Адольф Кетле. Его жизнь и научная деятельность

Из Берлина Кетле отправился в Веймар, где тогда праздновали 80-летний юбилей Гете. Кетле намерен был оставаться здесь только одни сутки, но радушный прием, оказанный ему маститым юбиляром, заставил его пробыть в Веймаре целых восемь дней. Знаменитый немецкий поэт и не менее славный естествоиспытатель был в это время чрезвычайно занят своими оптическими опытами и теорией цветов, и в своих беседах с Кетле каждый раз возвращался к этому предмету. Узнав, что Кетле намерен посетить съезд немецких естествоиспытателей, имеющий быть в Гейдельберге в сентябре того же года, Гете, как рассказывает Кетле, обратился к нему со следующими словами: «Итак, вы будете на этом большом рынке науки, куда каждый приходит выкладывать свой товар, указывая на все его достоинства и стараясь в то же время всеми силами умалить достоинства товаров своего соседа [4] . Вот и я один из таких соседей. Признаюсь, что мне очень любопытно знать, что там будут говорить о моих исследованиях». Далее Гете взял у Кетле обещание, что тот, не стесняясь никакими соображениями, сообщит ему всю правду относительно этого предмета. Насколько Кетле выполнил данное им обещание, нам трудно сказать, во всяком случае, он взял на себя не особенно приятную задачу, выполнить которую было тем труднее, что воззрения Гете подверглись со всех сторон чрезвычайно сильным нападкам.

4

В этом саркастическом отзыве проявилось раздражение Гете против немецких естествоиспытателей, в особенности против физиков, среди которых его теория цветов не встретила сочувствия

Посетив затем еще несколько немецких городов и побывав на конгрессе в Гейдельберге, Кетле вернулся в Брюссель в надежде, что за время его отсутствия работы по постройке здания обсерватории значительно подвинулись вперед. Можно себе представить его разочарование, когда он застал работы почти в том же состоянии, в котором он их оставил. После долгих и неприятных пререканий с архитектором, за спиной которого стоял весь муниципалитет Брюсселя, Кетле решил не вмешиваться больше в это дело, оставив все на произвол судьбы, тем более, что после отставки министра Фалька настроение в правительственных сферах изменилось не в его пользу вследствие открытой симпатии Кетле к оппозиции.

Ввиду этого обстоятельства Кетле, пробыв в Брюсселе всего около пяти месяцев, опять собирается в дорогу. В марте 1830 года он просит у правительства позволения отправиться на свой счет за границу, главным образом в Сицилию, мотивируя свою просьбу тем, что ему необходимо познакомиться с устройством итальянских обсерваторий. Позволение было ему дано, и в середине мая мы встречаем его уже в Париже, откуда он затем через Женеву отправляется в Италию, а оттуда уже ему суждено было вернуться в свое отечество, освобожденное от нидерландского режима, против которого оно боролось чуть ли не с первого дня основания Нидерландского королевства.

Весть о вспыхнувшей в Бельгии в августе революции, приведшей два месяца спустя к отделению этой страны от Голландии и к образованию самостоятельного Бельгийского королевства, застигла нашего путешественника по дороге в Рим, но не произвела на него никакого особенного впечатления. Несмотря на свое сочувствие делу революционеров, восставших против угнетения бельгийской национальности нидерландским правительством, заботившимся, главным образом, об интересах голландской части королевства, а также против попирания ногами со стороны того же правительства и без того не особенно обширных прав личности и гражданина, гарантированных конституцией 1815 года, Кетле не принимал никакого участия в политической жизни своей страны. Он продолжал спокойно свое путешествие, хотя, впрочем, отказался от мысли поехать в Сицилию, и только в конце октября вернулся обратно в Брюссель.

Первым делом после возвращения в Брюссель он посетил строившуюся обсерваторию. Можно себе представить его ужас, когда, приближаясь к месту постройки, он увидел вместо оконченного здания кучу развалин, среди которых то тут, то там торчали одинокие остатки дымовых труб или печей или выделялись отдельные стены с облупившейся штукатуркой. Оказалось, что во время революции инсургенты устроили здесь род укрепленного лагеря, который в одно прекрасное утро был превращен пушками правительственных войск в то, что представилось теперь глазам нашего убитого горем астронома.

К счастью, новое бельгийское правительство оказалось более отзывчивым к требованиям отечественной науки, чем прежнее, и ходатайства Кетле относительно продолжения постройки обсерватории увенчались теперь полнейшим успехом. По требованию министра внутренних дел вновь избранный городской муниципалитет постановил выдать недостающие еще средства, и работа сразу закипела и была окончена не далее, чем через десять или двенадцать месяцев, так что уже в январе 1832 года Кетле имел возможность переехать на новую квартиру, приготовленную для него в здании обсерватории, – на квартиру, которую он в качестве директора обсерватории занимал до конца своей жизни, в течение целых 42 лет.

После того, как мы описали обстоятельства, связанные с назначением Кетле директором Брюссельской обсерватории, – обстоятельства, указывавшие между прочим на то, с какой солидной подготовкой Кетле приступил к исполнению своих новых обязанностей, мы считаем уместным тут же охарактеризовать в кратких чертах заслуги Кетле в области астрономической науки.

Мы знаем, что Кетле еще во время своих докторских работ был чрезвычайно занят вопросом о происхождении падающих звезд. Он выступил тогда в защиту построенной Ольберсом и поддержанной Лапласом гипотезы, согласно которой метеоры суть не что иное, как камни, изверженные лунными вулканами и попавшие в сферу земного притяжения. В настоящее время гипотеза эта считается неосновательной; она уступила место другой, которой наука обязана, главным образом, Александру Гумбольдту. Последний был того мнения, что на аэролиты следует смотреть как на тела, блуждающие в безграничном пространстве и являющиеся осколками больших планет, лопнувших вследствие столкновения с другими небесными телами. Кетле впоследствии переменил свое воззрение в пользу последнего, оставаясь, впрочем, до конца дней своих в некоторой нерешительности относительно определения этого вопроса.

Далее Кетле занимал вопрос относительно определения высоты метеоров. В этом отношении он заслужил признательность науки своим методом, дающим возможность на основании только двух наблюдений, сделанных одновременно в различных местах, прийти к самым точным результатам, в то время как методы, которыми пользовались до того времени, были чрезвычайно сложны и часто оставляли сомнение в верности полученного результата. Работа, в которой Кетле развивал свой метод, была опубликована в первом томе журнала «Correspondence mathematique» и обратила на себя внимание, так что, когда Кетле вскоре после этого обратился к бельгийским ученым с приглашением испытать предложенный им новый метод на деле, он встретил с их стороны полнейшую готовность. На этом основании он в 1826 году организовал одновременные наблюдения в некоторых бельгийских городах, и сделанные затем вычисления самым очевидным образом доказали верность и целесообразность его метода, который после того и вошел во всеобщее употребление.

После произведенных в 1826 году наблюдений Кетле около десяти лет не занимался больше вопросом о падающих звездах, и только в 1836 году мы видим его опять за работой, касающейся этого предмета. В этом году он в одной статье впервые обратил внимание ученого мира на то обстоятельство, что не только ночь с 12 на 13 ноября замечательна своим звездным ливнем, но что такой же ливень можно наблюдать ежегодно в ночь с 10 на 11 августа, – обстоятельство, подтвержденное затем наблюдениями многих ученых [5] .

5

В 1837 году Кетле составил каталог метеоров; до него подобный каталог был составлен только астрономом Араго

Кетле вообще был мастером наблюдения, и этому его качеству астрономическая наука обязана одним чрезвычайно важным приобретением. Уже давно было замечено, что результаты наблюдений различных астрономов над одним и тем же объектом почти никогда не совпадают во всех отношениях; главным образом, замечена была значительная разница в указании времени прохождения или наблюдения известного небесного тела: в то время как один астроном отмечает секунды или даже части секунды, другой довольствуется отметкой только минуты, – обстоятельство, чрезвычайно затрудняющее сравнение различных результатов, что, в свою очередь, часто ведет к весьма сомнительным заключениям. Это обстоятельство многие старались объяснить тем, что наблюдатели пользовались различными часами; но когда, после удаления этой мнимой причины, результаты не изменились, перед учеными опять встал этот вопрос, чрезвычайно мешавший правильному ходу сравнительных наблюдений. И вот Кетле пришла мысль, что указанное явление является следствием индивидуальных отличий наблюдателей. Он указал, что существует большая разница не только между тем, что различные люди воспринимают, но также и тем, как они воспринятое ими объясняют. У одного человека воспринятое им впечатление раньше доходит до его сознания, у другого – позже, причем один скорее схватывает и фиксирует проявившееся в нем чувство, а другой делает это гораздо медленнее. Если принять при этом во внимание, что наблюдение не есть процесс механический, а что при нем интерпретация – объяснение наших чувств – играет выдающуюся роль, то становится ясным, что разница в индивидуальных свойствах наблюдателей должна влечь за собой разницу в результатах наблюдения, независимо от того, является ли наблюдатель знатоком своего дела или нет.

На этом основании Кетле был того мнения, что сравнения только тогда могут иметь цену, когда наблюдатели заранее самым точным образом определили, насколько они отличаются друг от друга по отношению к своим естественным способностям, от которых главным образом зависит наблюдение. Только после установления равновесия между индивидуальными особенностями наблюдателей ('equations personelles) результаты различных наблюдений могут быть, так сказать, приведены к одному знаменателю, что является, бесспорно, необходимым условием всякого сравнения каких-либо величин.