Адская машина

Колчин без малого три часа, отрываясь на короткие перекуры, наблюдал через миниатюрный бинокль за подъездом и окнами квартиры. Каждые четверть часа Буряк выходил на связь и спрашивал об успехах. Но хвастаться было нечем. В половине первого ночи терпение Колчина лопнуло, как надувной шарик.

— Черт, что-то идет не так! — сказал он. — Возможно, ваш хваленый препарат не подействовал на Людовича.

— Подействовал, — уверенно ответил Маховский. — Должен подействовать.

Колчин хотел съязвить, но тут дверь подъезда открылась. Он припал к окулярам бинокля и поморщился, как от кислого. На улицу вышел мужчина средних лет в длинном светлом плаще, а следом за ним — молодая дамочка в короткой черной куртке и серебристых брюках. Мужчина раскрыл темный купол зонта, женщина повисла у него на руке, и серебристые брючки уплыли в темноту. Колчин опустил бинокль.

— Вы не боитесь, что нас расколют с первого взгляда? — спросил он Маховского. — Охранники поймут, что врачи из нас, мягко говоря, никакие. И вся эта маскировка, белые халаты и трубочка на груди, не спасет нас от провала.

— Послушайте, Людовича охраняют какие-то чеченцы. — Маховский снял очки и принялся протирать стекла полой халата. — Эти дети Кавказа живут в Варшаве на птичьих правах, приехали в Польшу или по гостевому приглашению, или по туристической визе. Здесь они по больницам не бегают, докторов на дом не вызывают. Кроме того, врачи «скорой» в любой стране мира в общем-то похожи.

Колчин хотел возразить, но тут из динамиков донеслось тихое постукивание. Значит, кто-то в квартире снял телефонную трубку и набирает номер. Маховский замер.

— Алло, это «скорая помощь»? — Мужчина говорил с заметным кавказским акцентом, с трудом подбирая польские слова. — У человека плохо с сердцем. Совсем плохо. Еле дышит. Приступ, да.

— Кристалл, отправить, — сказал Маховский.

Телефонная беседа оборвалась. Из динамиков донесся голос Буряка.

— Ты слышишь? — спросил Маховский. — Охранник вызывает «скорую».

— Слышу, — сказал Буряк. — Через пять минут выходите. Не волнуйтесь, работайте спокойно. Ни пуха!..

— К черту, — ответил Колчин.

Он посмотрел на наручные часы: без четверти час. Секундная стрелка, светящаяся в полумраке фосфорическим светом, описала круг, еще один круг... Колчин вытащил из-под диванчика кожаный саквояж, расстегнул замок. На дне саквояжа, накрытый газетой, лежал пистолет, рядом запасная обойма и две пары наручников. Колчин переложил обойму в брючный карман, закрыл саквояж, поставил его на колени.

Маховский плавно тронул машину с места, пересек разделительную полосу, остановил автофургон прямо перед подъездом. Снял очки и еще раз протер чистые стекла полой халата. В салоне было прохладно, однако лоб Маховского сделался влажным от пота.

— Пора, — сказал он хриплым придушенным голосом. — Пять минут прошли. Выходим.

— Подожди, рановато, — возразил Колчин. — Еще хоть пару минут подождем.

Маховский, однако, уже распахнул дверцу, вылез из машины. Колчин, чертыхнувшись, потянул боковую дверь на себя, подхватил саквояж и тоже спрыгнул на тротуар. Маховский первым вошел в подъезд. Колчин переступил порог следом за ним, огляделся. Подъезд довольно просторный, но темноватый. Высокие потолки, с сохранившейся кое-где лепниной, широкая лестница с вытертыми ступенями поднимается к лифту. Из почтовых ящиков торчат уголки рекламных буклетов или газет.

Маховский, не вызывая лифта, пошел вверх по лестнице. Колчин с саквояжем двинулся за ним. Жильцы спали, в подъезде было тихо. На площадке третьего этажа Маховский остановился перед дверью двенадцатой квартиры, нажал кнопку звонка.

Открыли сразу. Видимо, охранник, ожидая врачей, уже топтался в прихожей.

Охранником оказался тридцатилетний кавказец, довольно смазливый, с короткой стрижкой.

Кавказец настороженно глянул на Колчина, на саквояж в его руке, словно почувствовал душевное беспокойство.

— Где больной? Что случилось? — деловито спросил Маховский.

— Пожалуйста, сюда. — Кавказец пошел по коридору, показывая дорогу. — Знаете, он поужинал, включил телевизор. Час назад выпил чаю.

— Чаю? — Маховский удивленно вскинул брови. — Поздновато.

— Он всегда пьет чай часов в двенадцать.

Охранник провел гостей в большую изолированную комнату окнами на улицу. Под полутемной, под старину, люстрой стоял круглый стол, накрытый розовой скатертью. На столе — чайные чашки, открытая коробка шоколадных конфет и скомканная салфетка.

В углу, на разобранном диване, лежал пожилой мужчина, накрытый клетчатым шерстяным пледом. Из-под пледа доносились тихие, едва слышные стоны.

Маховский пододвинул стул к дивану, присел на краешек. Кавказец встал у изголовья, потормошил больного за плечо.

— Слышите, это я, Муратбек. Доктор пришел.

Колчин остановился за спиной Маховского, взглянул на часы. Уже четыре минуты, как они вошли в квартиру. Время тает, как сливочный пломбир в жару. Больной застонал, выпростал из-под пледа руки.

Маховский на несколько секунд потерял дар речи, потом откашлялся в кулак, поправил очки и снизу вверх посмотрел на Колчина. На диване, под клетчатым пледом, лежал не Евгений Людович, а совершенно незнакомый человек, тоже кавказец, лет сорока с гаком.

— Задыхаюсь, — прошептал кавказец по-польски. — Не могу больше, умираю...

— Сейчас, сейчас, — растерянно произнес Маховский. Но он явно не мог скрыть замешательства и растерянности. — Сейчас... Как имя больного?

— Его зовут Ахмед Будунов. — Муратбек говорил по-польски медленно, опасаясь, что врач может его неправильно понять. — Он находится в Варшаве по гостевому приглашению. Страховки нет. Но если нужны деньги, мы готовы заплатить, сколько надо. Понимаете?

— Да-да, — кивнул Маховский. — Разумеется, страховки у него нет...

Колчин резким движением расстегнул замок саквояжа, выхватил пистолет, бросил чемоданчик на пол, шагнул к Муратбеку и приставил ствол к горлу.