Адская бездна. Бог располагает

Ветви кустов и деревьев были усеяны птичьими гнездами. А там, где лошадь Самуила в ту грозовую ночь так ужасно зависла над обрывом, сквозь пролом в стене сверкали озаренные солнцем струи Неккара, широко, насколько хватал глаз, катившего свои воды по плодородной долине.

Это зрелище, величавое и ласкающее душу, настроило Юлиуса на мечтательный лад. Самуил же повлек пастора к воротам, украшенным обветшавшими гербами, и попросил рассказать историю старинного рода графов фон Эбербах.

– О чем вы задумались? – спросила Христиана, поднимая глаза на Юлиуса.

Молодой человек, несколько осмелевший после того, как он увидел то непроизвольное движение, каким девушка пыталась оттащить его подальше от пропасти, отвечал:

– Ах, Христиана! Вы спрашиваете, о чем я думаю? Я вспомнил, как вы только что сказали там, у бездны: «Здесь пахнет бедой». А мне, когда мы вступили в эти разрушенные стены, подумалось: «Здесь пахнет счастьем». О, вообразите, Христиана, ведь когда-нибудь придет тот, кто восстановит этот замок во всем его былом величии и красоте. Он поселится здесь, вверив свое будущее надежной охране этих древних стен, возвратив им утраченную радость и величие, и станет жить уединенно, но имея над головой это небо, перед глазами – этот дивный ландшафт, а рядом любимую жену, чистую, юную сердцем и годами, сотканную из росы и солнечных лучей! О Христиана, выслушайте меня…

Сама не зная отчего, Христиана была растрогана до глубины души. У нее даже слезы выступили на глазах, хотя никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой.

– Выслушайте меня, – повторил Юлиус. – Я обязан вам жизнью. Это не пустая фраза, а истина, в которой я твердо убежден. Мое сердце подвержено суевериям. В той дуэли было мгновение, когда я почувствовал, как острие шпаги противника коснулось моей груди. Мне показалось, что это конец. И тут я подумал о вас, ваше имя прозвучало в моей душе – и шпага прошла мимо, лишь слегка меня оцарапав. Я уверен, что в ту самую минуту вы молились за меня.

– В котором часу это было? – спросила Христиана.

– В одиннадцать.

– О! Я и правда тогда как раз молилась! – ребячески-простодушно вскричала она, весело дивясь такому совпадению.

– Я знал это. Но и это еще не все. Дуэль продолжалась, и клинок врага задел меня вторично. Удар был бы смертельным, если бы клинок не соскользнул, наткнувшись на шелковую подушечку, висевшую у меня на груди. Угадайте, что в ней было? Засушенный цветок шиповника, тот самый, что подарили мне вы.

– Ах! – тихонько вскрикнула Христиана. – И это все правда? О! Пресвятая Дева, спасибо тебе!

– Так вот, Христиана, – продолжал Юлиус, – коль скоро вы взяли на себя труд заступиться за меня перед Господом и ваша молитва была услышана, это, быть может, значит, что моя жизнь должна вам для чего-нибудь пригодиться. Ах! Если бы вы только пожелали!..

Девушка, вся трепеща, не могла произнести ни звука.

– Одно слово! – молил Юлиус, нежно и пламенно пожирая ее глазами. – Ну, пусть не слово, но какой-нибудь знак, жест, чтобы я мог надеяться, что мое признание не оскорбило вас, что вам не противна моя мечта поселиться нам вдвоем на лоне этой дивной природы, вместе с вашим отцом…

– Как? Без Самуила? – раздался у них за спиной резкий насмешливый голос.

То был Самуил: он оставил пастора и, подходя к ним, услышал последнюю фразу Юлиуса.

Христиана покраснела. Юлиус обернулся, возмущенный приятелем, так неловко и бесцеремонно разрушившим его сладкую грезу.

Но в то мгновение, когда он готов был сказать Самуилу что-нибудь весьма резкое, появился пастор, решивший, что пора наконец гостям и хозяевам снова собраться вместе. Самуил, склонившись к Юлиусу, прошептал ему на ухо:

– Что, разве было бы лучше, если бы я позволил ее папаше застать тебя врасплох?

Тронулись в обратный путь.

На этот раз все четверо шли вместе. Христиана избегала Юлиуса, он тоже больше не пытался остаться с ней наедине. Он боялся услышать ее ответ: боялся и жаждал.

По дороге им встретились пять или шесть коз. При виде гуляющих пугливые животные разбежались.

– Да это же козы Гретхен! – сказала Христиана. – Наверняка она и сама где-то неподалеку.

Скоро они и в самом деле заметили Гретхен. Пастушка сидела на вершине холма. В простом сельском наряде она вновь обрела присущую ей дикую грацию и непринужденную свободу движений.

Пастор подозвал Христиану и что-то тихонько сказал ей. Девушка понимающе кивнула и тотчас стала взбираться на холм. Юлиус и Самуил одновременно бросились к ней, спеша предложить ей руку, поддержать.

– Да нет же, – смеясь, остановила их она, – благодарю, не надо! Мне нужно поговорить с Гретхен наедине. И потом, я ведь уроженка гор, я привыкла и вполне обойдусь без вашей помощи, господа.

Дальше она поднималась на холм уже одна, легко и ловко, и почти тотчас оказалась рядом с пастушкой.

Гретхен была печальна, в глазах у нее стояли слезы.

– Да что это с тобой? – удивилась Христиана.

– Ох, фрейлейн, вы ведь знаете мою белую лань, ту, сиротку, что я нашла в лесу и выхаживала словно родную дочку. Когда я вернулась, ее здесь уже не было. Она потерялась!

Христиана попробовала утешить ее:

– Полно, успокойся! Она сама вернется в овчарню. Ты лучше меня послушай. Мне надо с тобой поговорить. Но это разговор долгий. Завтра утром, между шестью и семью часами, жди меня, я приду.

– Я тоже должна поговорить с вами, – отвечала Гретхен. – Вот уже третий день травы говорят со мной о вас. Они сказали много всякого.

– Хорошо. Так куда ты завтра погонишь своих коз?

– К Адской Бездне. Хотите?

– Нет, нет, лучше к развалинам!

– Я буду там, фрейлейн.

– Итак, завтра утром, в шесть, у руин. До завтра, Гретхен.

Христиана повернулась, чтобы уйти, и с изумлением увидела, что за ее спиной стоял Самуил. Он только что поднялся сюда, в несколько прыжков одолев холм.

– Я хотел бы предложить вам опереться на мою руку хотя бы при спуске, – сказал он.

Она так и не поняла, слышал ли он их разговор.

XXI Вещие цветы

На следующее утро около половины шестого Самуил, уже одетый и с ружьем на плече, явился в спальню Юлиуса.

– Эх ты, неисправимый соня! – сказал он. – Значит, не хочешь пойти со мной на охоту?

– Так ты собрался поохотиться? – пробормотал Юлиус, протирая глаза.

– Поохотиться на все виды дичи! Иначе для чего было тащить с собой ружья? Э, да ты снова засыпаешь? Впрочем, так и быть. Если все-таки решишься встать, отправишься вдогонку за мной.