он дважды в день (с 1942 по 1944) принимает таблетки витаминов А и D и содержащий глюкозу интелан, а для восполнения содержания фосфора и стимуляции гладких мышц — тонофосфан (натриевую соль диметиламинометил-фенилфосфиновой кислоты), а также антигазовые пилюли Кестера и мутафлор, который в 1943 г. заменяется на препарат колигамма. Дополнительно Гитлер принимает для стимуляции пищеварения (с 1939 по 1944) эвфлат, для снятия депрессивного состояния дважды в день (в 1943) по две ампулы простакрина, представлявшего собой экстракт из семенников и предстательной железы, а с 1938 г. (по 1944) в сочетании с другими лекарствами через день витамультин с кальцием (по 4,4 см3 внутримышечно).
С конца 1942 г. Гитлер не принимает никаких стратегических решений. [284] В создании военных планов он участвует лишь эпизодически. Утверждение генерала Варлимонта, что «не могло даже идти речи о внезапном снижении уровня руководства» Гитлера, не подтверждается фактами. Начиная с 1942 г. Гитлер опасается военного риска и боится осуществлять оперативное руководство войсками. Он отказывается добровольно отдавать захваченные территории что, исходя из ситуации, сложившейся к 1943 г., было порой необходимо. Он не берет на себя смелость оголять второстепенные театры военных действий и фронты в пользу решающих участков фронта и оттягивает принятие неприятных решений до последней возможности, хотя обстановкатребует быстрого реагирования. Если в 1935 г. он спешил, проявлял настойчивость, то теперь чрезмерно осторожничает, проявляет старческое упрямство. Единственным принципом военного руководства он, как и Сталин в 1941 г. под Москвой, объявляет защиту любой ценой каждого квадратного метра территории. Если Сталин в 1942 г. отказался от своей тактики, которая чуть было не стала роковой для Советского Союза, то Гитлер, становясь все подозрительнее, придерживается ее, несмотря на весь опыт. С какой бы стороны к нему ни поступали предложения, он рассматривает их не как помощь и поддержку, а как попытку поставить его в зависимое положение. От его все более заметной недоверчивости, все более частых припадков ярости и агрессивного упрямства пострадало множество военных. В их числе все командующие сухопутными войсками: фон Хаммерштайн, фон Фрич, и фон Браухич; все начальники Генерального штаба сухопутных войск: Бек, [285] Гальдер, Цайцлер [286] и Гудериан; [287] 11 из 18 фельдмаршалов; [288] 21 из 37 генерал-полковников [289] и (кроме Шернера) все командующие группы армий «Север» в результате Восточного похода: фон Лееб, [290] фон Кюхлер, Линдеман, и Фриснер. [291]
284
В лучшем случае можно упомянуть подготовленное по его инициативе наступление в Арденнах в конце 1944 г.
285
Покончил с собой в связи с событиями 20 июля 1944 г.
286
Гальдер и Цайцлер были с позором уволены со службы.
287
Последний начальник Генерального штаба генерал Кребс погиб в Берлине.
288
В том числе и фон Браухич. Лишь Кейтель и Шернер пользовались расположением Гитлера вплоть до конца войны. Трое погибли в связи с событиями 20 июля 1944 г. (фон Вицлебен, фон Клюге, Роммель), один умер от инфаркта (Райхенау), один покончил с собой (Модель), один попал в плен (Паулюс).
289
В том числе фон Фрич, фон Хаммерштайн, Гудериан. Лишь четверо оставались с Гитлером до самого конца: фон Фитингхоф, Хильперт, Рендулич и Йодль. Трое погибли в результате неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. (Фромм, Хепнер и Бек), шестеро погибли или умерли по другим причинам (фон Шоберт, Дитль, Хубе, Хазе, Дольман, Хайтц), один попал в плен (фон Арним). Гальдер и Цайцлер были уволены со службы.
290
Фон Лееб вошел также и в число пострадавших фельдмаршалов.
291
Линдеман и Фриснер вошли в число 21 генерал-полковника.