Адские поиски

— М-да, — потрясенно выдохнула я, счастливая тем, что избежала позорного падения и травм. — Видимо, моя внутренняя танцовщица где-то очень глубоко спряталась и спит или босонога, как Айседора Дункан.

В ответ на философское высказывание Аполлион хмыкнул, скрестил руки на груди и вытянул в трубочку свои красивые, как у девушки, чувственные губы.

— Не знаю, кто такая эта самая Айседора и какое отношение она имеет к твоей ужасной координации, но полагаю, дело на данный момент совершенно безнадежное, — с тоской констатировал он. — В принципе и медведя можно научить танцевать, но на это даже опытному дрессировщику нужно время, а его у нас не так уж и много.

В ответ на его заявление я было надулась. Какая наглость сравнить меня — симпатичную, пусть не всегда, но грациозную, с каким-то диким, лохматым поедателем меда! К тому же я вовсе не такая толстая, не залегаю в зимнюю спячку и искренне считаю сосание лапы, пусть даже собственной, не просто неприличным, но и совершенно негигиеничным, омерзительным процессом. Но грозящее сорваться с губ возмущение так и осталось невысказанным после ехидной шпильки Кумивара:

«Хочешь поговорить об этом? Другого времени для общения не нашла?»

«Я разговариваю с Аполлионом тогда, когда хочу. И впредь прошу не встревать в наши отношения. Между прочим, этот тип мой жених и даже кольцо презентовал. Дорогое, наверное», — парировала я.

«Дорогая, не хочу мешать твоим радужным мечтам о черном кожаном подвенечном наряде и списке гостей с Рефецием и адской девой Нефрой во главе, но спешу напомнить, что свадьба — это не то событие, ради которого мы здесь. Между тем твои друзья вряд ли содержатся в столь приятных условиях».

Я только открыла рот… и закрыла, пригвожденная его аргументами. Но не удержалась от вопроса:

— Тогда я сниму наконец это убожество?

— Это не «убожество», как ты изволила выразиться, а неотъемлемый элемент твоего образа, — категорично отрезал демон.

Надежда получить другую обувь пронзительно пискнула и скончалась где-то глубоко в душе.

— Но я не могу в этом ходить, — все еще пробовала я взывать к состраданию и даже попыталась выдавить слезу, но не смогла. Какая досада.

— Зато вполне сможешь доехать на тигре, — заявил Аполлион, подтвердив слухи, что жалость и сострадание — чувства, совершенно чуждые жителям ада. — Идем. Тебя надо причесать и накрасить.

— Накрасить? — удивленно выдохнула я. — У тебя есть женская косметика?

— Разумеется, дорогая. Общеизвестно, что косметику женщинам подарили демоны, дабы им проще было соблазнять мужчин и тем способствовать их грехопадению.

Аполлион галантно предложил свою руку для опоры, но, увидев бездну сомнения в моих глазах, буквально отодрал судорожно вцепившиеся в тигриную шерсть пальцы и сильным движением поставил на ноги.

Тиграш попытался было протестовать против наглого произвола и даже обнажил клыки, но Аполлион только насмешливо фыркнул:

— Приструни своего кота, иначе он отправится в клетку, а ты пойдешь к ночным сестрам пешком, пусть даже придется весь путь ползти на четвереньках.

«Ты не можешь так поступить!» — чуть было не возопила я, но встретила серьезный взгляд янтарных глаз Аполлиона, и сердце болезненно сжалось от тоскливого предчувствия — сможет, и очень даже запросто.

Поэтому пришлось смирить рвущуюся изнутри бурю праведного негодования, и с видом императрицы в заточении, чей горький удел терпеть рядом навязчивого, грубого тюремщика, позволила увлечь себя в другую комнату, мстительно вцепившись пальцами в крепкую руку демона. Надеюсь, синяки останутся и не сойдут неделю как минимум. А если нет… Ну что ж, я очень старалась. Как говорится, мелочь, а приятно.

Комната, в которую привел Аполлион, была выдержана в янтарных тонах. В отличие от покоев Нефры, у которой цвет спальни был ближе к желтому, здесь встречались красновато-оранжевые прожилки, словно пламя костра вкупе с закатным багрянцем неба. Перед заходом солнце почти уже скрылось, и в душу вместе с восхищением закрадывается сомнение — а встанет ли оно завтра или сгинет где-то там, за горизонтом, навсегда.

В комнате жарко пылал камин, и пламя бросало причудливые отблески на гладко отполированные стены, придавая им какую-то особенную живую теплоту. Пусть воздух в бездне и без того горячий и сухой, все же огонь придавал комнате некий домашний уют. Тиграш сразу блаженно растянулся на ковре подле огня. К моему удивлению, Аполлион промолчал. С его губ не сорвалось ни единого слова протеста. Демон торжественно провел меня к мягкому пуфику, затянутому шелком, удачно расположенному напротив большого зеркала в замысловатой золотой раме. На мой взгляд, слишком уж вычурной, но это, в конце концов, дело вкуса. Я с благодарностью опустилась на предложенный пуф и поняла, что быть красивой — долгий неблагодарный труд, результат которого окружающие воспринимают как должное. Даже расслабленные мышцы гудели и дрожали, жалуясь на свою горькую судьбину. Не представляю, как некоторые умудряются провести в подобной обуви целый день. Это же пытка почище прогулки по гвоздям. В следующий раз при встрече восхищенно сниму перед красотками шляпу. Впрочем, не выйдет. Не ношу шляп.

Аполлион гибким движением скользнул на кровать за моей спиной, удобно расположился на животе, опустив породистый подбородок на кисти рук, и с двусмысленной улыбкой предложил расслабиться и постараться получить от процесса наибольшее удовольствие.

Стена покрылась рябью, словно гладь пруда, в который чья-то рука метнула камень, и сквозь нее в комнату гибкими молчаливыми тенями скользнули три женские фигуры, облаченные лишь в подвижные набедренные повязки из многочисленных золотых цепочек, широкие браслеты и собственную красоту. Гладкие бронзовокожие тела прелестниц двигались синхронно и грациозно, словно они не единожды репетировали свое появление, стремясь привести зрителей если не в восторг, то хотя бы в мимолетное восхищение. Все трое выглядели совершенно одинаково. Прямые волосы цвета воронова крыла стрижены чуть выше нижнего края лопаток, густые челки доставали почти до самых красиво очерченных бровей вразлет. Густые, загнутые кверху ресницы заставили бы побледнеть от зависти любую куклу-моргунью. Миндалевидные, неожиданно голубые глаза смотрелись на их безупречных лицах так, словно были взяты у кого-то другого для пересадки. Прямые породистые носики, плотно сжатые губы, высокие скулы. Ни шеях красотки носили золотые ошейники такой толщины, что становилось страшно за их здоровье. Выдержат ли позвонки вес подобного украшения? Предплечья и тонкие запястья смуглянок украшали широкие золотые браслеты, на щиколотках сверкали точно такие же, только с серебряными бубенцами. Девицы были прекрасны лицом и фигурой, а своей босоногостью вообще вызвали во мне острый приступ зависти. «Небось в таких сапогах шиш бы они так прохаживались», — желчно подумала я. В руках каждая несла золотой поднос с многочисленными баночками, кисточками, футлярчиками, ларчиками и прочим.

— Это безголосые, — прокомментировал появление девиц Аполлион. — Они попытаются сделать так, чтобы ты хотя бы внешне напоминала высокорожденную леди. Внутреннее содержание нам, увы, уже не поменять. А жаль… — мечтательно закончил он.

— Если тебе так нравятся высокорожденные леди, которые любой свой шаг соизмеряют с этикетом, женился бы на такой, а не морочил мне голову, — отмахнулась от колкости я. — И что значит — безголосые?

— То и значит, — загадочно ухмыльнулся демон. — Эти славные тройняшки — грешницы. Думаю, ты об этом уже догадалась. Раз уж они оказались в аду, а не нюхают цветы в райских кущах, то просто не могут быть невинными овечками.

Я невольно вздрогнула. Считайте меня параноиком, но девицы вполне могли угодить в ад как раз за убийства незнакомых женщин в период весеннего обострения. Таких, как я. Наблюдая за тем, как пораженно вытягивается мое лицо в зеркале, демон еще больше развеселился.

— Не волнуйся, моя дорогая. Я еще не готов так быстро расстаться со своей нареченной. Девочки всего лишь лгуньи и клятвопреступницы. В наказание им приходится лизать раскаленные сковороды. Сама понимаешь, после такого не особенно хочется и можется общаться. Кстати, смею заверить, прислуживать тебе для них большая честь и, можно сказать, огромное облегчение, пусть и временное. Их наказание на время прервано.

Пока я пыталась облечь свое возмущение в слова, девушки с поклоном расстались со своей ношей и принялись за дело. Всегда приятно, когда вокруг кто-то хлопочет, так что следующий час я провела в блаженной полудреме, позволив заботливым, осторожным пальцам девушек расчесывать волосы, укладывать их в прическу, накладывать на лицо косметику. Причем все манипуляции производились с такой скрупулезностью, словно они творили художественное полотно своей жизни и рассчитывали на признание благодарных потомков. Не знаю насчет последних, но лично на меня их труд произвел неизгладимое впечатление. Когда я открыла глаза, из зеркала на меня смотрела незнакомка, и я не сразу поняла, что таращусь на собственное отражение.